ДВЕНАДЦАТЬ Тайна Колеса

Самис закричал и отпрянул от боли, сжимая глаза.

Калвин запнулась, но заставила себя петь. Темные чары шипели и плевались, ее губы онемели, словно с них капал яд. Самис упал на колени, вдавил кулаки в глаза. Его рот растянулся от боли.

Калвин мысленно, не переставая петь, сформировала слова:

Где Колесо?

Самис застонал и покачал головой.

Где оно? — требовала Калвин.

Слезы лились по ее лицу; весь самоконтроль уходил на ровное дыхание. Ее сердце колотилось в груди.

Самис теребил рукой застежки на жилете, другая рука прижималась к глазам. Калвин шагнула вперед, отпрянула, не зная, стоит ли помочь ему. Темные чары окружали их. Калвин ощущала тошноту и головокружение, она сжала подоконник, чтобы не упасть.

Наконец, Самис вытащил что-то из жилета. Кусок темного камня казался маленьким в его большой ладони. Он бросил его на пол, сжался от боли. Калвин слышала лишь его стоны:

— Прошу… прошу…

Она бросилась и схватила половину Колеса. Как только она оказалась в руках Калвин, она перестала петь. Из шума в башне осталось только дыхание Самиса. Он прижимал ладони к глазам, меж его пальцев текла кровь. Калвин сползла по серебристой стене. Она склонилась, ее стошнило меж колен, ее тошнило до тех пор, пока в ней ничего не осталось.

Дэрроу, брат? Ты проснулся?

— Пусть спит, — взмолилась Кила тихим голосом. — Ему нужен отдых.

Но нужно и услышать это. Дэрроу, брат мой, проснись!

Дэрроу глубоко дышал, укутанный спальными шкурами. Он уснул за жалким ужином, пока за палаткой бушевала снежная буря, и Кила с Халасаа укрыли его шкурами. Но теперь он резко проснулся, взгляд был встревоженным. Он прохрипел:

— Что такое?

Я услышал ее.

— Калвин? — Кила смотрела то на одного, то на другого. — Калвин говорила с тобой?

Халасаа покачал головой.

Она не кричала нам. Ей больно.

— Больно? — резко сказал Дэрроу. — Где она? Что происходит? Ты ее еще слышишь?

— Она с Самисом? — спросила Кила.

Не знаю. Я звал ее, но она не слышит меня, она далеко. Но боль… боль была в ее сердце, не в ее теле.

Дэрроу провел рукой по глазам.

— Как далеко мы дошли? Долго еще до Спарета?

Еще далеко. Но эта река ведет в разрушенный город.

— Вот, выпей, — Кила вложила в его немеющие ладони чашку с отваром. — Халасаа грел у костра.

Мы зайдем завтра дальше, когда буря пройдет, — Халасаа коснулся плеча Дэрроу. — Ветер уберет снег со льда.

— И чары Мики не нужны, — руки Дэрроу дрожали, пока он пил отвар.

— Нам пора спать, — сказала Кила. — Но нужно больше топлива для огня. Твоя очередь или моя, Халасаа?

— Не выходи, — Дэрроу опустил чашку. — Я спою больше дерева в палатку, — он уже так делал, притягивал дерево, чтобы им не нужно было ходить по снегу.

Как обычно, Дэрроу раскрыл рот, чтобы прорычать песню магии железа. И хотя он пел слова и ноты, чары не работали. В тот миг Дэрроу понял, что потерял остатки сил. Он не говорил, но что-то изменилось на его лице. Он за миг будто стал на десять лет старше.

Кила сглотнула.

— Я схожу, — прошептала она. — Мне нужно провериться.

Калвин не знала, сколько сидела над разбитым диском из черного камня. Она заметила, что Самис перевернулся и наблюдал за ней сквозь опухшие веки, обрамленные темной корочкой крови. Он моргнул, медленно закрыл глаза, кривясь, судорожно дыша от боли.

Калвин не могла на него смотреть. Она вытащила свою половину Колеса из-под туники, где в кармане она пролежала с отбытия из Антариса. Ее ладони дрожали, пока она сдвигала две половины.

Самис прошептал:

— Ты не была готова. Когда ты спросила… я догадывался, что у тебя есть вторая часть. Та, что отдала мне это, верила, что Колесо — предмет силы. Вот и увидим правду… Сделай его целым, моя королева!

Калвин удерживала половинки вместе, по руке на каждой, и спела песнь железа, чтобы соединить два куска. Трещина посреди маленького диска срасталась и пропала. Когда Колесо стало целым, Калвин сжала его, погладила камень пальцами, посылая в диск исцеляющую магию Становления. А потом она опустила Колесо на колени и убрала руки.

Она смотрела на предмет силы, жуткий секрет, который Высшие жрицы Антариса оберегали поколениями, камень, что остановил весну и выпустил на Тремарис снежную болезнь.

Колесо лежало безжизненно на ее коленях. Оно было мертвым. Горн пульсировал жизнью и силой, даже когда на нем не играли; он всегда был заряжен магией. Но Колесо таким не было. В нем не было силы. Починка ничего не изменила. Там не было магии.

Крепко сжимая Колесо, Калвин подбежала к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Снег сыпался сильнее, чем раньше, скрывал серебряные шпили и купола. Тяжелые тучи закрыли небо. Пока она смотрела, иней покрыл окно. Мир погружался в зиму; колдуны все еще болели. Дэрроу умирал. Она слепо направила все надежды на простой кусок гранита. Она была Поющей все песни, но ничего не могла сделать.

Звук позади заставил ее обернуться. Самис сел, убрал руки от лица, и Калвин увидела, что он не всхлипывал, а тихо посмеивался.

— Молодец, маленькая жрица! — его низкий голос гудел гордостью. — Я думал, ты испугаешься. Но Поющая все песни должна принимать и тьму, и свет. Не бойся тьмы, Калвин. Во тьме есть сила.

— Но в Колесе нет силы! — завопила Калвин. — Ничего не изменилось! Ничего! — она повернулась к стеклу. Тени снежинок плясали на ее глазах, ее голова была тяжелой. Она убрала бесполезное Колесо в карман.

Голос Самиса разочарованно зазвучал за ней:

— Так твои жрицы ошибались. Камень без силы, — он подошел и поцеловал ее в лоб. — Но ты проявила себя сегодня, моя королева, моя императрица! В тебе течет сила. День за днем я наблюдал, как она растет, но теперь она наполнила тебя, — он понизил голос. — Я едва могу на тебя смотреть. Ты все-таки Поющая все песни, — он сжал ее ладони и закружил. — Это новый рассвет Тремариса! Старые боги мертвы. Мы — новые боги!

Они кружили по башне, пока у Калвин не закружилась голова, пока не слились звезды и луны. Ее длинная коса распустилась, волосы рассыпались по плечам. Самис остановился, и она врезалась в него, тяжело дыша, и он обвил ее рукам и прижал к себе. Она подняла голову, его сердце бешено колотилось под ее ладонями. Белки его глаз были желтыми с красными точками, где их пронзили кусочки льда. Он убрал волосы с ее лица ладонями в крови и прошептал:

— С тайнами Десятой силы и нашим могучим кораблем нам все будет подвластно. Забудь Тремарис! Мы сможем бросить замерзший, пустой и больной мир гнить. Вместе, моя Калвин, мы с тобой… — прошептал он, — будем править мирами за звездами.

Калвин не могла отвести от него взгляда. Она подумала, что он безумен. И вдруг она притянула его лицо к себе, целовала его окровавленные глаза снова и снова, его лоб и губы. Она ощущала соль. Кровь Самиса. Слезы Самиса. Одна его ладонь оказалась в ее волосах, другая сползала по ее телу. Калвин прижалась к нему.

— Моя королева, — прошептал он. — Моя маленькая императрица, — он вскочи, сжимая ее ладонь, и потянул ее по спиральной лестнице в комнатку, где она еще не была. — Я покажу тебе величайшую тайну…

Комнатка на вершине башни была окружена бесшовным окном с низкой полкой под ним. Группа стульев с высокими спинками стояла кольцом лицами к изогнутому окну.

Самис широко раскинул руки, словно пытался обнять комнату и все в ней, его темный плащ развевался вокруг него.

— Тут Древние управляли кораблем! Подними его для меня, Калвин, моя королева! Пусть Спарет взлетит!

Он усадил ее в кресло с высокой спинкой. Калвин сжала подлокотники. Ее ладони глубоко погрузились в мягкий металл и застряли там. Ощущение было странным, но не неприятным, она словно оказалась в холодном желе. Она ощутила слабое покалывание магии на кончиках пальцев, прохладный материал кресла воспринимал магию. Она интуитивно поняла, что эти кресла работали как усилитель, сплетая и увеличивая силу певчих, что сидели там.

Самис сел в кресло рядом с ней, и материал сковал его руки до локтей. Он посмотрел на Калвин кровавыми слезящимися глазами.

— Пусти меня, — прошептал он. — Пусти.

Калвин смотрела на него, ощущала его кровь на языке. Туман горя в ее голове рассеялся, словно подул холодный ветер.