— Ах! — протянул Самис. — Твои желтые дамы были так щедры… отдали много подарков. Реликвия, говоришь? Статуя или камень?
С-сломанное Колесо, — Калвин решительно посмотрела в его глаза.
— Было что-то такое, — сказал Самис после паузы. — Среди моих вещей в Спарете. Придется поискать, — он улыбнулся.
Калвин смотрела на него. Это было слишком просто. Она подозревала, что Самис обманывал ее.
— А теперь скажи, — заговорил колдун, — у тебя есть Сила становления?
Да, — сказала Калвин через миг.
— Конечно, Сила Льда, — он оскалился в улыбке. — Осталась Сила Огня, и ты будешь Поющей все песни.
Калвин ощутила прилив хищного наслаждения.
Из-за твоих игр Горн Огня утерян. Утонул в Узле вод. Поющей всех песен теперь не будет. Тайны Силы Огня утеряны навеки.
— Да? — Самис странно улыбнулся ей. — Неужели? — он взглянул на солнце и поднял в воздух влажный палец. — Далеко на запад, — буркнул он. — Я угостил тебя завтраком. Не хочешь отплатить услугой?
Чего ты хочешь? — но Калвин уже догадывалась.
— Спой ветер, чтобы он понес нас на юг, дорогуша.
Разве ты не управляешь чарами?
— Не изображай неведение, маленькая жрица. Мы должны быть честными друг с другом. Магия железа не работает на таком расстоянии от земли, и ты это прекрасно знаешь. Не все, что строили Древние, работало от чар, но ветер будет полезным.
Калвин кивнула. Самис зарычал магию железа, и тросы отпустили руки и ноги Калвин, шелковый кляп упал.
— Пой, маленькая жрица! — завопил он. Калвин с болью сглотнула, но ее уверенность вернулась. Все будет хорошо. Самис отдаст ей украденную половину Колеса. Она как-то справится с ним, а потом соединит два куска чарами, и мир исцелится. Она вернется к остальным, наступит весна, и Дэрроу будет здоров. Ее голос был сильным и радостным, она пела переливчатые чары ветра, что уносились к облакам. Она подумала о Мике, научившей ее песням ветра, помолилась, чтобы она была в безопасности в Антарисе.
Ветер Калвин весь тот день нес их на юг. Облака внизу были такими густыми, что корабль будто парил над еще одним снежным пейзажем с горами и ущельями, что менялись от движения воздуха.
Вечером Самис чарами видимости изменил чашки холодной воды на пряное вино.
Калвин вскинула руку.
— Я не пью вино.
— Не бойся, дорогуша, это тебе голову не вскружит.
Калвин скривилась, сделав глоток.
— Теплым было бы вкуснее. Жаль, Горна нет.
Она поразилась яростному оскалу на лице Самиса.
— Ты и твои друзья были недостойны хранить Горн, — прогремел он. — Кила рассказала, как вы его использовали — грели постели, а еще как фонарь! Где же уважение к предметам силы? Лучше ему лежать забытым в Узле вод.
Глаза Калвин жгло; но разве ей было дело до мыслей Самиса?
— Без огня мы бы умерли, — проворчала она.
Самис фыркнул, но опустил тему.
— Что хочешь съесть? Назови, и твое желание будет выполнено.
Калвин замешкалась.
— Жареную форель, — сказала она. У нее было скрытое и счастливое воспоминание, как они с Дэрроу ели форель у ручья.
— Не голубь в ягодном соусе? Не устрицы в масле? Не манго?
— Что бы я ни попросила, питать это будет как сухарь, — сказала Калвин. — Так что разницы нет, да?
— Твоя логика восхищает. Если хочешь жареную форель, так тому и быть.
В этот раз Калвин оказалось сложнее поверить иллюзии, и ее рыба была жестче, чем должна была.
— Теперь мне, — сказал Самис, когда она доела. — Сегодня я хотел бы гиберанский пирог.
— Я никогда не ела гиберанский пирог. Я не знаю его вкус. Не знаю, что петь.
Самис взмахнул рукой.
— Я тебя научу. Пока не думай об облике вещи. Начнем с запаха, — он спел четкую высокую песню, и в воздухе появился сильный запах дичи. — Попробуй.
Калвин вдохнула и повторила пронзительную песню.
— Выше! — рявкнул Самис. — Выдыхай со дна легких! Боги, девчонка, тебя не учили, как использовать дыхание?
Калвин пела снова и снова, повторяя песню Самиса, что вызывала запах пирога, а потом вкус, а потом вид нежных кусочков мяса цапли в пряном соусе, укутанных в сваренные на пару листья кувшинки.
Видимость была самой сложной силой из всех, что Калвин пела; там были вариации нот, ударений, высоты, а сила дыхания меняла иллюзию кардинально. Если Сила ветров была как взмах кружкой с краской, Сила Видимости была как рисование мелкой картинки волоском.
— Неплохо, маленькая жрица, — сказал Самис. — Повара Гиберы не подали бы лучше.
Небо было темным, и Калвин поняла, что устала.
— Не знаю, как столько гелланийцев поют песни видимости. Это так сложно. Они все, видимо, с редким даром.
Самис сморщил нос.
— Многие из них учат — или покупают — лишь один трюк, и им этого хватает. Они знают одну песню, чтобы сделать ярче выцветшую ткань или заставить тусклые камни сиять. А потом они оберегают эту песню, как драгоценный камень. Чары фальшивого сна стоят больше года моего проживания в Меритуросе. Так называемые, колдуны Геллана — просто коробейники, не достойные их мастерства.
— Мне не нравится Сила Видимости, — сказала Калвин. — Она не честная.
Она ждала, что Самис рассмеется, но он не стал.
— Как и все остальное в мире, ее можно использовать для добра или зла, — он проверил пальцем ветер. — Ночью нам зачарованный ветер не нужен. Поток изменился. Если он продержится, мы доберемся до Спарета к утру.
— Так скоро? — воскликнула Калвин.
Самис вытянул ноги в тесной лодке, заставляя ее подвинуться.
— Хочешь снова увидеть Заброшенный город? Ах, великие были дни, дни нашей охоты, да?
— Ты убил моего друга Занни, ты чуть не убил всех нас!
Самис пожал плечами.
— Ты не охотник. Думаю, Дэрроу видит это иначе, — он скрестил ноги, его плащ сдвинулся, открывая кожаные сапоги до колен. — Когда вы бросили меня умирать в Спарете, я долго оставался там. Я сделал много открытий. И одним из них я очень хочу с тобой поделиться.
— Полагаю, новым способом убийства.
Самис рассмеялся.
— Дразнишь меня, маленькая жрица? Отлично! Мы подружимся.
— Как вы с Дэрроу когда-то?
Она говорила с сарказмом, но Самис ответил печальным тоном:
— У меня больше не будет такого друга, как Дэрроу.
Калвин снова ощутила запах, как специи Меритуроса, и сильное здоровое тело подвинулось под складками его плаща.
— Спи, кроха, — тихо сказал он. — Завтра будет знаменательный день.