— Ах! — протянул Самис. — Твои желтые дамы были так щедры… отдали много подарков. Реликвия, говоришь? Статуя или камень?

С-сломанное Колесо, — Калвин решительно посмотрела в его глаза.

— Было что-то такое, — сказал Самис после паузы. — Среди моих вещей в Спарете. Придется поискать, — он улыбнулся.

Калвин смотрела на него. Это было слишком просто. Она подозревала, что Самис обманывал ее.

— А теперь скажи, — заговорил колдун, — у тебя есть Сила становления?

Да, — сказала Калвин через миг.

— Конечно, Сила Льда, — он оскалился в улыбке. — Осталась Сила Огня, и ты будешь Поющей все песни.

Калвин ощутила прилив хищного наслаждения.

Из-за твоих игр Горн Огня утерян. Утонул в Узле вод. Поющей всех песен теперь не будет. Тайны Силы Огня утеряны навеки.

— Да? — Самис странно улыбнулся ей. — Неужели? — он взглянул на солнце и поднял в воздух влажный палец. — Далеко на запад, — буркнул он. — Я угостил тебя завтраком. Не хочешь отплатить услугой?

Чего ты хочешь? — но Калвин уже догадывалась.

— Спой ветер, чтобы он понес нас на юг, дорогуша.

Разве ты не управляешь чарами?

— Не изображай неведение, маленькая жрица. Мы должны быть честными друг с другом. Магия железа не работает на таком расстоянии от земли, и ты это прекрасно знаешь. Не все, что строили Древние, работало от чар, но ветер будет полезным.

Калвин кивнула. Самис зарычал магию железа, и тросы отпустили руки и ноги Калвин, шелковый кляп упал.

— Пой, маленькая жрица! — завопил он. Калвин с болью сглотнула, но ее уверенность вернулась. Все будет хорошо. Самис отдаст ей украденную половину Колеса. Она как-то справится с ним, а потом соединит два куска чарами, и мир исцелится. Она вернется к остальным, наступит весна, и Дэрроу будет здоров. Ее голос был сильным и радостным, она пела переливчатые чары ветра, что уносились к облакам. Она подумала о Мике, научившей ее песням ветра, помолилась, чтобы она была в безопасности в Антарисе.

Ветер Калвин весь тот день нес их на юг. Облака внизу были такими густыми, что корабль будто парил над еще одним снежным пейзажем с горами и ущельями, что менялись от движения воздуха.

Вечером Самис чарами видимости изменил чашки холодной воды на пряное вино.

Калвин вскинула руку.

— Я не пью вино.

— Не бойся, дорогуша, это тебе голову не вскружит.

Калвин скривилась, сделав глоток.

— Теплым было бы вкуснее. Жаль, Горна нет.

Она поразилась яростному оскалу на лице Самиса.

— Ты и твои друзья были недостойны хранить Горн, — прогремел он. — Кила рассказала, как вы его использовали — грели постели, а еще как фонарь! Где же уважение к предметам силы? Лучше ему лежать забытым в Узле вод.

Глаза Калвин жгло; но разве ей было дело до мыслей Самиса?

— Без огня мы бы умерли, — проворчала она.

Самис фыркнул, но опустил тему.

— Что хочешь съесть? Назови, и твое желание будет выполнено.

Калвин замешкалась.

— Жареную форель, — сказала она. У нее было скрытое и счастливое воспоминание, как они с Дэрроу ели форель у ручья.

— Не голубь в ягодном соусе? Не устрицы в масле? Не манго?

— Что бы я ни попросила, питать это будет как сухарь, — сказала Калвин. — Так что разницы нет, да?

— Твоя логика восхищает. Если хочешь жареную форель, так тому и быть.

В этот раз Калвин оказалось сложнее поверить иллюзии, и ее рыба была жестче, чем должна была.

— Теперь мне, — сказал Самис, когда она доела. — Сегодня я хотел бы гиберанский пирог.

— Я никогда не ела гиберанский пирог. Я не знаю его вкус. Не знаю, что петь.

Самис взмахнул рукой.

— Я тебя научу. Пока не думай об облике вещи. Начнем с запаха, — он спел четкую высокую песню, и в воздухе появился сильный запах дичи. — Попробуй.

Калвин вдохнула и повторила пронзительную песню.

— Выше! — рявкнул Самис. — Выдыхай со дна легких! Боги, девчонка, тебя не учили, как использовать дыхание?

Калвин пела снова и снова, повторяя песню Самиса, что вызывала запах пирога, а потом вкус, а потом вид нежных кусочков мяса цапли в пряном соусе, укутанных в сваренные на пару листья кувшинки.

Видимость была самой сложной силой из всех, что Калвин пела; там были вариации нот, ударений, высоты, а сила дыхания меняла иллюзию кардинально. Если Сила ветров была как взмах кружкой с краской, Сила Видимости была как рисование мелкой картинки волоском.

— Неплохо, маленькая жрица, — сказал Самис. — Повара Гиберы не подали бы лучше.

Небо было темным, и Калвин поняла, что устала.

— Не знаю, как столько гелланийцев поют песни видимости. Это так сложно. Они все, видимо, с редким даром.

Самис сморщил нос.

— Многие из них учат — или покупают — лишь один трюк, и им этого хватает. Они знают одну песню, чтобы сделать ярче выцветшую ткань или заставить тусклые камни сиять. А потом они оберегают эту песню, как драгоценный камень. Чары фальшивого сна стоят больше года моего проживания в Меритуросе. Так называемые, колдуны Геллана — просто коробейники, не достойные их мастерства.

— Мне не нравится Сила Видимости, — сказала Калвин. — Она не честная.

Она ждала, что Самис рассмеется, но он не стал.

— Как и все остальное в мире, ее можно использовать для добра или зла, — он проверил пальцем ветер. — Ночью нам зачарованный ветер не нужен. Поток изменился. Если он продержится, мы доберемся до Спарета к утру.

— Так скоро? — воскликнула Калвин.

Самис вытянул ноги в тесной лодке, заставляя ее подвинуться.

— Хочешь снова увидеть Заброшенный город? Ах, великие были дни, дни нашей охоты, да?

— Ты убил моего друга Занни, ты чуть не убил всех нас!

Самис пожал плечами.

— Ты не охотник. Думаю, Дэрроу видит это иначе, — он скрестил ноги, его плащ сдвинулся, открывая кожаные сапоги до колен. — Когда вы бросили меня умирать в Спарете, я долго оставался там. Я сделал много открытий. И одним из них я очень хочу с тобой поделиться.

— Полагаю, новым способом убийства.

Самис рассмеялся.

— Дразнишь меня, маленькая жрица? Отлично! Мы подружимся.

— Как вы с Дэрроу когда-то?

Она говорила с сарказмом, но Самис ответил печальным тоном:

— У меня больше не будет такого друга, как Дэрроу.

Калвин снова ощутила запах, как специи Меритуроса, и сильное здоровое тело подвинулось под складками его плаща.

— Спи, кроха, — тихо сказал он. — Завтра будет знаменательный день.