На следующий день утром, когда еще все спали, в дверь Кудимовой избы неистово загрохотали чем-то тяжелым.
— Эй! Отворяй! — раздались снаружи грубые голоса. — Где хозяин?! Отворяй! Не то всю избу разнесем по бревнышку!
Кудим вскочил с лежанки, схватил кочергу, смахнул задвижку и внезапно рванул дверь на себя: в избу головой вперед, гремя железом брони, влетел человек. Он не удержался на ногах и, сбив по пути скамью, острием стального шлема вонзился в бревенчатую стену. Смерд ткнул кочергой другого, загородившего проем: тот охнул и согнулся пополам. Богатырь рванулся вперед и оказался лицом к лицу с тремя всадниками.
— Р-рубите яго, разбойника! — возопил знакомый голос. — Р-руби-и по слову воеводы!
— Постой! — густо отозвался бас другого комонника. — Да это, никак, Кудим Пужала?
— Так оно! Пужала и есть, — подтвердил третий всадник.
Великан пригляделся.
— Никак, Варакша?
— Да я же!
— А че вам тут надобно?
— Да вот вчерась энтот тиун примчался к воеводе и базлает: «Разбой!» Ну, Слуд и спослал нас. А клоп сей вонючий, — Варакша указал на Чегиря, — не сказывал, кто тот разбойник, и привел нас к твоей избе. Вот и все.
— Слазь с коня, брат. Зайди в дом, отведай угощенья моего. И воев своих зови.
— Дак один уж в избе, — рассмеялся витязь. — Другой вон стоит, будто твоя кочерга, согнулся. А энтого помнишь?
— Никак, Ломка, Будилы-городника сынок? Ну да, он! Ну витязь, чистый витязь! Милости прошу отведать хлеба-соли! — поклонился смерд боевым соратникам.
Стукнутый кочергой дружинник пришел наконец в себя и распрямился. Хоть и морщился от боли воин, но Кудиму улыбался, как родному.
Склонившись в поясном поклоне, на пороге стояли хозяйки дома, приглашая гостей в горницу.
Чегирь сидел на коне, вертел головой в растерянности и не знал, что говорить и делать. Ему подсказал седоусый Варакша: размахнувшись богатырской десницей, он так огрел доносчика плетью, что тот волком взвыл.
— Вон отселева, паскудник! Черной лжой на гридя княжецкого поклеп возводить?! Поди прочь, пока голова на плечах!
Дважды тиуна просить не понадобилось. Он рванул повод и так заспешил, что, казалось, еще мгновение, всадник обгонит в своем стремлении коня и улетит в поднебесье.
Когда хозяин и гости вошли в избу, дружинник, влетевший сюда поневоле, все еще барахтался на полу, силясь вырвать шлем из стены. Кудим легко, словно морковку из грядки, выдернул его, поставил на ноги и обнял радостно:
— И ты тута, Гаркуша?! А сказывали, будто бы тебя козары в полон увели?
Гаркуша ошалело поводил глазами.
— Пужала, што ль? — наконец выдохнул он изумленно…
Узнав о происшедшем, воевода Слуд посмеялся от души. Но вступать в свару с Ядреем ему не хотелось, и Слуд обо всем через гонца доложил Святославу. Князь сразу вспомнил о подвигах силача-смерда.
— Уж не тот ли это богатырь, что зарубил в бою самого Хаврат-хана?
— Он! — подтвердил гонец, черный, щуплый и ловкий воин с хитрыми глазами. — И еще, великий князь, Кудим стрелами из могутного лука почитай два десятка воевод козарских с коней поссаживал. А сколь простых степняков он мечом да секирой достал, о том один Перун только и ведает.
— А ты откуда знаешь?
— Дак ить Кудим-то сельчанин мой и побратим. Нас воевода Слуд вместе в витязи повенчал: его — гридем, а меня — оружничим при нем.
— Как величать тебя?
— Тимоха Грач, пресветлый князь.
— Наслышан, — улыбнулся Святослав. — А вот ни того, ни другого повстречать не довелось. Но награда давно уж ждет вас: и Кудима Пужалу, и тебя.
— Меня-а?! — опешил от счастья Тимка.
Князь глянул на него с усмешкой, вполголоса сказал что-то отроку. Вскоре тот принес две нашейные гривны[73] — золотую и серебряную.
— Это тебе за доблесть ратную. За то, что спас от поругания стяг княжецкий, — подал Святослав серебряную гривну удалому переяславцу.
Оружничий грохнулся на колени.
— Встань! А этой золотой похвалой пускай именем моим воевода Слуд наградит Кудима Пужалу! И еще передай воеводе: Кудима не трогать и не обижать под страхом гнева моего! Ядрею я тоже укажу.
— Спаси тебя Перун, великий князь! Оченно ты нам с Кудимом потрафил!
— Так бери же злато боевое для побратима своего.
— Не-ет, княже.
— Што-о?! Эй, отроки!
— Погодь, князь. Не гневись. Не в обиду я. Только гривна эта Кудиму мала будет. Ему втрое поширше супротив моей надо.
— Ха-ха-ха-ха! — откинулся на спинку кресла князь. — Эт-то как поширше? Какую ж, например?
— Да с полхомута конского. Никак не меньше.
Святослав смеялся так громко и так долго, что Тимка подумал со страхом: «Как бы не захлебнулся, князь-та!»
Отсмеявшись, властитель Руси сказал:
— Ты езжай в Переяслав-град. А я пришлю гривну Кудиму пошире этой, чтоб впору богатырю была. Не забудь слов моих для воеводы Слуда. Иди…
Тудор с сыном заканчивали уже пятый круг пахоты, а сосед все еще не откликался на его предложение — покалякать. Наконец Кудим остановил волов и через пашню пошел на зов.
Они и двумя словами не перемолвились, как зоркий глазами Тудор показал рукой в степь:
— Глянь, комонники скачут! Не быть бы беде?
— Так путь их от Киев-града. Наши комонники, — лениво отозвался великан.
— Все могет быть, — пробормотал шорник, отвязывая от плуга рогатину.
— Пожалуй. Эй, Шумила! — крикнул Кудим своему погонычу. — Подай-кось копьецо мое!
Шумила, мужик не малосилок, Кудимово «копьецо» притащил волоком: свою рогатину он держал на плече.
Вскоре на Тудоровом поле выстроилось десятка два пахарей с копьями, мечами, дубинами и луками наготове. Погонычи привели сюда же волов, чтобы загородиться от нежданной беды. Для обороны поставили в ряд перевернутые плуги и сохи острыми ножами-ралами в сторону противника. Пахари с тревогой наблюдали за приближающимся отрядом.
— Похоже, наши! — медленно проговорил Тудор. — Вона шеломы островерхие и щиты червленые.
— Точно, русичи скачут! — загалдели мужики.
Разбрасывая копытами горячих коней вспаханный чернозем, к оратаям подскакала полусотня вооруженных всадников. Впереди лихо сидел на поджаром карабаире витязь небольшого роста, по виду — старшина отряда.
— Здравы будете, люд честной! — приветствовал он пахарей.
Землепашцы земно поклонились в ответ.
— Аль не признал меня, Кудим? — Витязь белозубо улыбнулся.
— Мудрено признать. Уж не Летко ли Волчий Хвост?
— Он самый.
— Да-a, ако жаро-птица стал. Сказывай, зачем пожаловал, сокол ясный? Слыхано, ты теперича при Святослав-князе в воеводах ходишь? Высоко залетел!
— Слух верен. А пожаловал я по двум делам. Одно — к Харук-хану поспешаю мира делить.
— Дело доброе — замириться с тем свирепым князем козарским. Сосед наш, чать. Сколь крови-руды русской пролил хан тот, кто сосчитает? Замиришь Харука с Русью, поклонимся тебе до земли.
— Замирю! — твердо пообещал Летко.
— Ну, а што еще, Летко Волчий Хвост, князь наш тебе наказывал? Поведай, коли можно. А то мы тут в глуши живем, мало што слышим и ведаем.
— Отчего ж нельзя? — улыбнулся воевода. — Не утаю и второго дела, кое мне поручено великим князем.
Витязь обернулся к отряду:
— С коней, братие!
Сам воевода тоже спрыгнул наземь.
— Ставр, подай дар княжий!
Оруженосец подошел к начальнику и протянул ему раскрытую ковровую суму. Летко запустил туда руку, вынул плетеный золотой обруч.
— Братие! Оружие к почету!
Спешенные богатыри вырвали из ножен блестящие клинки мечей.
— Витязь Кудим Пужала! — обратился воевода к богатырю-смерду. — Великий князь Киевский жалует тебя за великий подвиг ратный при защите земли Святорусской золотой похвалой!
И тысяцкий надел на могучую шею ошарашенного переяславского героя золотую гривну. Кудим слова не мог вымолвить от великого потрясения: такого он не испытывал даже в яростных битвах, когда тяжелые удары мечей попадали по его шлему.
— Братие и дружина! Воздадим воинский почет славному оборонителю земли Русской! — воскликнул Летко и первым взметнул над головой обнаженный меч.
— Слава! Слава! Слава! — грянули богатыри.
И смерды-пахари вторили воинам, потрясая рогатинами, дубинами и тугими луками.
Кудим низко поклонился тысяцкому и его воинам, потом односельчанам:
— Благодарствую за честь, братие! Передай, Летко, мой низкий поклон великому князю за почитание ратника!.. Хоть и скуден достаток мой, однако ж я приглашаю всех на трапезу к очагу моему! — Именинник повел рукой в сторону селища.