Через небольшое время из чащи донеслось глухое урчание, по дороге вслед за мотоциклом двигалась вражеская колонна; вероятно, обозначенный на карте брод привлек внимание отходящих немцев. В распоряжении разведвзвода оставались считанные минуты.

— Олухи царя небесного! — рассердился Владимир Богданович, глядя на пленных. Потом пополоскал в ручье сапог и показал рукой на середину брода. Разведчики поняли взводного без лишних слов, сгруппировались у берега и ждали команды. Раздеваться было уже некогда, они лишь изготовились поднять над головами боеприпасы и рацию. Владимиру Богдановичу подали из кузова давно надутую для него — на всякий случай — запасную камеру, он надвинул ее на себя.

— Вперед, — тихо произнес он. Разведчики пошли в воду, за спинами у них быстро нарастал шум, немцы приближались к реке.

Владимир Богданович брел по грудь в воде, провисая, в своей камере, как на подпруге. На течении его почти сбило с ног, но поддержал вездесущий Буряк, и он выбрался на отмель. Вплотную за разведчиками барахтался автомобиль, но, как только машина добралась до середины брода, мотор заглох. С берега разведчики замахали водителю руками: «Выходи!» За рекой взвод залег, радист застучал ключом, посылая координаты для авиации.

Перепаханные гусеницами дороги, догорающие танки, исковерканные желто-зеленые пушки и тягачи изрядно загромождали дороги, снижали скорость преследующих войск. На окраине безлюдной деревушки Крутов увидел автомобиль, а затем и самого начальника инженерных войск полковника Кудина, который расхаживал возле грубо сколоченной, из неошкуренных бревен, вышки. Такие вышки немцы ставили в глубине, в тыловых узлах обороны для наблюдения и защиты от партизан — там, где не держали постоянного гарнизона. Евгений обратил внимание на аккуратно обнесенные колючей проволокой участки местности и понял, что это минные поля.

— Взгляни… — Полковник Кудин махнул рукой в сторону соседнего блиндажа.

Евгений подумал, что внутри обнаружен минно-взрывной сюрприз, но, когда сбежал вниз, увидел на стене подземного убежища распятого бойца: глаза его были открыты, в запястья и в шею вогнаны железные штыри… Евгений оторопел, он не мог оторваться от мертвых глаз, ему стало тошно. Он попятился и пулей вылетел наверх.

По дороге двигались войска. Евгений видел сидящих в грузовиках солдат с довольными лицами, многие громко смеялись, и ему хотелось крикнуть: «Замолчите!»

Евгений слышал, как полковник выяснял местонахождение Первого — это значило командарма, — и ему ответили — был слышен голос в наушниках, — Первый выехал из «Цветка» и скоро появится у себя. Евгений знал, чем озабочен полковник: на левом фланге нависла угроза сильной контратаки, нужно было срочно выбросить туда две-три роты саперов с минами. Собственно, инженерно-саперный батальон без первой роты, вместе с артиллерийско-противотанковым резервом, уже перебрался туда, следом предстояло идти и роте Евгения. Евгений ждал, покуда полковник закончит разговор — возможно, будут уточнения, — подрисовывал на карте примерный участок минирования, около километра по фронту: в роте имелось три машины противотанковых мин. Он машинально тушевал красным карандашом на карте вытянутый кирпич, зная по опыту, что на местности минировать будут почти наверняка не здесь, что рубеж, для отражения контратаки — понятие довольно условное, и никто заранее, точно не знает, в какое время, где и в каком боевом построении пойдет противник. Да и не это, как ни странно, занимало сейчас Евгения, а то, что на лице обычно суховатого и строгого Кудина светилась улыбка, весь он был странно оживленный, и его приподнятость никак не соответствовала сложившейся обстановке. Со стороны казалось, будто полковник и капитан невероятно довольны известием о назревающем ударе противника.

Положение на левом фланге беспокоило и командующего. Он выслушал свежий доклад армейского разведчика, находясь на КП одной из дивизий первого эшелона, и немедленно выехал на левый фланг.

Генерал Колосов ехал дорогой, обсаженной деревьями. «Екатерининские березы, старый тракт… Не светлейший ли Потемкин приложил руку?.. Нет… березы столько не живут…» — размышлял он, отдыхая. Солнце светило справа, оно склонилось уже довольно низко, деревья откидывали тени через всю дорогу; эти тени методично набегали, словно ударяли по капоту, по ветровому стеклу, по глазам, и это раздражало генерала. Он приподнял козырек из темной слюды, заслонил глаза, но на дороге все равно рябило. Впереди генерала переваливался неуклюжий броневичок, он был тяжеловат, на каждом повороте оседал, клонился в сторону и сбавлял скорость, и эта медлительность тоже была неприятна. Генерал видел, как притормаживал его водитель, чтобы не боднуть броневичок, и хотел сказать: «Давай обгоняй…» Но не сказал, довольно того, что вторую — охранную — машину оставил в штадиве: что-то в ней забарахлило…

Генерал протянул через плечо руку, с заднего сиденья адъютант подал ему карту, он развернул склейку на коленях. По сути, события развивались, как и следовало ждать, — дивизии первого эшелона продвигались в хорошем темпе. Все шло по плану, далее занесенный немцами на фланге танковый кулак не являлся особой неожиданностью: о непосредственном выдвижении вражеских танков летчики донесли еще с утра. Генерал с удовольствием подумал о летчиках, которые сейчас уже определенно бомбили немецкую колонну.

Генерал взвесил и положение соседей. Впрочем, ничего нового для себя он не извлек: правофланговая армия продвигалась на одной линии с его дивизиями, а вот сосед слева отстал, на стыке образовался разрыв, и открытый фланг не ускользнул от внимания немецкого командования. Как следствие — туда нацелилась контратакующая группировка противника, и это не только отвлечет силы, считал генерал, но и может снизить темп наступления. Командир левофланговой дивизии и так уже оглядывается: «По тылам бы не резанули!..»

Генерал Колосов вздохнул, но ни адъютант, ни шофер не приметили ни малейших колебаний, сомнений на его всегда спокойном лице. Между тем сомнения у него были, хотя все четыре фронта, наступающие в Белоруссии, прорвали оборону противника на шести участках, окружили и разгромили витебскую и бобруйскую группировки противника, нанесли ему серьезный урон в районах Орши и Могилева, заставили поспешно отступать на всем фронте от Западной Двины до Припяти. Противник начал отводить войска за Березину. И однако… контратака! На фоне всей громадной по масштабам операции «Багратион» это был лишь эпизод, но для армейской операции удар свежей панцирной дивизии, да еще по открытому флангу, мог быть достаточно ощутим.

Нависшая на фланге угроза отчетливо проявилась еще утром, и командарм тогда же решил: отразить контратаку с места. Это было удобно: почти по самому флангу, сливаясь с разгранлинией, вился болотистый ручей. Обойти этот рубеж немецкие танки не могли. Да и не хотелось командарму затевать на фланге встречный бой, отвлекать с главного направления значительные силы, растаскивать преждевременно второй эшелон. Особенно после недавнего разговора с Москвой.

— У вас наметился успех, товарищ Колосов… — послышался негромкий голос в трубке.

— Да, товарищ Сталин.

— Товарищ Василевский предложил вводить на вашем участке танковую армию. Мы с этим согласились…

Фронтовые подвижные соединения ушли вперед, их передовые отряды опередили общевойсковые армии на добрые полсотни километров, и в этих условиях Колосов должен надежно блокировать, не оставлять свободы действий рассеченным и разрозненным войскам противника. Но если сейчас бросить на разгром контратакующей немецкой дивизии значительные силы, темп армейской операции неизбежно снизится…

Колосов знал, что кардинально изменить решение перед самым началом боя — дело нереальное, если бы даже хотел: части уже выдвигались на указанные рубежи, приняли боевые построения, наладили взаимодействие, и ломать все это поздно… Знал это Колосов, но сомнения донимали его. Он оторвался от карты, прикрыл глаза; после бессонной ночи ему нужен был хоть короткий, на несколько минут, отдых. Он не мог бы определить, сколько времени ехал он в полудреме, скорее всего, несколько мгновений, но ясно услышал очередь, почувствовал, как «виллис» дернуло и он завихлял по дороге. Колосов тревожно открыл глаза, понял, что охранного броневичка нет, он скрылся где-то за поворотом…