Но у милиции в тот день не было водометов. У большинства из них не было даже дубинок, не говоря уж о табельном оружии. Брюки, короткие рубашки да фуражечки - вот и все оружие против огромной толпы. У немногих были щиты. Те стояли в первых рядах вместе с куликовцами. Падали тоже вместе.

Воронцов растерянно смотрел, как мимо вели молодого пацана в милицейской форме. Фуражки на нем не было, руками он закрыл правый глаз. Из-под рук вытекала кровь - спокойно так текла, но уверенно. Синяя рубашка неотвратимо наливалась красным. За ним бежали медики с носилками. Рука свисала с них и болталась в такт шагов.

На Воронцова никто не обращал внимания: он был безоружен и никуда не бежал. Со стороны он казался всем слегка испуганным, нервным обывателем. Такие погибают случайно. Или попадают под горячую руку. Ну то такое.

Выскочив на Греческую, Воронцов обомлел. Он увидел каменное небо. Натуральное каменное небо. Стрелки майдана бежали ручейком. Выхватываешь из кучи камень, бежишь, набираешь скорость, метаешь, бегом возвращаешься, и так несколько кругов, потом на отдых. Бегают несколько рядов по несколько десятков человек. Камни в воздухе висели постоянно. В это время стрелков прикрывали щитоносцы, отражая немногочисленные ответы куликовцев.

Возле одной из тумб отдыхал один из дружинников. Лицо его было закрыто арафаткой, но несмотря на это Воронцов узнал приятеля:

- О, Андрюха! Привет! Как вы тут?

- А, Санчес... - парень стащил платок, утер рукой влажный лоб. - Черт его знает, как мы тут. Куда-то народ весь делся. Нас тут сотни три всего. А этих тысячи понаехали.

В районе Соборки что-то бахнуло. Андрюха отмахнулся:

- Петардами швыряются у себя. Дух поднимают. Но на всякий случай, будь осторожен: муйдауны скотчем обматывают их. А между слоями скотча обломанные зубочистки. Если попадет несколько десятков таких заноз - хирург замучается искать. Рентген их не берет. Не глубоко, конечно, попадают, но несколько десятков. А это, на минуточку, немного больно. Так что, держись подальше от них. Все, мне пора.

Андрюха поднялся, натянул арафатку на лицо, взял фанерный щит, зашагал было в сторону шеренги милиционеров и куликовцев, но вдруг обернулся:

- Сань, сбегай на Соборку, глянь, шо там упыри думают. Держи вот ленточку, шоб не палиться. - Андрей протянул Воронцову желто-голубую ленточку. - Трофейная.

- У меня есть. Я еще в марте у Дюка ее надыбал.

- Давай через Дерибасовскую, там спокойнее.

Ни Андрюха, ни Воронцов не знали, что больше они никогда не увидятся. Андрюхи не будет ни в списках погибших, ни в списках арестованных. Длинный и носатый одессит просто исчезнет. Заявления о пропаже не примут новые украинские милициянты.

А пока Воронцов быстрым шагом шел к Дерибасовской мимо торгового центра 'Афина'. Возле него стоял микроавтобус с надписью 'Донбасс-Одесса. Вместе мы сила''. Когда он выскочил на самую знаменитую улицу Одессы, на его груди уже болталась жевто-блакитная ленточка. Георгиевская лежала во внутреннем кармане курточки.

А на Дерибасовской народ активно снимал происходящее, сидел на заборе городского сада, пил пиво на летних площадках 'Пивного сада' и 'Фанкони'. Мимо пробегали какие-то невменяемые люди в камуфляжах немецкого типа и хрипло орали: 'Москали человека убили!'. При этом они махали руками словно крыльями. Создавалось впечатление, что в Одессу прилетело племя каких-то безумных птиц с окровавлеными клювами. Только вместо крови красно-угольные повязки.

Возле памятника Утесову в Воронцова вцепилась обеими руками жирная тетка. Безумным взглядом она впилась в лицо Сашки:

- Где у вас тут Соборка??? Там раненые, там сотни раненых, им нужна моя помощь!!! - в руке она держала пакетик, из которого торчала вата.

- Где, где... Прямо! - до Соборной площади было метров двести по прямой. Ни один одессит, или хотя бы турист, приехавший в Маму второй раз не задали бы этого вопроса.

Тетка, смешно ковыляя по брусчатке, побежала в сторону площади. Тонкое бледно-розовое платье в обтягончик: чисто поросенок Фунтик. Она бежала, размахивая кульком, из него падали куски ваты. Их поднимал ветерок, но летающие комочки тут же затаптывали тяжелые берцы мирных болельщиков.

Чем ближе к углу Дерибасовской и Преображенской, тем больше было этих ультрас. Одни в шортах и с голым торсом: футболки или тельняшки намотаны на голову. В руках палки, дубинки, биты, железные прутья. Другие в полной экипировке: каски, флектарн, берцы с вшитыми в носки металлическими пластинами, щиты, в том числе и 'беркутовские', и опять: дубинки, но уже с гвоздями, заостренные палки, а у некоторых и 'вогнепальна зброя'. По крайней мере, один, скалящийся мелкими зубами, с обрезом мимо прошел. Спустя какое-то время, Воронцов узнает оскал на фотографиях из зала суда, где его, убившего, как минимум, трех человек, признают патриотом Украины и отпустят на все четыре стороны. В отличие от тех, кто не убил никого, но сидящих в СИЗО уже четвертый год.

На углу же Дерибасовской и Преображенской лежал труп. Крови было мало. Труп был накрыт простыней. Время от времени его зачем-то перетаскивали с места на место. Милиции рядом не было, а медиков 'Скорой' почему-то к трупу не подпускали. Бригада, сев кто на корточки у автомобиля, кто на дверную ступеньку, мрачно курила, не глядя на людей.

- Мужики, что случилось? - подошел Воронцов к медикам.

Фельдшер, или кто он там, знаков различия же на них нет, так вот: фельдшер выплюнул бычок и, не глядя на Воронцова, забрался в машину. Водитель просто захлопнул дверь. Пришлось спрашивать у майдаунов:

- Хлопцы, що робите? - мовой Воронцов не владел, но тут отдельная фраза вдруг вспомнилась. Слава Богу, на москальский акцент никто внимания не обратил. Впрочем, в Одессе все с таким акцентом...

- Що, що, сепары нашего убили, - раздраженно ответил один из полуголых хлопцев.

- Как? - перешел на русский Воронцов.

- Ну как, как. Подкрались и в спину выстрелили.

- И никто не заметил?

- Не...

Воронцов оглянулся. Куликовцы стояли в переулке вице-адмирала Жукова. Перед ними в три ряда милиционеры со щитами. Затем уже Дерибасовская с зеваками, затем Горсад и стеклянные витрины пивного ресторана. Это получается, кто-то из толпы куликовцев выстрелил из-за спины строя милиции? Тогда пуля вылетела на Дерибасовскую, свернула под углом в девяносто градусов направо, и, огибая, праздношатающихся туристов как манекены, понеслась в сторону Соборки, где и нашла подходящую жертву. Бред какой-то. Как и бред то, что якобы невидимый боевик подкрался вплотную к жертве с Калашом-Веслом под плащом, скоренько пульнул и так же незаметно скрылся.

Если бы у бойцов Куликова поля был хоть один настоящий АК, и они бы открыли огонь - ни одна пуля не прошла бы мимо. Следственная группа не найдет ни одного следа от пуль по направлениям от куликовцев. Зато массу следов от шрапнели над 'Гамбринусом' - это убивали безоружных милиционеров и антимайдановцев.

Обойдя лужи крови, Воронцов вышел на Соборную площадь. Колокола молчали, зато били барабаны. 'Путин - хуйло! Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла!' Под треск барабанов выходили на площадь со стороны Садовой шеренги мирных ультрас. В бронежилетах и касках. Ботинки высекали искры подковками. Шли слаженно, в ногу. На жовто-блакитных нарукавных повязках у некоторых были нарисованы нацистские зиг-руны. А у некоторых надпись - 'Дивизия СС 'Галичина'. По-украински, конечно.

-Бачиш? - закричал кто-то за спиной. -Це нашi. Двадцять перша сотня Майдану! Iвано-франкiвськi! Зараз будуть сепарiв вбивати!

Колонны молниеносно разворачивались в коробочки, готовясь к штурму Греческой площади. Грамотно их в лагерях тренировали. Зря мы не верили. Воронцов начал дрожащими пальцами набирать СМСку. 'Идут штурмовать по Греческой. Боевики, не фанаты'.

Галичане. Неведомое горное племя, называющее себя истинными украинцами. Но поставь галичанина рядом с крымским татарином - не отличишь тюрка от тюрка. Впалые смуглые щеки, крючковатые носы, блестящие, как сливы, близкопосаженные глаза, узкие подбородки. На круглоголовых, белобрысых киевлян они похожи как черный кофе на белую сметану. Смесь тюрок и поляков, немцев и венгров, прожившие в рабстве пять сотен лет. Им запрещали входить в города, учить детей родному языку, молиться Богу предков - и они забыли себя, рабье племя. А когда им дали в руки оружие из захваченных арсеналов воинских частей и областных УВД Западной Украины - они решили, что свободнее их на планете не существует. Человек всегда кричит о том, что ему не хватает. Голодный о еде, одинокий о любви, раб о свободе.