- Того же, что и современному человеку. Одиночества. Не пластикового 'одиночества в толпе'. И не электронного 'одиночества в сети'. А настоящего. Такого кондового, древнего одиночества в пустыне. Без гаджетов, музыки, сомолчальников и тюремщиков. Один на один с ветром и солнцем. Страшного и исцеляющего. Так, чтобы корежило до вопля в зенит. Чтобы библейский ужас кремневым ножом вскрыл грудную клетку и вставил новое сердце. А потом ты возвращаешься в свежей коже.
- Это ты про что сейчас?
- Сам не понял.
- А читатель поймет?
- Поймет в меру того, что он может понять. Над книгой должен трудиться не только писатель.
- И как должен трудиться читатель?
- Читать же. Думать. Рефлексировать. Иначе нет для него не будет смысла. Осознавать и примерять на себя. Книга учит не только тому, что правильно делать. Но и тому, что делать не стоит. Да это вторично. Главное, она развивает критическое мышление. И, в первую очередь, к себе. Вот смотри: сейчас мир полон неграмотными людьми. Все эти 'в крации', 'лягла', 'постеля'. Но это пол-беды. Они агрессивно не хотят учиться. Мол, мы не на уроке русского языка. А если их обсчитают в магазине - кассир им может сказать: 'мы не на уроке математики'? Это они берут микрокредиты, не вчитываясь в мелкий шрифт. Это они жадно хватают незаконно построенную недвижимость, а потом становятся обманутыми дольщиками. Это они плюют на правила дорожного движения и пожарную безопасность. Они же не какие-то советские 'Зомби' с правилами. Они свободные личности, которые и выползают на майданы. У них нет критического мышления и желания этим мышлением овладеть. Вот как им объяснить, что свобода начинается с осознания запретов?
- Свобода как осознанная необходимость?
- Скорее, как осознанное ограничение. Никто тебе не даст в руки автомат, пока ты не вызубришь элементарные правила техники безопасности. Или автомобили. Как без знания запрещающих знаков быть свободным на трассе? Да никак. До первого светофора. Ну, до третьего, если повезет.
- Уголовный кодекс?
- Ну как без него, - хохотнул Воронцов.
- Еще вопрос, - остался серьезным Соболев. - Твое мнение об этой войне?
О Боже, Глеб... Ну не могу я на такие вопросы отвечать. Ну какое мое мнение? Не мы ее начали в декабре тринадцатого, но нам ее заканчивать. А заканчивать придется, как и все прошлые войны. А знаешь, почему? Потому что любая война начатая против нас всегда была колониальной и работорговческой. Еще со времен Турции и Крымского ханства. Если мы хотя бы раз сломаемся - нам хана.
- Но мы же проигрывали войны и ничего? Крымская, например. Или Первая мировая.
- Там противники сами до изумления истощались. А вот Великая Отечественнная показала настоящее мурло Европы. Не забудем, не простим... Забыли, простили и получили. А где забывают, что такое война - там она и возникает.
- То есть, с ними невозможно договориться?
- Глеб, знаешь, что требовали в Одессе до второго мая? Думаешь, присоединения к России? Нет. Референдума. О русском языке. И о выборе между Европейским и Таможенным союзами. Делов-то провести референдум. Но дешевле оказалось просто сжечь людей. Они боятся диалога, потому что проиграют в нем. Давай закругляться, а? Мне еще на рынок надо забежать, купить всякого на передок. И, вообще, язык уже отсох за сегодня.
- А что так?
- Да детям поисковым за Одессу рассказывал.
- Хорошо. Интервью я тебе вышлю на согласование. Может быть, еще пару-тройку вопросов задам. Ответишь письменно.
- Океюшки. Ну, я пошел.
- Стоять! Вот тебе, держал под столом, ножку подпирал, - Глеб протянул Воронцову увесистый бумажный кирпич. Книгу. 'Время Донбасса'. - Один остался.
- Ну куда мне один? Дай пять. Я в батальоне раздам по подразделениям.
- Нету. Дам два.
- Глеб, ну я популярный писатель же. С автографами раздавать буду! Четыре!
- Известный, а не популярный. Держи три и вали отсюда.
- Счастье есть, - воскликнул радостный Воронцов, подмигнул Глебу и выскочил из кабинета. Высоко поднятой рукой с книгой: две он сунул в рюкзак, помахал барышням Информационного Центра и смылся.
И настроение сразу поднялось. На рынке Воронцов не удержался, взял два пластиковых стаканчика с дешевым черным чаем, плюхнулся на пластиковый стул и стал листать сборник. Полистал оглавление, нашел себя. Пробежал статью по диагонали.Так, не редактировали. Как выкладывал в интернет, так здесь и напечатали. А жаль, все же, публицистический стиль интернета и стиль книги отличаются. Для книги надо писать обстоятельнее. Наверное. Ну, да Бог с ним. В батальоне будут рады, а это главное. Остальное он решил дочитать в гостинице. Если Юля не придет...
А пока пошел за покупками.
Закупал самое необходимое, что нельзя достать в Энске. Хорошие носки, качественные, желательно белорусские. И денег не жалеть. Нет, конечно, есть пределы совершенству. Вот продаются в Москве носки по три тысячи. В них что там, золотая нить? Не, понятно, что суперноски. Год носи, не запахнут. Но если порвутся - это же инфаркт. Так что сойдут и по сотне.
Слава Богу не четырнадцатый. Не надо тащить на себе все из России. Большую часть барахла можно купить здесь, на месте. И по ценам ниже рыночно-московских. Хотя, иногда, и дороже. А часть вещей бесполезны оказываются. Например, пресловутый мультитул. При всем удобстве ношения, на практике инструмент оказывался либо зверски неудобным, либо чертовски травмоопасным. А когда под задницей БТР или 'Урал', то лучше иметь нормальный ремнабор. Ну а если машина горит, то мультитул уже бесполезен. Не, может и случится такая ситуация, что он вдруг потребуется. На все 'вдруг' не напасешься. Впрочем, каждому свое. Пусть копья ломают любители интернет-баталий. У Воронцова был ножик за сто пятьдесят рублей, с открывашкой и пилой - ему хватало. Сломается ли, пропадет ли, махнутся ли не глядя с кем-нито: все не жалко.
А еще стало труднее возить через границу барахло. Везешь больше двух комплектов: могут и конфисковать на луганской границе. А потом можешь увидеть подписанный тобой камуфляж для бойца с позывным 'Эвкалипт' на Алчевском рынке. А что, бывает такое. И не редко.
Так, двадцать футболок еще... Тоже расходный материал. По месяцу, порой, стираться не приходится. Батарейки, батарейки, еще батарейки. У вас кончились? А где тут еще есть? Сейчас принесете? Я подожду. Водички пока возьму, ага. Да, да, беру все. Спасибо за скидку.
Цифру, пожалуйста. Пять комплектов. Размеры вот, на бумажке. О, кстати, чуть не забыл. Берцы тридцать седьмого размера есть? Нет? Жаль... Нет, почему девушке? Пацан у нас такого роста и размера есть. Нет, не хоббит. Хорошо, что вы не при нем пошутили. Разведчик. Руками шеи свертывает, когда спокойный. А когда не спокойный? Пальцем до мозга через нос достает. Хорошо, передам ему респект. Я могу номер места сказать, чтобы он на увале заскочил. Не стоит? А, вы берцы привезете? Тогда передам. Мне вот, кстати, кеды надо, только сорок седьмой. На следующем ряду, я понял. О, компаса еще. Четыре штуки. Не, не. Вот те, советские, самые простые. Не, эти электронные не надо, дохнут в самый неподходящий момент. И нашивок, нашивок побольше. И Новороссии, и защитной Новороссии, и ЛНР. У вас даже 'Привидения' есть? Отлично. Давайте десяток красных, десяток синих, десяток зеленых. А липучки есть? Отдельно. Лентами. Ну хорошо.
Через пару часов Воронцов с двумя китайскими клетчатыми сумками среднего размера волочился к выходу, а там уже вызвал такси.
Приехал домой, включил ноут, пошел в душ. Не потому, что так хотел помыться, а потому, что испытывал терпение. Не лезть сразу в Интернет, чтобы посмотреть сообщения. Пока мылся, убеждал себя, что сообщений нет. Когда вышел, споткнулся о сумку, едва не упал. Сообщений не было. Тогда уже оделся и вспомнил, что забыл купить молока. В шортах и красной футболке со Сталиным и подписью 'Враг будет разбит. Победа будет за нами' пошел в соседний магазин. А на рецепшене сидела незнакомая женщина. Лицо у нее было буфетное, а фигура тумбочки. Но умные и добрые глаза. Она внимательно проводила взглядом постояльца. Паранойя - обязательная черта характера луганчанина.