— В общем, — продолжил Герман, голос его дрожал, — даже врачам повстанцев не удалось мне помочь, и я попросился умирать домой. Ребята всё обставили, как будто меня привезли из армии. Я ни на что не надеялся, но мама за меня взялась и выходила. Я себе даже представить не берусь, чего ей это стоило. Я устроился на ферму, продолжал существовать, но внутри меня, всё умерло, засохло как прошлогодние цветы. Когда комиссия оповестила меня, что я создаю ячейку, я был в шоке. По моему разумению был только одного человека, с кем бы хотел это сделать, от других вариантов меня воротило, — он замолчал, а я внутренне сжалась, так вот почему он был такой, когда мы с ним жили, меня навязали ему против воли! Зачем я сюда пришла? Я попыталась подняться. Не хочу этого слышать! Но крепкая рука, которая, как оказалось, сжимала мою ладонь не отпустила меня, — я еле заставил себя прийти в день создания ячейки в комиссию. Но придя, я не пожалел ни на секунду! Когда я встретил там тебя, мир из чёрно-белого стал цветным, — я замерла, — я был так рад, что человеком, с которым я должен прожить до глубоких седин, была ты, — я не ослышалась? Только что он говорил, что все ему были противны и тут, что когда увидел меня, обрадовался? Почему? Ничего не понимаю, — Ася, я так боялся тебя чем-то обидеть. Господи! Я был готов на всё, что угодно, чтобы ты улыбнулась, но ты была похожа на птичку в клетке, а я, наверное, разучился быть человеком за эти несколько лет. Прости! А потом ты заболела. Мне было так страшно, что не выживешь. Та неделя показалась мне адом, — значит то, что я тогда слышала и полагала бредом, было взаправду? — когда я оклемался на меня вышли повстанцы и попросили добывать им информацию. Это было до того, как нас связали узами брака, и тогда терять мне было не чего, а потом отказаться уже было невозможно, я завяз в этом по уши. Когда я нашел запись с Луз, на меня напали, это были люди Общества. Я попытался чтобы они не нашли где я живу, но очень скоро встретил одного из них в селе. На следующий день я ушел. Я боялся навлечь на тебя опасность, а брать тебя с собой мне виделось не разумным. Ты была счастлива, когда жила с тётей, я только портил тебе жизнь. Да и жила ты, к слову сказать, в том замечательном мире, которым должно было стать Общество по задумке его создателей. Я не хотел его ломать. Когда пришел сюда, не знал, куда себя деть, наша совместный год изменил меня. Он был такой комфортный и спокойный, несмотря ни на что. Мне было так плохо. Было чувство, что я заперт сам в себе и, в конце концов, я сошелся с Риши, он слушал меня. А когда узнал, что я оставил тебя в селе, обругал, сказал, что я дурак и мы просто обязаны вернуться за тобой. Придя туда я увидел, что всё изменилось, ещё не явно и не так заметно, стороннему наблюдателю, как Риши, но я-то знал. А дома всё было перевернуто и разломано. Ночью я прокрался к хате твоей тётушки, но тебя и там не было, а она казалось, состарилась, лет на десять. Я не представляю, что я делал, когда я понял, что тебя там нет. Друг поведал, что нашел меня в лесу где-то под деревом, я лежал, свернувшись калачиком. Знаю только как пришел в себя, от того что он плещет мне водой в лицо. Тогда я решил, что ты погибла. Риши убеждал меня, что ты убежала, а я не верил. Ну как могла хрупкая, наивная девушка сбежать и главное куда? Каюсь, я не недооценил тебя, ты виделась мне слабым цветком, а ты вон какая оказалась, — мне почудилось или за этой фразой послышался восторженный вздох? — ну вот всё, что касается моей жизни. Сейчас я один из командиров штурмовой бригады. Мы приходим в Лагеря и разбираемся с начальством и охраной, а затем уходим, оставляя пациентов медикам. Правда, сейчас многое поменялось. При Лагерях появились армии. Не так давно нам пришлось несколько раз менять место нашего поселения. Общество на нас нападало, — я инстинктивно обернулась. Откуда такая шикарная землянка, если «не так давно»? Герман обратил внимание как я кручусь и усмехнулся, — Риши везунчик. Здесь была отличная берлога, он лишь с одной стороны построил насыпную стену. У него надо заметить шикарные условия. Есть ещё пара землянок, но в основном это палатки. У нас есть много людей, которые не решаются до конца отказаться от Общества. Они собирают нам мебель. Помогают с медикаментами и едой. Причём это не кто-то единичный. Например, на одном из заводов консервов целая линия изготавливает консервы только для нас, а все потому, что одна четвёртая сотрудников завода напрочь разочаровалась в Обществе. Только одна четверть, остальные просто не имеют сил бунтовать. И малая часть всё ещё в это самое Общество верит. Вот такая история, — он окончил свой рассказ, но не торопился отпускать мою руку, мы так и сидели, прижавшись плечом к плечу и переплетя пальцы. В итоге, меня сморил сон, и я уронила голову на плечо Германа. Последнее, что я почувствовала, прежде чем окончательно погрузится в забытие, так это, какое оно большое и жёсткое от всех тех мышц, как бы говорящих о тяжелом труде их обладателя.

50

Открыв глаза, я обнаружила себя лежащей на диване, укрытой пледом. Как тут очутилась я не помнила совершенно, значит меня сюда перенёс муж. Было ещё рано, я это чувствовала, но мужчины уже ушли, прихватив все сладкие пирожки. Кара мирно посапывала на кровати, мне её состояние с каждым днём нравилось всё больше. Было видно, что кризис прошел, и она идёт на поправку. Я шустро вскочила с софы и принялась хозяйничать на кухне, теперь мне предстояло кормить дух мужчин с завидным аппетитом. Возясь у плиты, я думала над тем, что любимый сказал мне ночью. Вопросов осталась куча, а сколько ещё было невысказанных чувств: боли и радости. Думалось, вот пришла, и всё стало ясно, но ведь нет. Ночной разговор спутал всё. Неужели он меня любит? Что происходит с Обществом? Что происходит с нашей деревней? Чем в итоге занимаются повстанцы и к чему они стремятся? Я так задумалась, что ничего вокруг не слышала и когда почувствовала прикосновение к предплечью от неожиданности резанула ножом по пальцу. Кровь не замедлила хлынуть и я, засунув порез в рот обернулась:

— Ой! Я не хотела тебя напугать! — рядом со мной покачиваясь от слабости, стояла Кара, лицо её было испугано и виновато. Я отмахнулась, как бы говоря: «Ерунда, мелочи жизни» и поспешила к шкафчику с медикаментами, там несомненно есть кровоостанавливающие пластыри.

Наспех замотав рану, я вернулась к подруге и усадила на диван.

— Я устала лежать, думала, может смогу тебе чем-нибудь помочь, — с раскаяньем ответила она на мой сердитый взгляд, поняв, что я недовольна тем, что она встала. Ну что ж поделаешь, я понимала ей уже тошно от созерцания потолка, а собеседник из меня плохой, я ведь только пишу ответы, а занимаясь хозяйством это трудно. Вздохнув я дала ей миску с картошкой, которую собиралась готовить и нож и, обтерев ладони написала:

— Почистить можешь? Но имей в виду, если устанешь, отставляй и ложись прямо здесь. У тебя ещё мало сил.

— Хорошо.

Мы занялись каждая своим делом.

— Вы вчера поговорили? — прервала молчание подруга. Я удивлённо обернулась, — я слышала, как вы выходили, — я покачала рукой из стороны в сторону, показывая, что результат беседы так себе. Но потом решила, что нужно пояснить и написала записку.

— Говорил он. На улице было темно. Что-то прояснилось, но вопросов стало больше, — отдав записку, решила, что стоит всё-таки поделиться с подругой и радостью и написала ещё одну, — похоже, он меня любит, — и моё лицо озарила наиглупейшая улыбка, на которую я была способна. Кара улыбнулась в ответ.

— Правда? — я кивнула, — это же замечательно, значит всё, было не зря, — я снова качнула головой и почувствовала, как мои щёки заливает краска. Только сказав подруге, я осознала, что это на самом деле, — а он знает, что ты к нему чувствуешь? — я помотала головой, — почему?

— Какая ты невнимательная! Да как же я ему скажу? Там темень была такая, что я носа своего не видела.

Мулатка, прочитав, смущенно зарделась:

— Действительно, что-то я ошалела от счастья за тебя. Ася мы попали сюда и столько сил было потрачено не зря. Я так рада. Вот я поправлюсь и уйду отсюда, ты же будешь ко мне приходить с ним да?