Глава 41 — 50

41

Первая ночь была не просто тяжела, она была мукой. Многие, привыкшие к постоянному приёму лекарств, не могли сами заснуть, у кого-то началась ломка. Я была в каком-то пограничном состоянии полусна. То мне мерещились мои друзья, то я начинала осознавать, что лежу в огромной военной палатке, на жёстком матрасе, скорее напоминавшем подложку спального мешка, то мне начинало казаться, что я засыпаю, но это было не так. Рядом справа кто-то тяжело дышал, слева слегка в отдалении — стонал. У меня в ногах, на следующем матрасе, лежал мужчина и, не замолкая что-то бормотал.

Когда взошло солнце, я чувствовала себя абсолютно разбитой, башка болела, перед глазами постоянно мутилось, а во рту стояла сухость. Я с трудом поплелась на завтрак. Питание было организовано под соседним тентом, идти было всего-ничего, но за эти десять шагов всё внутри меня сжалось, со всех сторон доносились стоны, а откуда-то из леса душераздирающие крики. От этой какофонии звуков, сердце трепетало, как заячий хвост. Я поторопилась скрыться в помещении. Хотя стены этого шатра тоже брезентовые, это была хоть какая-то помеха звукам, удавалось уговорить мозг, что на улице просто бесчинствует буря, а поганое самочувствие помогало не обращать на это внимание.

В углу палатки стояло несколько столов для резки продуктов и три огромных походных печи, рядом с ними высились стопки железных мисок, всё остальное место занимали большие садовые столы с лавками. Я пришла рано, людей было еще не много, хотя Ким предупреждал, что, когда начнут приходить в сознание другие пациенты тут появится очередь и есть придётся в несколько смен. Сейчас же на скамейках были в основном товарищи из «мозгового блока», но была и пара новых лиц. Людей, вновь обретших свободу легко можно было отличить от повстанцев по светлой больничной одежде. Вчера мне толком не удалось увидеть наших спасителей, сегодня же, в столовой, я могла всласть насладится созерцанием их.

Это были мужчины и женщины, изрядно грязные, с одним и тем же озлобленно-сухим выражением на лице. Я понимаю, мы были для них лишь работой, винтиком неугодной системы которую они намеревались раскрутить, но всё-таки хотелось бы видеть какие-то положительные эмоции, а не злое пренебрежение. Кажется, я начала понимать, почему Кара их так невзлюбила. Отстояв очередь к котлам и получив свою порцию, я устроилась за столом в углу, здесь мне отлично было видно всех, кто входил в столовую, брал еду, также в поле моего зрения попадало множество столов.

Сколько же здесь было разных людей! Были взрослые с потерянными взорами, первые, из пришедших в себя, и мне подумалось, что они были теми счастливчиками, кто не успел попасть под нож. Были дети разных возрастов, к моему большому удивлению их было не мало. Меня восхищало то, с какой быстротой они адаптировались к изменениям. Прошла лишь ночь, а некоторые из них уже завели себе приятелей и болтали с ними. Наверное, из всех освобождённых, им было проще всего. Саму меня сковывало некое оцепенение, я хотя и доела безвкусную кашу, но я не могла встать. А с другой стороны торопиться мне не куда было.

Взяв себя, наконец, в руки, я пошла обратно. Безошибочно быстро найдя свой матрас, на котором я провела ночь, я уселась по-турецки и уставилась на пол. Смотреть на соседей было неприятно, не то чтобы они плохо выглядели, просто они напоминали мне о времени, проведённом в Лагере, а мне уже очень хотелось его забыть. Когда я подняла глаза, то обнаружила рядом с собой девочку, лет восьми, она сидела передо мной на матрасе и с интересом изучала моё лицо.

— Ты кто? — максимально аккуратно постаралась написать я. Она отрицательно покачала головой и показала жестами, что не умеет читать. Я попробовала языком жестов спросить, но ребёнок лишь с недоумением смотрел на мои руки. Сложная задача. Как же ты общаешься с миром малышка? Девчушка, как ни в чем не бывало, заулыбалась мне. Мы достаточно долго глядели друг на друга, потом она свернулась клубочком и устроилась, положив голову на мои скрещенные ноги, напоследок, заглянув мне в глаза, заснула с улыбкой на губах.

Только ближе к обеду появился Ким.

— Если у кого-то есть какие-либо специальные знания, прошу сообщить, мне необходимо о них знать. Сами понимаете, ваш Лагерь был одним из самых больших и помощников у нас не хватает. Всех, кто плохо себя чувствует, тоже прошу сказать сейчас. Так же мне нужно быть в курсе о ваших особенностях и медицинских противопоказаниях.

Я подошла и протянула записку с краткой характеристикой.

— Ася. Разнорабочая в селе. Немая. Знаю язык жестов.

— Готовка или уход за больными? — спросил он, прочтя записку.

— Можно попробовать за больными. Правда, я не уверена, что смогу, — я надеялась провиденье не оставит меня и я найду среди тех кому нужна помощь Кару.

— Вперед, — он что-то написал и протянул мне лист бумаги, на котором значилось: «Палатка № 7», от руки было дописано: «Немая. Общается посредством записок. Владеет сурдопереводом», — напиши сюда своё имя, — он отвернулся к другим подошедшим.

Я вышла на улицу и осмотрелась. Дождь сегодня стал тише, чем вчера, но всё равно это был ливень. Земля под ногами была скользкая, похожая на каток, передвигаться можно было, только наступая на оставшиеся, не вытоптанные островки травы, коих было очень мало. Я придирчиво разглядела полог своего временного пристанища и углядела на ней цифру четыре. Так, теперь хоть понятно, как искать седьмую. Бродя межу брезентовыми строениями, поливаемая неиссякаемыми осадками я размышляла о том, с чем мне придётся столкнуться. Я помнила рассказы Эрика о том, в каком состоянии освобождали некоторых из их Лагеря, так же память мне услужливо подбрасывала воспоминания того как выглядело тело Германа, и, что самое страшное, сейчас я слышала крики и стоны, лишь слегка заглушаемые непогодой. Меня радовало только одно, что крики слышались издалека, а нужная мне палатка, судя по нумерации, должна быть где-то рядом.

Отплевавшись от потока дождя, который ветер бросил мне прямо в лицо, я чуть не налетела на стену с неаккуратно намалёванной цифрой семь. Замерев, я прислушалась к звукам, доносящимся из-за неё, если верить им — то ничего криминального там не происходило и раненые не умирали. Наверно это было малодушием, но я не готова была видеть чью-то боль или ещё хуже смерть. Глубоко вздохнув, мысленно помолясь, чтобы всё так и оставалось, невинным, я, отогнув полог, вошла в сооружение.

Стоило мне оказаться внутри как я встретилась взглядом с двумя девушками в форме повстанцев, сидящие за столом. За их спинами, рядами, на раскладушках, неподвижно лежали люди. Подойдя, я протянула им листок, а затем выудила из кармана блокнот, готовая пояснить, если им что-то непонятно будет.

— Уколы колоть можешь? — глядя снизу вверх спросила одна из них, у неё было совсем юное лицо, но глаза были жёсткие, холодные, никакой девичьей наивности.

— Я вводила медикаменты моему другу, когда мы путешествовали. Живого человека уколоть иголкой могу, пальцы трястись не будут, — отдав бумажку с ответом я саркастически хмыкнула, хороша помощница, колоть, выходит, рука не дрогнет, а в записке буквы пляшут камаринскую.

— Или хочешь в операционную? — поинтересовалась у меня другая, неправильно расценив мою ухмылку. Она была постарше, наверное, моя ровесница, её кожа обветрилась, от долгого нахождения на улице, а очи не выражали никаких эмоций. Она казалась мне похожей на камень.

В ответ на её вопрос я так замотала головой, что на минуту мне вдруг поверилось, что она от столь усердного движения оторвётся и отлетит в угол.

— Ладно, — устало произнесла старшая, — сядь пока вон туда, — и она указала мне на стул стоящий у стены. Присмотревшись, я обнаружила, что их там три, получается, будет ещё два помощника, — пока работы нет. Через час будем всех осматривать, тогда и понадобишься, Ася, — она заглянула в послание от куратора, чтобы свериться, правильно ли запомнила моё имя.

42

Когда прошел час, полог входа снова отодвинулся и в дверном проёме показался рослый мужчина в чёрной одежде. На нём были высокие солдатские ботинки, свободные штаны, футболка, поверх которой было накинуто что-то напоминающее врачебный халат, только цвета беззвёздной ночи. На шее висел стетоскоп, а карманы топорщились от каких-то приборов. Приветливо кивнув медсестрам, он внимательно оглядел меня, откашлялся и подошел к первому лежавшему.