Когда они признались, что их мечта — попасть в Севастополь, он усмехнулся:

— Не попадете, а попадетесь. Лучше оставайтесь пока. Оформим законно. Дело найдем. Такие ребята, как вы, нам нужны.

Кому «нам» и зачем нужны — нетрудно было догадаться.

Иванов и Трында были зачислены в ремонтную команду, которая должна была поддерживать в исправности линии связи, идущие вдоль железной дороги.

Работали старательно. Немецкий унтер, под начальством которого находилась бригада, не раз отмечал усердие двух парней. Им было ради чего усердствовать: чем с большим рвением они работали, тем хуже действовала у немцев связь и тем труднее было им доискаться до причин. Укладывали, например, вполне правильный кабель, а действовал он так, что все передаваемое безнадежно искажалось. Поднимали кабель для проверки — немцы не обнаруживали в нем никаких видимых повреждений. Где было им догадаться, что все дело в гвоздях, загнанных в кабель без шляпок. Обнаружить эти гвозди было почти невозможно.

Так продолжали Иванов и Трында воевать с фашистами, пусть в незримой войне. Но не расставались с надеждой, что им в конце концов удастся снова надеть полную матросскую форму, бить врага под флотским флагом.

Под флотским флагом… Сколько раз вспоминали они свой бронекатер, лежащий на дне Десны, товарищей, вместе с которыми воевали на нем, а потом пробирались по захваченной врагом земле. Особенно часто вспоминали Мансура. Дошел ли с остальными до своих? И где теперь он, и Шкаранда, и мичман с дочкиной панамкой, спрятанной под кителем… Где все, с кем шли от Борисполя? Может быть, сбереженный ими флаг развевается теперь над их головами на гафеле другого корабля? Но где? На Балтике? На Севере? А может быть, на родном Черном море? Добраться бы до Севастополя!..

В середине зимы, когда бригада работала в Крыму, на линиях джанкойского железнодорожного узла, гестаповцы арестовали трех ремонтников, с которыми Иванов и Трында вместе делали свою тайную работу. Оба друга получили приказ скрыться. Их переправили в горы, в партизанский отряд.

В начале марта, когда в горах растаял последний снег, немцы, выслеживая партизан, обнаружили их базу в лесном овраге, окружили ее. Пришлось пробиваться. Суматоха боя и ночь разлучили Иванова и Трынду с остальными. Как, куда идти?

Решили посоветоваться с картой. Да, у них была карта — они приберегали ее давно, немецкую карту Крыма, найденную у офицера, убитого во время одного из налетов на машины на шоссе. Странно было читать на этой карте знакомые названия, написанные чужими колючими буквами: «Simferopol», «Schaitan-Koba», «Katscha», «Bahtschisarai» — как будто бы все эти места немцы уже насовсем считают своими. Нельзя было принять сердцем, что Крым — это «Krim», Севастополь — «Sewastopol», а Черное море — «Schwarzen See».

Вытащив карту, долго рассматривали ее. И раньше, коль выпадал спокойный час, они любили по ней прикинуть, как бы пройти в Севастополь. Теперь выходило, что, если углубиться в горы дальше на запад, можно выйти к речке Каче. За нею большой лес, почти до реки Бель- бек. А по Бельбеку — фронт. Там рядом с немцами румыны. У тех дисциплина послабее, не очень ретиво за Гитлера воюют. Их легче обвести — вот и пробраться через передовые позиции там, где румыны!

Нелегкую задачу поставили они себе. Но разве проще и безопаснее оставаться? Фашисты рыщут по лесу всюду, выслеживая партизан.

В непролазной чаще переждав до ночи, Иванов и Трында начали путь в Севастополь. Вернее, продолжили. Ведь начали они его значительно раньше — в тот сентябрьский день, когда с флагом, снятым со своего ушедшего на дно, но не сдавшегося корабля, пошли на восток.

Через несколько дней на участке обороны Севастополя, близ Бельбека, на переднем крае ночью и были задержаны двое неизвестных, которые оказались матросами.