– Не трогай, – он умел плеваться словами прямо ей в лицо.
Дура, лучше послушай его… Но только в голове уже шумело, кровь кипела под покрывшейся мурашками кожей… Она снова потянулась, и Малфой не стал в этот раз останавливать ее, только настороженно выдохнул. Он не прикрыл глаза, когда она опустила ладонь на его щеку. Он не застыл в блаженстве, как делают влюбленные подростки в мелодрамах. Малфой не был влюбленным подростком. Да, ему было всего шестнадцать, но его глаза смотрели так глубоко, читали душу, вытаскивали потайные желания наружу. Подростки не способны на такое. Малфой либо вырос очень, очень рано, либо вообще никогда не был ребенком.
– У тебя… холодная кожа, – сказала она, опуская руку.
Малфой сглотнул и открыл рот, чтобы что-то ответить, но входная дверь вдруг распахнулась с грохотом, и в кабинет ввалился Блейз, матерясь и запинаясь о собственную мантию.
Малфой отпрянул от нее, но не успел встать со стула, потому что Забини заметил их. Гермиона нервно выдохнула и перевела взгляд с одного парня на другого.
Блейз шагнул вперед и хмыкнул как-то недобро.
– А, то есть, вы уже не скрываетесь? – спросил он.
Гермиона подтянула к себе свои книги.
– Что?
Малфой, наконец, ожил и встал, выпрямляя спину. Он спрятал руки в карманы, и, может быть, кому-то другому этот жест показался бы сексуальным сейчас, но Гермиона, к ее собственному ужасу, прекрасно научилась его читать. Он прятался. Повел плечом, изогнул уголок губ в гримасе:
– Опять ты какую-то хуйню несешь, Забини. Разве я не сказал тебе держаться подальше?
Блейз издал что-то среднее между смешком и рыком.
– Да мне-то похрен, знаешь, но только через пять секунд тут будет полсотни студентов. Радуйся, что впереди остальных шел я, а не Пэнси… или Поттер.
Произнося фамилию Гарри, он посмотрел на Гермиону, причем не просто посмотрел – пристально. Сначала в глаза, а потом проехался липким придирчивым взглядом с головы до ног. Она почувствовала холод.
Но ответить ничего не успела, потому что, как он и сказал, дверь отворилась, и класс начал наполняться студентами Слизерина и Гриффиндора. Они входили, галдя и рассаживаясь по своим местам, а для нее и для Малфоя словно время застыло на месте.
Она мысленно ругала себя, а он выглядел так, словно его василиск заморозил. Не шевелился.
Что происходит, Малфой?
Что происходит, почему ты стоишь, отойди, отойди от меня.
Но он стоял. Стоял, не двигался, не дышал… как будто в данный момент даже не жил.
Но что убило его, что?
Гермиона ожила, когда Гарри коснулся ее руки.
– Что это с Малфоем? – тихо спросил он, вытаскивая свои книги из сумки и раскладывая их на парте рядом с ней.
Она не знала что. Она только видела, что он все еще смотрел в ту точку, где до этого стоял Забини. Смотрел, не моргая, а глаза были прозрачными, как стекло. И Блейз тоже смотрел на него со своей парты то ли с разочарованием, то ли с жалостью… Это выглядело так… Неправильно. Она не могла знать, что именно произошло между ними, но Блейз всегда вставал на его защиту. Даже если он был неправ, даже если влипал так, что страшно было представить. Гермиона всегда видела это в Забини – пугающую, дикую преданность. Домовые эльфы не смотрели так на своих хозяев, как смотрел на Малфоя Блейз, но сейчас словно рушилось что-то прямо на ее глазах. И она не понимала, как ей чувствовать себя из-за этого.
Малфой пошевелился лишь когда профессор Флитвик вошел в класс. Он сделал ему замечание, посмотрев с высоты своего маленького роста, но слизеринец ничего не ответил и быстрым шагом вышел в коридор, даже не потрудившись забрать свои вещи.
И что с тобой не так?
ЗАТКНИСЬ.
Брось, тебе бы поговорить с кем-то. Но… Блейза нет. Пэнси нет. Только ты и я, Малфой, да?
Какого хрена ты не зовешь меня по имени?
ОНА ведь тоже не зовет.
ЗАТКНИСЬ. ЗАТКНИСЬ. ЗАТКНИСЬ, БЛЯТЬ.
Астрономическая башня продувалась сразу с нескольких сторон, на широкую голую площадку то и дело задувало ветром дождевые капли. Был ливень. Самый настоящий холодный осенний ливень, он лежал на спине на холодном каменном полу и не чувствовал ничего. Только слышал этот противный скрипучий смех и голос, вскрывающий эхом его черепушку, а больше ничего…
Расцарапал себе запястья в кровь, блять, а вот какого хуя – понять не мог.
Досчитаешь со мной до пяти?
Для чего?
Сколько еще ты продержишься, Малфой? Сколько времени тебе нужно?
Я спросил. Для чего.
Блейз так посмотрел на тебя там, в классе. Ты ведь поэтому убежал, да? Потому что он понял все?
Нечего тут понимать.
Он понял, Малфой. И ты понял. Потому и ушел. Боишься. Трусливый. Отец бы плюнул тебе в лицо.
ПОШЛА ВОН.
Не бойся меня, ведь я – это ты. Чем пахнет твоя Амортенция?
Зачем тебе это? Если ты – это я, зачем тебе это, Тень?
Чем пахнет твоя Амортенция?
– Мне придется снять с тебя баллы.
Малфой закрыл глаза.
Он хотел спросить у Тени, мерещится ли ему этого голос, но Тень затихла. Как по щелчку, сука.
И голос… не мерещился.
– Свали.
– Уже ночь.
– Я заметил, Грейнджер, потому что вокруг темно.
Темно, как у него под ребрами. Темно, грязно, мокро, холодно. Он сам, блять, как эта осень – сырой и нихуя не понимающий. Проходящий. Есть лето и зима – жара и холод. А он что-то между сейчас.
Он услышал шорох ее мантии, видимо, она села на одну из ступенек на лестнице.
– Что там в классе произошло?
– Блять, вы сговорились или что?
Ха-ха, Малфой, мы сговорились, да.
ЗАТКНИСЬ.
– Что?
– Свали, дура.
Посчитай со мной до пяти.
Заткнись.
Посчитай. Сколько еще, Малфой?
Он все так же лежал, закрыв глаза, дождь все так же раскалывал небо…
Он думал о словах Тени и о том, что Блейз знает. И Пэнси знает. Даже ебучая Тень…
– Хочешь знать, что я подслушала сегодня, когда ты ушел?
– Не хочу.
– Пэнси сказала Блейзу, что ты другой. Раньше был. Что ты… возил ее на пляж однажды. Это правда?
Правда. Он возил ее на пляж прошлым летом, когда еще не было Метки, Задания, не было переплетения черных линий на его предплечье, он был другим тогда, да. Он возил Пэнс на пляж. Нет, они не смеялись и не бегали, рассекая волны, они просто были там. Просто смотрели на закат. Говорили. Как будто они обычные подростки, а не кто-то, чьи внутренности еще до рождения прогнили насквозь.
– Да.
– И куда же делся тот Малфой?
– Тебе-то, блять, какое дело?
Он встал на ноги и засмеялся, потому что больше не мог выносить звука ее голоса. Он чувствовал, как липнет к телу мокрая мантия, как ноги начинает ломить – сколько часов он пролежал вот так, не поднимаясь?
– Почему ты такой?! – она подошла к нему и встала напротив, заглядывая в глаза. – Из-за Метки? Если так, то…
– ДА УМОЛКНЕШЬ ТЫ ИЛИ НЕТ? Хочешь видеть Метку? Вот, смотри! – он закатил рукав, не успев подумать. Тень предупреждающе шикнула, но он отогнал ее прочь и вытянул вперед руку так, чтобы выведенная завитками змея и череп оказались прямо на уровне ее глаз.
Она открыла рот, испуганно моргая.
– Довольна?
– Думаешь, я не знала? – он улыбнулся, услышав, как задрожал ее голос.
– Боишься меня теперь?
– Нет!
Он схватил ее за плечи раньше, чем успел подумать:
– А должна, блять, бояться, должна!
Она заморгала и помотала головой так, словно не верила его словам.
И шепотом:
– Но почему?
Ее глаза сверкнули. Он застыл, рассматривая ее лицо в почти кромешной темноте. Ее ресницы, не тронутые косметикой, но все равно длинные и изогнутые. Ее губы, потрескавшиеся и почти синие сейчас из-за холода. Ее волосы, сцепленные на затылке волшебной палочкой вместо шпильки – несуразная, глупая, откуда вообще такие берутся?
Я собираюсь озвучить это, Малфой.
Ты не посмеешь…
Блейз знает. Пэнси знает. Скоро поймут и все остальные.
МолчимолчимолчиМОЛЧИ
Ты влюбился в нее.
И запах роз – как пощечина.
Он толкнул ее в стену с такой силой, что услышал хруст. Она вскрикнула, но не от боли, а, скорее, от неожиданности.
– Хочешь знать, почему?
Он шел в ее сторону и наслаждался тем, как любопытство, непонимание на ее лице сменяется страхом.
– Не подходи, псих.
Догоняешь, да? Ебаная дура, куда ты лезла вообще, куда?
– Ты как болото, Грейнджер, ты в курсе? Хотя, нет, постой, не так. В болоте грязи меньше.