– Малфой, – выплюнул шрамоголовый. – Что ты здесь делаешь?
– Это допрос? Ты что – староста?
Глаза гриффиндорца светились в темноте, и он тоже выглядел неважно. Чем он занимается? Пропадает где-то, постоянно прогуливает уроки, а парочка его ебанутых дружков почти всегда трутся вдвоем, без своего избранного лидера.
Поттер посмотрел сначала на него, потом на стену за его спиной. Уголок его губ изогнулся, словно он понял что-то важное. Хотя, что он мог понять – это же Поттер?
– Ты был в Выручай-комнате.
Малфой не видел смысла отрицать:
– Да, и что?
– Что ты там делал?
– Дрочил.
Гриффиндорец презрительно сжал губы. Драко засмеялся, все еще держа палочку так, чтобы она смотрела Поттеру прямо в шрам.
– Что, Поттер? Правильные мальчики-гриффиндорцы не дрочат?
– Ты меня не проведешь. Не надейся, Малфой, другие могут делать вид, что ничего не замечают, но я знаю – ты что-то задумал.
– Хм, – Драко кивнул, делая вид, что восхищен проницательностью избранного мальчика. – И что же я задумал по-твоему?
– Что-то нехорошее.
– Как мило. Знаешь, Поттер, ты каждый год – Каждый. Гребаный. Год. – обвиняешь меня в чем-то, и каждый раз оказываешься неправ. Все это время ты просто тыкал пальцем в небо, потому что, откровенно говоря, ты никогда не знал ни меня, ни того, на что я способен, – Драко опустил палочку и подошел ближе. Поттер пошатнулся, когда его личное пространство оказалось нарушенным. Он был гораздо ниже, но смотрел словно свысока, и Малфоя это бесило до скрежета зубов. – «Ай-ай-ай, Малфой – наследник Слизерина!», «Бла-бла-бла, Малфой служит Темному Лорду!». Слова, слова, пустые слова, придурок, больше у тебя ничего нет!
Поттер вдруг рассмеялся как-то триумфально. Драко замолчал и нахмурился, пытаясь понять, где он просчитался.
– Иногда слов достаточно, Малфой.
– Какого хрена это значит вообще?!
Теперь была очередь Поттера нарушать личное пространство. Он шагнул вперед, прищурившись:
– Только Пожиратели смерти называют Волан-де-Морта «Темный Лорд».
Драко чуть язык себе не откусил от злости. Придурок. Так проколоться – вот же блять! Но нельзя показывать Поттеру, что он прав. Если грязнокровка не разболтала о Метке, то у этого уёбка нет на него ничего. Не разболтала ведь?
Драко оскалился.
– Думаешь, что все знаешь?
– Нет, я просто наблюдательный.
– Жаль, что за все эти годы твоя наблюдательность так и не помогла тебе меня оклеветать, – он улыбнулся. – Минус двадцать очков Гриффиндору за разгуливание по школе после отбоя. Сладких тебе снов, шрамоголовый.
Он почти ушел. Безмолвно и спокойно, спрятав руки в карманы… Внутри все клокотало, но он попытался сделать все, чтобы выглядеть непринужденно и так-как-всегда. Но фраза Поттера, брошенная в спину, остановила его:
– Имей в виду, Малфой, если ты еще хоть раз приблизишься к Гермионе…
Застыл.
Блять.
Сука, о чем это он?
Он знает. Поттер знает. Гриффиндорская шлюха, она разболтала ему! И тут же – нет, не могла, это же унизительно в первую очередь для нее, эта дура так не поступила бы, она слишком сильно бережет свою репутацию правильной девочки.
Хохотнул недоверчиво, развернулся на одних пятках:
– Прости…?
– Не делай вид, что не понимаешь о чем я.
Малфой моргнул и посмотрел в потолок.
– На самом деле – нет, не понимаю. Кто вообще такая эта Гермиона? Хотя, подожди, я попытаюсь угадать. Это что-то такое, пугалоподобное, да? Бесполое оно, которое таскается за тобой и Уизли, подтирая ваши задницы? Оно?
Поттер скрипнул зубами и сжал кулаки, и Драко с восторгом подумал, что вот сейчас он бросится на него, истерично молотя кулаками, и Малфой снимет с него еще баллы, а заодно и пар выпустит. Ох, как давно он не разбивал никому рожу!
– Сколько угодно выкручивайся, только знай, Малфой – теперь я не сведу с тебя глаз.
– О, это подкупает. Но я все еще не понимаю, с чего ты взял, что…
– С этого! – в эту секунду в Малфоя полетел кусок ткани, который Поттер вытащил из-под своей мантии. – Она пыталась выбросить его сегодня утром.
– Не знал, что ты любитель покопаться в мусоре, Поттер, хотя, наверное, эта привычка передалась тебе от Уизли, я прав?
Он мог язвить сколько угодно, но факт оставался фактом – смятая колючая вещь в его руках была ничем иным, как его собственным свитером с эмблемой Слизерина, который он дал грязнокровке на Хэллоуин.
Самое страшное, что первой мыслью было не «Поттер все знает», а «Она пыталась выбросить его». Как будто он надеялся, что она его сохранит, пфф, что за бред.
Он развернул ткань и погладил вышитую змейку на слизеринском флажке. Стало как-то паршивенько. Грудь сдавило, и показывать равнодушие было уже не так просто, как пару минут назад.
Давай, Малфой. Давай, покажи ему.
– И даже не пытайся сказать, что он принадлежит Забини, Нотту или еще какому-то слизеринцу – я не поверю.
– Почему ты думаешь, что я собираюсь вообще что-либо говорить тебе по этому поводу?
Драко поднял глаза.
– Это твоя вещь. Ты дал ее ей. Я видел ее в ту ночь после Хэллоуина. Она возвращалась в комнату мокрая и в твоем свитере. Она не видела меня, но я ее видел, и сейчас с ней что-то происходит, – Поттер снова подошел к нему вплотную. – Если ты приблизишься к ней, Малфой, я тебя убью.
Малфой рассмеялся, сминая свитер в руке с такой силой, что, казалось, ногти вот-вот прорвут плотную ткань.
А потом плевками, пощечинами, комками грязи в лицо – так, как он это любит. Убойной дозой прямиком в вены сквозь тоненькие проколы в коже:
– Я бы с бОльшей радостью выеб садового гнома, чем твою грязнокровную шлюхоподобную подружку. Я не Уизли, который довольствуется объедками, найденными на помойке, мне нужно только лучшее, так что можешь быть спокоен – к твоей драгоценной Грейнджер я не имею никакого отношения, а это, – он впихнул свитер в руки гриффиндорца, – можешь вернуть туда, где ты его взял, уверен, кем бы ни был тот слизеринец – носить его после Грейнджер он не станет.
Развернулся и ушел. Пока не наговорил лишнего, пока не сорвался и не начал трясти за плечи, выпытывая, спрашивая, что значат его слова «С ней что-то происходит»! Быстрее, по ступенькам вниз и вниз, пока прохлада подземелья не вплетется в волосы, не освежит и не остудит. Прижался спиной к холодной стене и сам не заметил, как сполз по ней на пол, хватаясь за шею.
Тише, мальчик, я здесь.
Тише.
Тише.
Что происходило после этого, Драко не смог бы вспомнить без Омута памяти. Все стало расплываться в разы сильнее, он жил как-то машинально, словно на автомате, учился и что-то делал, но потом забывал об этом. Все стало серым и блеклым, как тучи на небе, что с каждым днем обрушивало на Хогвартс все больше и больше снега.
В ту ночь во время разговора с Поттером он получил – не дозу, нет – что-то, что действовало в обратном порядке. Выкачивало силы, а не дарило их, делало слабым, отнимало желание вообще как-либо существовать.
Все покатилось куда-то в пекло.
Он знал, что старосты устраивают праздник начала зимы в Хогсмиде, но не участвовал в этом. Во-первых, как показывает практика, праздники – это не его среда. Во-вторых, праздник зимы, серьезно? В-третьих, всю эту фигню взяла на себя Грейнджер (кто бы сомневался), и последнее, что ему было нужно в этой жизни – как-то пересекаться с ней. Последние патрулирования он проводил с Пэнси, на совместных уроках садился максимально далеко от гриффиндорской сучки, да и она, судя по тому, насколько прозрачными были ее взгляды, стоило ей посмотреть хотя бы приблизительно в его сторону, не горела желанием общаться.
Ну и хер с ней.
Мучила ли Драко совесть? Спросите для начала, что это вообще такое – совесть? Тогда, быть может, он ответил бы вам – нет, не мучила. Потому что, откровенно говоря, эта блядь сама напросилась, и, если обратить на нее внимание (а он не собирался, конечно же), то можно заметить, что она не очень-то переживает о поруганной чести. Вон, носится, что-то организовывает, зубрит и таскает Поттеру и Уизли жратву на тренировки. Так что он ей, можно сказать, сделал одолжение. А то до старости бы проходила запечатанной.
Дело было в другом. Он не хотел признавать это, но Тень делала это за него. То, что ему было нужно, то, что наполняло его жизнью и помогало чувствовать себя целым и настоящим – его доза, его капля чужих слез и дрожи, его потребность… Она не утолялась. Грейнджер перестала быть в зоне его досягаемости, вернее, она была, она постоянно маячила рядом, но она больше не была доступной для его слов, взглядов, для его яда. И дозы больше не было. Ничего не помогало, как бы Драко не пытался, как бы не лез из кожи вон, унижая Пэнс, обвиняя Крэбба и Гойла в их тупости – ничего. Кто-то из ребят рассказывал, что в мире маглов наркоманы постоянно повышают дозу наркотика, чтобы поддерживать то самое состояние, а он этого сделать не мог. Только она могла помочь ему почувствовать, только ее он мог заставить дать ТО САМОЕ, но ее больше не было.