И она умерла для него.

…Счастье, что в мире существуют инструкции. Ошеломленный, ни черта не соображающий, Зверь действовал автоматически. Так, как предписывалось. Вызвал охрану клиники. Вызвал стражу. Связаться с профессором Даргусом не успел — тот явился сам, сразу после охранников, незадолго до прибытия стражи.

Нужно было рассказать ему все. С самого начала и до взрывной развязки. Но никак не получалось сосредоточиться. Эффект посмертного дара Тауны Фатур оказался необъяснимо сильным. Зверь чувствовал себя всемогущим. И всеведущим. И… вездесущим. Тэшер штез, он чувствовал себя богом. Самым настоящим.

Богом, не способным воспользоваться своей силой, но отчаянно в этом нуждающимся. Сила-то, вот она, вот… но как ее взять?

Так не должно было быть. Что это? Переполнение копилки посмертных даров? Сорок с лишним тысяч орков, значит, сожрал без последствий, а одна человеческая жизнь переполнила чашу, и чужие жизни трансформировались в чужое всемогущество?

Он не беспокоился по этому поводу, он злился. Все сильнее. Недоступность силы, своей, близкой, но недостижимой, скручивала изнутри, мешала говорить и думать. А вот профессор Даргус встревожился, как только понял, что происходит.

— Вы забрали ее душу, Вольф, — сказал Даргус. — У вас все симптомы заключения сделки.

Даргус понял, но Зверь не понимал. Сделки не было. Душу Тауна отдать могла, в момент смерти, она, определенно, была не в себе, но…

— Зеш! Да она самоубийство совершила, о чем тут, вообще говорить, кроме полного отсутствия мозга?!

— В настоящий момент, так и есть. Но не в момент смерти, — сухо отметил профессор. — Я не силен в анатомии, однако ошметки у вас на кителе — это определенно, ее мозги.

В людях много грязи. Очень много грязи, это Зверь помнил с юности. С самого первого убийства. Ему нужно было вымыться и сменить одежду. Нужно было успокоиться.

— В этом и проблема. Вы не найдете покоя, пока не выполните условия сделки. Вольф, — Даргус был как всегда терпелив, — это азы инфернологии, вспоминайте же. Забрав душу, демон становится всемогущим, всемогущество нужно ему для исполнения своей части договора. Но что заставляет его выполнять условия? Ведь не добрая же воля, не кристальная честность.

— Эта долбаная трясучка?

— Можно сказать и так, хотя, инфернологи называют это состояние острой неудовлетворенностью. И вы об этом знаете. Итак, Вольф, вы ничего мне толком не рассказали, и вряд ли сможете. Со стражей я объяснюсь. Давать показания сейчас вы не способны, но в убийстве вас никто не обвиняет, с остальным же можно разобраться позже.

— Нужно найти… — Зверь встал. — Как так? Она мертва. Смерть расторгает сделку, это правила, я их помню.

— Кого нужно найти? — Даргус подобрался, и сразу перестал казаться старым. Он вообще перестал казаться человеком. Стал взрывом пронзительной, страшной и гневной музыки.

Миг, и наваждение ушло. Вот он, старенький профессор, такой же, как всегда, тощий, всем недовольный гриф.

— Если сделка не расторгнута, значит, душа принадлежала не госпоже Фатур.

— Очень хорошо, — Даргус медленно кивнул. — Вы снова способны думать. Постарайтесь удержаться в этом состоянии. Передача души другому человеку возможна. В былые времена такие ритуалы практиковались, мы с вами мельком касались истории дарения и обмена душами.

Но поскольку к инфернологии эти темы отношения не имели, и были, за редким исключением, связаны со всякого рода романтикой, Даргус касался их, действительно, мельком. Одна-единственная книга с описанием некогда существовавших обрядов, давно не практикуемых или утративших силу, ставших всего лишь символическими словами и действиями. Например, при заключении брака или…

— Помолвка. Есть обряды, подразумевающие обмен душами при помолвке. Но Тауна из Нордвига, а там никогда… м-мать… — очень хотелось побиться головой о стену, переломать себе все кости, содрать кожу и добраться, наконец, до бьющейся внутри, недоступной силы. — Нордвиг нет, но их соседи из Орочьего леса.

— Дикари.

— Нет, нет, ни хрена! Князь рассказывал. Они… — Зверь помотал головой. — Не дикари. Другие. Как духи, не как люди, но люди. Они меняются душами, им это нефиг делать, они умеют. Давно не выходили из леса, не могут выйти, но когда-то могли.

— Господин де Фокс рассказывал? — переспросил Даргус с таким выражением, будто Зверь сослался на книжку-раскраску или историю, запечатленную на девяти кубиках «собери картинку». — Господин де Фокс — единственный, кто владеет информацией об Орочьем лесе. Проверить его слова невозможно, нет других источников.

— Да потому что он единственный, кому можно туда приходить!

И уходить живым.

Сейчас Орочий лес просто не впускал в себя никого, кроме Эльрика. А в прежние времена прорваться туда у чужаков худо-бедно получалось, но вот уйти не удавалось никому.

В любом случае, не важно, что там с Орочьим лесом. Важно, что Нордвиг от лесной границы в каких-то шестистах километрах. И когда-то, когда город только становился городом, люди из Орочьего леса еще приходили к людям из Нордвига. Торговали, воровали, перенимали чужие обычаи, приносили свои. Так всегда бывает.

Какие-то из обычаев могли сохраниться до сих пор. Тауна говорила, что не поклоняется никаким богам, значит она могла распоряжаться своей душой, как заблагорассудится.

— Очень хорошо, — повторил Даргус. Без всякой связи с вываленным на него потоком слов.

И стало понятно, что он думал о том же, и додумался до того же, и все, что нужно было ему от Зверя — это чтоб тот хоть немножечко пришел в себя, сосредоточился на поиске решения, перестал бесноваться и искать подступы к бушующей внутри силе.

Кем надо быть, чтоб не любить этого жуткого деда?

— Вам нельзя возвращаться домой, — Даргус тоже поднялся из кресла, — надо объяснять почему?

— Спятивший демон — очень плохой сосед.

— Бывший владелец души госпожи Фатур не должен найти вас раньше, чем мы найдем его. И я напомню, что вы все-таки ангел. Впрочем, обезумевший ангел может стать соседом еще худшим, чем демон. Пока мы не найдем инициатора сделки, вам лучше пожить у меня.

— Нет. Лучше у Князя. Я его слушаюсь в любом состоянии, я вообще — его.

Эльрик в таких ситуациях говорил: «кокрум». Какое-то ужасное слово, Зверь даже значения его знать не желал. Слово для того случая, когда ты делаешь что-то плохое не потому, что плохой, а потому что законченный и безнадежный дурак. Тупая, безмозглая скотина.

— Вы ничей, — ледяным тоном отозвался Даргус. — Но, как хотите. Ваш «Князь» уже здесь вместе со своим солдафоном-племянником. И оба настолько решительно настроены вас забрать, что, боюсь, их и стража не удержит.

Извиняться сейчас точно не стоило. Стало бы только хуже.

— Я никого не убью, — сказал Зверь. — Обещаю, профессор, я не буду убивать людей.

Взгляд Даргуса изменился. Никогда он не смотрел так. Как будто Зверь только что решил задачу, не имеющую решения.

Мит перз… Так оно и случилось. Он пообещал. Долбаный всемогущий ангел дал долбаное всемогущее обещание. Само по себе это было не страшно, он ведь не имел в виду, что это насовсем, он ничего не обещал, если разобраться. Слова сказаны, но пока в них не вложено понимания, они ничего не значат.

Страшным показалось другое: он захотел, чтобы в словах появился смысл.

И смысл появился.

…Его и правда ожидали и Эльрик, и Теодор. «Солдафон-племянник» вместо приветствия ограничился одним коротким взглядом, и так же коротко глянул на Эльрика:

— Я бы доверился профессору.

— А я бы нет, — буркнул его величество.

Зверь давно понял, что не поделили Князь с Даргусом. Ничего они не делили.

Эльрик не любил профессора за то же, за что и остальные — за скверный характер. У профессора, в свою очередь, не было претензий лично к Эльрику, зато у демона (каким бы ни было его настоящее имя) имелись серьезные претензии к Мечу. Демоны, хоть и одиночки по своей природе, но обитать предпочитают среди себе подобных, и если какой-то демон с начала времен живет в тварном мире среди тварных тварей, так это не потому, что он филантроп, а потому, что он просто не может вернуться на родные планы бытия.

Мир профессора Даргуса когда-то подвернулся под Меч. Вот и всё.