ГЛАВА 4

Заканчивался месяц коссар, цвели абрикосы и сливы, срывались без предупреждения короткие холодные дожди, и, как любая весна, эта казалась исключительной. Новой. Нулевой. Следующие весны будут похожи на нее, но она не похожа ни на одну из предыдущих. Никаких предыдущих словно бы просто не было. А год на дворе стоял девятитысячный, и это делало весну — исключительную, новую, нулевую — особенной до ясного хрустального звона.

Очень легко понять шефанго, считающих коссар началом года. А ведь у них-то, на Ямах Собаки, абрикосы не цветут. Там, вообще, абрикосовых деревьев нет. В оранжерее замка Шенг, разве что.

Пахло цветами и свежестью. Женщины в легких платьях радовали взгляд. Трость постукивала по политой дождем мостовой. Обладатель трости — двухметровое, беловолосое, красноглазое чудище, производил на женщин воистину волшебное действие. На него смотрели, не отрываясь, и Зверь каждое мгновение ожидал, что сейчас кто-нибудь подбежит попросить автограф или разрешения сделать снимок, и это сорвет лавину.

Пока обходилось. Напряжение, однако, не отпускало.

С Эльриком всегда так. Вроде, не кинозвезда, не модель, не шоумен. Обычный король. Мало их, что ли, на Этеру? Тут даже императоры есть. Торанго, вон, или Светлый Господин Айнодора, да что далеко ходить — в паре кварталов отсюда местный император обитает, готский. К нему в замок даже туристов пускают, между прочим.

А с ума сходят — по Эльрику.

По эльфу, правда, тоже. По Светлому Господину, в смысле. Эти двое: Эльрик и Альтимир — правитель Айнодора — делят пальму первенства с тех самых пор, как Эльрик стал королем Харара. Вряд ли до завоевания королевства он вызывал меньше интереса, но в те года он не числился в рейтингах популярности венценосных особ.

Был несравненным.

— Мы начали с того, что подрались, — сказал Эльрик, без предупреждения. — Пьяны были настолько, что даже не помним, кто кого отделал. Но домой его нес я, это точно. Он на ногах не стоял. Так и познакомились.

— Я не пойму, ты мысли читаешь?

— Ты последние полминуты пыришься на Альтимира, — Эльрик ткнул тростью в трехмерную проекцию на фасаде столичного агентства новостей. Светлый Господин Айнодора прогуливался там среди цветущих кустов, окруженный красивыми женщинами и серьезными ботаниками. — Он сегодня опыляет гранатовые деревья в местном дендрарии. Жест доброй воли и подарок императрице готской. Трудится как пчелка, крылышки сложить некогда.

— Разве гранаты не в мае цветут?

— Разве гранаты растут в этом климате? Если уж их сюда притащили, их и цвести заставили, когда надо, а не когда хочется. Готы, они такие. Любого достанут.

Естественно, Альтимир не опылял никаких деревьев, он просто откликнулся на просьбу посетить дендрарий. Само его присутствие было благословением для растений, насекомых, животных. Для людей тоже. Но в отношении людей эльфы могли менять силу и полярность воздействия, и обычно выкручивали ее на нейтрал. Из вежливости.

— У тебя в розарии он бывает гораздо чаще, чем раз в пятнадцать лет, — заметил Зверь. — Какие претензии к готам?

— У меня никаких. У готов — ко мне. Необоснованные.

— Ну, конечно!

— Я смотрю, в твоем случае форма определяет содержание. И это ты пока майор, что будет, когда станешь полковником?

Шнурок тявкнул. Ему надоело, что хозяин не двигается с места. Гулять же пошли, значит, надо идти. Пошли бы стоять, тогда бы и стояли.

Про то, когда надо стоять Шнурок многое знал. Они с Эльриком приняли достаточно парадов, чтобы даже неугомонная такса научилась замирать мохнатым чучелом во время поднятия флага или исполнения гимна, или еще в какие торжественные моменты. Но в этой прогулке ничего торжественного не было, и Шнурок настаивал на соблюдении своего права бежать как можно дальше, как можно дольше и задираться на возможно большее количество кошек и собак.

Благо еще, на Стейнтакштраас зверья, кроме белок, не водилось. Собак тут почти не выгуливали, а кошкам было слишком скучно.

Они пошли дальше. По людному проспекту, под заинтересованными взглядами. Со стороны и впрямь странная парочка: король Харара, великолепный и пугающий Эльрик де Фокс, и майор готских ВКС… о котором и сказать-то нечего. Кроме того, что он ниже короля на три головы, легче в два раза, да еще и, вопреки сложившейся за последние пять лет моде, обходится без трости. Даже без стека. Даже без уставного кортика.

Мода на трости приходила и уходила с периодичностью раз лет в пятьдесят. Не всегда ее вводил Эльрик, а если и он, то не всегда из-за необходимости самому пользоваться тростью, но злые языки в лице Ринальдо и Мигары утверждали, что Эльрик делал это целенаправленно. Мол, у него за тысячи лет жизни тростей скопилось больше, чем единиц оружия. А натура не позволяет, чтобы что-то, пригодное к применению, простаивало без дела. Поэтому Эльрик время от времени является в свет с наугад вытащенной из коллекции тростью, свет млеет, слабые духом немедленно обзаводятся тростями сами, и мода заходит на новый виток.

Так оно, скорее всего и было. А в свободное от использования время коллекция кочевала по историческим и художественным музеям, потому что каждая из тростей была произведением искусства, притом искусства разных культур и разных времен.

Как жить, когда твоя жизнь у тебя на глазах становится историей?

Наверное, так же, как когда сам делаешь историю. Последнее Зверю было знакомо. И радости не доставляло. Ни малейшей.

— Что твой Тилге? — поинтересовался Эльрик, — все рвется на волю?

— Что готы? — рассказать про Тилге он успеет, у парня шило в заднице, о нем всегда есть повод вспомнить. А Совет глав государств собирается раз в пять лет, и далеко не всегда в Готской империи. Есть, о чем поговорить.

Последний Совет на памяти Зверя был внеурочным, собирался из-за стабилизации харарского инфернального прорыва, и проходил в Менске. Эльрик там как раз и появился с тростью. Правда, отнюдь не в качестве дани моде.

И Зверь там был. Как инициатор, разработчик и виновник энергетической революции и технологического переворота. Пригласили-то всю удентальскую команду, всех, кто создавал стабилизатор и систему аккумуляции и трансформации посмертных даров, и все приняли приглашение. Но оказалось, что главный спрос все равно с него.

С него и с Эльрика.

Да уж, непростое было время. Главы государств, князья, короли и императоры, так друг с другом… дискутировали, что в трансляции сплошные заглушки бибикали. Без мата обходились только эльфы, да и то потому, что эльфийские возвышенные проклятия даже в переводе звучат как стихи. Революция, пусть и мирная, это всегда проблема, особенно если она мировая. И хорошо, что Эльрику почти три тысячи лет, а большинству его оппонентов не перевалило даже за сотню. Еще хорошо, что со всеми ровесниками Эльрик договорился заранее. А лучше всего то, что он всегда добивается, чего хочет, этот старый, хитрый шефанго.

И цветение гранатовых деревьев в марте вместо мая — сущие пустяки по сравнению с тем, на что он способен.

— Готы, — напомнил Зверь.

— Настырная креветка.

— Ну, так. С тобой по-другому нельзя.

Эльрик досадливо фыркнул.

— Мы взяли два эсминца. Без флагов. В одном из наших секторов пространства. Модернизировали и добавили к флоту. Они были даже не новые.

— Но готские.

— Без флагов.

— Но готские.

— Но в нашем секторе.

И поэтому готы не могут предъявить официальную претензию. Корабли без флагов в чужом пространстве, больше того — в пространстве наиболее вероятного противника. Какой спрос с того, кто их захватил?

И как не спросить?

Но Харар в своем праве. В космосе действуют те же законы, что на море. Так в чем проблема?

— Он — последний император этой династии, — сказал Эльрик. — Я смотрю на него и вижу — последний. И доживать будет уже не императором. Немного осталось. Он спрашивает про два наших новых корабля, мол, когда это мы успели их построить, не слишком ли быстро? А я понимаю, что если рот открою, то говорить буду о том, что у них переворот на подходе. И еще того не легче, что переворот я сам и устрою. Зеш! Даже если оставить в стороне запрет на использование осаммэш, не могу ж я сам о собственных коварных планах рассказывать. Тем более что и планов-то нет никаких, на хрена мне сдалось менять в Готской империи правящую династию? Я этого не делал, даже когда они с Анго воевали.