Изменить стиль страницы

Глава 19

Я проснулась от стука в дверь спальни.

— Чего? — Мой голос был полон раздражения.

Лулу заглянула внутрь.

— Ты проснулась?

Я выругалась себе под нос.

— Теперь да. Который сейчас час?

— Сумерки. Поднимай свою задницу. Нам нужно кое-что сделать.

— Спасти город от загадочных фейри?

— Заняться домашними делами.

— Что?

— Это тебе не пансион для обездоленных вампиров. Если живешь в моем доме, то должна заслужить подобную привилегию.

Я открыла рот, испытывая непреодолимое желание поспорить, но не смогла придумать, что сказать.

— Пожалуйста, не заставляй меня мыть унитаз.

* * *

Не было ни унитазов, ни уборки. Но на кухонном острове было множество мисок, продуктов и дымящаяся вафельница.

— Вафли? Мило. — Я села на табуретку, а потом нахмурилась, смотря на нее, так как ее лицо было очень серьезным. — Ты готовишь мне завтрак или готовишь меня к чему-то?

— В какой-то степени и то, и другое. — Прозвучал сигнал, и она открыла вафельницу, вытащила щипцами вафлю и положила ее на тарелку, которую толкнула ко мне через весь остров.

Потом она налила тесто в теперь уже пустые формочки вафельницы из большого стеклянного мерного стакана. Она закрыла крышку, включила таймер и посмотрела на меня.

— Я тут подумала, — произнесла она, а потом подняла на меня взгляд. — Если ты собираешься тут жить, то нам нужно установить некоторые основные правила.

Я приподняла брови.

— Я собираюсь здесь жить?

Уголки ее губ поднялись.

— У тебя есть другой лучший вариант в данный момент?

— Нет. В смысле, я даже не уверена, останусь ли в Чикаго. Я обещала Дюма прослужить год, с учетом того, что они вообще примут меня обратно, и кто знает? То, что они уехали без меня, совершенно не вселяет уверенности.

— Но ты дала обещание, и это для тебя важно.

— Ага.

— Давай условно предположим, что ты собираешься жить здесь. — Снова прозвенел таймер, и она вытащила вторую вафлю, а потом полила ее сиропом.

— Так предполагается, — сказала я с улыбкой, когда она передала мне сироп, и приступила к завтраку.

— Первое — больше никаких праздников жалости к себе. Мы можем быть эмоционально травмированы, но не будем на этом зацикливаться. Мы будем теми, кто мы есть, ни больше, ни меньше.

«Лулу и понятия не имеет, как сильно я с этим борюсь».

— Второе — мы распределяем работу, арендную плату и обязанности.

— Хорошо. Какая плата за аренду?

— Меньше, чем могла быть, но больше, чем должна быть.

— Это расплывчато и бесполезно.

— Третье, — произнесла она, — Стив живет здесь. Как и Элеонора Аквитанская.

— Они объединяться и убьют нас во сне.

— Так предполагается, — ответила она с ухмылкой, а потом задумчиво начала жевать. — И, наконец, мы должны немного побыть нормальными. — Она отрезала еще один кусочек вафли и подняла его. — Завтрак. Разговоры. Еда, которую мы готовим сами. Походы в зоопарк. Уход-блин-за-собой. Вещи, которые совершенно обыденны. Мы обе выросли в окружении сверхъестественных и магии. Если мы будем жить вместе, то, вероятно, подпишемся на еще большее количество всего этого. Скорее всего, я приму больше этого.

Я нахмурилась и положила вилку.

— Лулу, я не хочу ставить тебя…

Но она подняла руку.

— Я не могу от нее убежать, Элиза. Я не могу спрятаться и притвориться, что ее нет. Мне не нужно использовать свою магию. Но я должна признать, что она существует. Может быть, я смогу жить на ее задворках. Мы можем быть соседками, и ты можешь рассказывать мне о своих приключениях. Я смогу слушать хорошие истории, но мне на самом деле не придется погружаться в драму.

Она указала на вафельницу.

— Мне кажется, мы имеем право на нормальную жизнь. И я думаю, что это, возможно, именно то, с чем я могу помочь. Я могу заниматься обычными вещами. Я могу постараться, чтобы у тебя есть завтрак и все такое прочее.

Я улыбнулась ей.

— Мы теперь встречаемся?

Лулу фыркнула.

— Милая, ты не в моем вкусе. И ты уже положила глаз на Коннора Киина.

— Я не положила глаз на Коннора Киина. — Но это даже для меня прозвучало неубедительно.

— Обманщица, — произнесла она, съев еще кусочек вафли. — Ты грязная, вонючая обманщица.

Я отложила вилку, аппетит пропал.

— Вчера он взял меня за запястье.

Она прекратила жевать.

— Это эвфемизм для… чего-то?

Я покачала головой.

— Мы разговаривали, и он взял меня за запястье и посмотрел на меня, и он такой чертовски сексуальный, и он заботиться о Стае и о своей семье, и… я начинаю чувствовать к нему влечение.

— Ни фига себе, Ватсон.

Я проигнорировала ее.

— Он уезжает. И, возможно, я вернусь в Париж — как знать — но он точно уезжает на Аляску. Я его знаю двадцать лет, Лулу. Двадцать чертовых лет, и я ненавидела его большую часть из них. Высокомерный маленький паршивец, который сводил меня с ума только потому, что мог.

— Невозможно сводить кого-то с ума, если нет никаких эмоций. Иначе тебе было бы все равно.

Я, прищурившись, посмотрела на нее.

— От этого мне должно было стать лучше? Потому что это не помогло.

— Я тут просто вафлю ем, — ответила она, съев еще один огромный кусок.

— Почему он должен был стать таким горячим? И почему он стал таким чертовски благородным?

— Гребаные оборотни, — ответила она.

— Гребаные оборотни, — согласилась я.

Зажужжал мой экран, и я проверила его.

— Это мое Авто. Мне нужно ехать в Дом Кадогана. — Я встала и запихнула в рот последний кусок вафли. — Буду держать тебя в курсе.

— Хорошего вечера, дорогая!

— И тебе, сладкая. Не жди меня.

* * *

Когда я была маленькой, кабинет моего отца был местом для игр, для просмотра телевизора, пока папа работал, или для просмотра пары этапов игры «Кабс» со старшим персоналом Дома. Если я попадала в неприятности, то мои родители разбирались со мной в наших апартаментах. Они не хотели, чтобы я боялась находиться в кабинете — или боялась разговаривать с папой, если что-то случится.

Несмотря на всю подготовку, я целых пять минут стояла у его двери, еще не готовая войти.

Все это время я ощущала гул меча моей матери, и это одна из причин, почему я еще не постучала. Не единственная причина, но одна из них.

— Ты уже должен был понять, — пробормотала я монстру, — что я не позволю случиться тому, чего ты хочешь.

Не знаю, осадило ли это его как-то, или он просто выжидал, но пульсация магии превратилась в слабый шум, который я могла сдержать. Насколько бы готовая я ни была, я постучала.

— Входите, — сказал он, и я открыла дверь, увидев, что он один сидит за столом. На нем был темный костюм и белоснежная рубашка, верхняя пуговица была расстегнута, показывая блестящий медальон Кадогана.

Он улыбнулся, когда я вошла, но в его глазах была осторожность, которой я не видела раньше. И это разбивало мне сердце.

— Уже пора на встречу? — спросил он и поглядел на свои наручные часы. Как и в случае с автомобилями, он предпочитает старомодный стиль.

— Еще нет. Я пришла пораньше. — Я закрыла дверь. — Мы можем поговорить?

— Конечно. — Он поднялся, обошел стол и указал на зону отдыха.

В его поведении было что-то формальное, отчего мне стало грустно и неловко. «Неужели я полностью испортила наши отношения?»

Он сел на кожаный диван, и я сделала то же самое, садясь в пол-оборота, чтобы его видеть.

— Я хотела извиниться за эту историю с Послушником Дома Кадогана. Я планировала поговорить с тобой об этом до того, как объявить Омбудсмену, но не сделала этого, и это моя вина, и с моей стороны это было дерьмовым поступком. И мне очень жаль.

— Я это ценю, — произнес он.

И комнату накрыла тяжелая и неловкая тишина.

— У тебя было хорошее детство?

Вопрос поразил и напугал меня.

— Что? Конечно, хорошее.

— У нас не было хороших примеров для подражания в отношении воспитания детей, у твоей мамы и меня. И мы так старались продумать все, что может понадобиться человеческому ребенку и ребенку-вампиру.

У меня на глаза навернулись слезы, и я постаралась их сдержать, опасаясь, что если они прольются, то я просто разрыдаюсь.

— У меня было замечательное детство, — повторила я. — Я знаю, что меня любили и поддерживали. Что если я упаду, вы поможете мне подняться. Мама помогла мне пройти период печенья с шоколадной крошкой и научила получать удовольствие от сбалансированной диеты, а ты помог понять удобство правил и порядка действий.