Изменить стиль страницы

Радмил и Желана сыграли пышную свадьбу и стали вместе править княжеством мудро и справедливо, крыло к крылу поднимаясь в небо и рука к руке ступая по земле.

Егор сдержал свое слово. Он не смеялся. Нет. Когда я закончила краткий пересказ, сначала он сдавленно хрюкал, а потом так дико ржал, что любая коняга обзавидовалась бы.

Я насупилась и сверлила парнишку недовольным взглядом.

— Том, ну прости, — выдавил он, между приступами гогота. — Просто я не ожидал, что твоей любимой сказкой окажется такая девочковая история.

— Нормальная история! — еще больше надулась я.

Мне приходилось все сильнее сдерживаться, чтобы не смеяться вместе с рысенком, так заразительно он хохотал. Но приходилось держать лицо.

— Хорошая. Хорошая история, — поддакнул Егор. — Ее б Диснею снять.

И снова заржал.

Я не выдержала и тоже захихикала. А ведь он прав. История совершенно девочковая. Но нравиться от этого она мне меньше не стала!

Мы еще до конца не успокоились, хотя по всем признакам уже было пора — щеки стали болеть — когда дверь распахнулась и в палату быстрым порывистым шагом зашла женщина. Очень красивая ухоженная яркая шатенка лет тридцати-тридцати пяти.

— Егор, — сдавленно произнесла она, стараясь держать лицо. Ее глаза впились в фигуру сына, осматривая, ощупывая, сверяясь с памятью: все ли хорошо, все ли цело, все ли на месте? Сейчас она видела только его.

— Мам.

Рысенок поднялся с койки, но не успел сделать и шага. Его мать стремительно приблизилась к парнишке и порывисто обняла сына. Женщина на секунду зажмурилась, втягивая в себя родной запах. А я почувствовала неловкость от того, что стала свидетелем такому интимному моменту.

Прервав объятие, женщина еще раз оглядела своего ребенка, но эмоций на лице стало заметно меньше. Очень быстро к ней возвращалось самообладание.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Мам, все хорошо, правда, — вымучил из себя улыбку парнишка и отвел глаза, а я сделала себе пометку 'не забыть пропесочить его на тему угрызений совести'. Рысенку явно было не по себе от того, что придется обманывать мать.

— Хорошо. Это хорошо, — пробормотала она, а затем скользнула взглядом по мне.

— А вы? — произнесла мама Егора с совершенно непроницаемым лицом и абсолютно деловым сухим тоном.

— Я Тома, — представилась я.

Женщина обернулась к двери, в проеме которой стоял Геннадий Захарович.

— Это та самая девушка, которая нашла Егора, — пояснил он.

Слова оказались волшебными. Женщина тепло улыбнулась мне и произнесла:

— Спасибо, Тамара. Я вам очень благодарна.

Я улыбнулась в ответ и кивнула, а после поднялась с койки.

Сейчас в этой палате мне не было места, так что самым разумным было покинуть помещение и дать матери наглядеться на целого и невредимого сына, чтобы поверить, что все действительно хорошо. Но такой возможности женщине не дали. Не успела я попрощаться, как в палату зашел доктор Виргун. Пространства стразу стало меньше, и я поразилась тому, насколько все-таки внушительных габаритов этот дуал с охраном медведя.

— Людмила Григорьевна?

Мать Егора в мгновение ока будто покрылась броней. Она кивнула и в свою очередь спросила:

— А вы..?

— Леонид Лаврентьевич. Лечащий врач Егора.

— Очень хорошо, — кивнула Людмила Григорьевна. — Я хотела бы знать, что вы можете рассказать о состоянии моего сына.

Я сделала знак Егору, что ухожу, и направилась к двери. На выходе меня задержал старший Вольских.

— Тома, ты пока не уходи, — обратился он ко мне, понизив тон.

Я вопросительно посмотрела на мужчину.

— Нам нужно будет проехать в отделение МВД, — пояснил он.

Кивнула. Ожидаемо, но все равно немного нервно. Вместе с Геннадием Захаровичем мы вышли из палаты и устроились на стульях напротив двери. В коридоре было тихо, так что из-за притворенной двери доносился зычный голос Леонида Лаврентьевича.

Доктор рассказывал матери Егора заготовленную историю про опасность девиантного поведения у подростков, что неожиданно возникшие проявления могут свидетельствовать о болезни, влияющей на мозговую деятельность, возможно, даже деменции; что неразумно сейчас перевозить парнишку в другую больницу, особенно в другой город, когда его клинической картиной занимаются очень хорошие доктора, что сейчас важно тщательно обследовать пациента, ведь необходимость в экстренной медицинской помощи может оказаться выше, чем кажется на первый взгляд.

Егор, слушая речь Виргуна, неуловимо сник и не смотрел в сторону матери, предпочитая вид из окна, его рысьи ушки то и дело прядали, выдавая неловкость и чувство вины.

Людмила Григорьевна очень внимательно слушала лечащего врача, часто заглядывая ему в глаза. По ее лицу нельзя было определить, какие эмоции она испытывает в данный момент. Выслушав все аргументы Леонида Лаврентьевича, она кивнула и произнесла:

— Я вас услышала. Мне нужно подумать.

Когда доктор покинул палату, она присела на койку, протянула руку и взъерошила волосы сына. Егор повернулся и посмотрел на мать виноватыми глазами.

Людмила Григорьевна улыбнулась сыну мягкой, немного грустной и очень красивой улыбкой и что-то произнесла. Рысенок пожал плечами. Мать снова улыбнулась, после чего поднялась, поправила и так идеально сидящий пиджак и тоже покинула палату.

— Вы говорили, нас ждут в отделении полиции, — обратилась она к Геннадию Захаровичу.

Старший Вольских кивнул.

— Да, следователь просил сегодня к нему заехать.

— Тогда давайте сейчас заедем. Я хочу разделаться с этим делом и успеть к сыну до того, как истекут часы посещения.

В названном Геннадию Захаровичу кабинете, кроме молодого следователя в штатском, очень приятного на вид высокого русоволосого мужчины, неожиданно оказался младший змей. Ар сидел на стуле напротив хозяина кабинета и ставил подпись на исписанном листе бумаги.

Увидев нашу компанию, следователь — судя по табличке на двери, майор Гриев Александр Витальевич — сухо поинтересовался:

— По какому вопросу?

Выяснив, что мы не сбоку припёка, а именно те, кого он ждал, майор произнес:

— Прошу входить по очереди. По одному. Составим протоколы с вашими показаниями, и все будете свободны.

Ар поднялся со стула, освобождая место, и к нему подошла мама Егора.

— Гражданка… Зуева? — уточнил следователь, сверяясь с какой-то бумагой.

— Людмила Григорьевна, — одарила его деловым тоном женщина.

— Присаживайтесь, — не обратил никакого внимания на больше исправление, чем представление майор Гриев.

— Остальных прошу подождать в приемной и никуда не уходить, пока мы не побеседуем.

С матерью Егора следователь беседовал не менее получаса. Когда их разговор подошел к концу и в кабинет майора пригласили следующего, а именно Геннадия Захаровича, которого сегодня еще ждала работа, некоторое время дверь оставалась открытой.

Людмила Григорьевна повесила сумку на плечо, демонстрируя намерение поскорее покинуть помещение, когда молодой следователь обратился к ней:

— И оставьте свой номер телефона — на случай, если понадобится что-либо уточнить.

Женщина продиктовала одиннадцать цифр, а после с нечитаемым лицом произнесла:

— Прошу беспокоить только в рабочее время.

— В нерабочее я сам предпочитаю работой не заниматься, — усмехнулся майор Гриев.

— Тогда мы с вами понимаем друг друга.

Губы Людмилы Григорьевны тронул намек на улыбу, который тут же исчез. Она вышла, наконец, из кабинета и затворила за собой дверь. Посмотрев на меня и Ара, она перевесила сумку на другое плечо и произнесла:

— Тамара, я буду рада, если вы и дальше продолжите посещать Егора.

Я улыбнулась и кивнула. Конечно, я буду приходить к рысенку. В каком-то смысле я чувствовала себя ответственной за парнишку.

— Аркадий, если не ошибаюсь?

— Он самый, — подтвердил змей.

— Я благодарю вас за помощь моему сыну.

— Не стоит. Это естественный поступок.

Мать Егора улыбнулась, кивнула и уверенной походкой направилась по коридору к выходу, стуча высокими каблуками. Я смотрела ей вслед. Несмотря на испытание, преподнесенное судьбой, эта женщина великолепно держала лицо. И не только его.

— Какая занимательная у нашего найденыша родительница, — заметил Ар. — Смесь из фельдмаршала и придворной дамы.