Когда она мысленно дозавила последнюю прядку на рыжем хвостике и повязала пышный розовый бант, рядом с остановкой притормозила машина. Стекло двери опустилось, и совушка увидела, что с водительского сиденья на нее смотрят знакомые глаза филина.
— Кому сидим? — поинтересовался он.
— Да никому, — шмыгнула носом Тоня, понимая, что простуды, похоже, не избежать. — Ключи от дома забыла.
— Давно сидишь? — задал второй вопрос Владимир.
Совушка поежилась.
— Понятно, — хмыкнул мужчина. — Садись в машину.
Антонина недоверчиво посмотрела на филина, явно сомневаясь, стоит ли принимать приглашение.
— У меня печка работает.
Аргумент был железобетонный. Тоня покинула насиженное, но так и не нагретое толком место на дружелюбной металлической скамье и переместилась в теплый салон. Владимир хмыкнул и тронулся. Нежась в объятиях велюровой обивки, совушка даже не сразу поинтересовалась, куда негаданный спаситель ее везет.
— А куда едем? — спросила Тоня.
— Греться едем. А то на Снегурочку похожа… уснувшую мертвым сном.
Девушка насупилась. Посмотрела бы она на него, просидевшего несколько часов на улице. Незаметно для себя совушка соскользнула в сон, убаюканная размеренным покачиванием автомобиля. Пробуждение вышло резким. Чего-то стало катастрофически недоставать, и Тоня открыла глаза. Машина стояла неподвижно, и даже мотор уже был заглушен. За окном красовалась недавно отстроенная многоэтажка. Район был чужой. Володи в машине не было.
Совушка огляделась, пытаясь понять, что происходит. Дверь с ее стороны открылась. Филин наклонился и замер.
— О, уже проснулась? Тогда пойдешь ножками.
— Куда? — не поняла Тоня.
— Греться, — напомнил парень.
Антонина выбралась из машины, осмотрелась, и до сонного мозга понемногу стало доходить происходящее.
— Ты меня к себе привез, что ли?
— А куда мне тебя еще везти было? — вопросом на вопрос ответил Владимир.
— Нет. Так не пойдет. Я к тебе не пойду. Спасибо, конечно, но я не согласна.
Отогревшаяся в машине девушка была настроена твердо.
— Не пойдет, так не пойдет, — пожал плечами филин, а потом подхватил не ожидавшую подвоха девушку и закинул себе на плечо.
— Ты что творишь?! — взвизгнула совушка, пытаясь то ли вырваться, то ли уравновеситься. — Отпусти меня сейчас же!
— Антонина, угомонись!
От этого тона, от этой фразы, сказанной ей уже второй раз, Тоня разозлилась. Что он себе вообще думает? Пришел. Раскомандовался! Она, если уж на то пошло, ни о чем его не просила и ничего ему не должна.
— Отпусти, ск-к-казала! — проклекотала взбешенная девушка, теперь уже точно начавшая вырываться.
— Значит так, — произнес Владимир, привлекая внимание к словам звонким шлепком по совушкиной попе.
От такой наглости девушка застыла, захлебываясь воздухом и не в силах выбрать из огромного списка наиболее подходящий этому осовевшему филину эпитет.
— Идти тебе некуда, иначе не синела бы на остановке, как жертва алкоголизма. Позвонить сестре или подружке, видимо, не можешь, иначе уже бы это сделала. Выбор у тебя небольшой: либо ко мне греться, либо обратно на остановку на свидание с воспалением легких. Так что успокойся и прими безвозмездную помощь адекватно.
Набравшая полные легкие воздуха для грубой отповеди Тоня замерла, а потом сдулась и прекратила сопротивление. Противно рациональный мужик со своей гадской дедукцией был прав, и девушка, хоть и нехотя, это признала.
Но прежде, чем она успела хоть что-то сказать, почувствовала второй шлепок, не уступающий первому в звонкости.
— За что?! — возмутилась девушка. — Я ведь уже не дергаюсь!
— Вот и не дергайся, — согласился Владимир.
Его губы расправились в довольной улыбке, которую Тоня увидеть не могла. Подкинув ношу, чтоб устроить поудобней, он направился к подъезду.
— Ладно… ты прав, — выдавила из себя Антонина. — Теперь-то отпусти?
— Отпущу, — согласился филин.
И отпустил. Перед дверью квартиры на втором этаже. По пути собрав удивленные взгляды пары стойких соседских бабулек, которых не брали ни мороз, ни жара, и коллекцию неприятных пожеланий — от слабости стула до слабости стула, комбинированной с приступами аллергических чиханий — от совушки. Правда, мысленных. Потому что в третий раз по попе не особо хотелось.
От тапок Антонина отказалась. Оказалось, что у Владимира по всей квартире теплый пол. Так что не только тапки казались кощунством, но и в принципе хотелось растянуться прямо тут, в прихожей и уснуть. И ничего больше для счастья не понадобилось бы, кроме, разве что, подушки.
— Иди в кухню, — распорядился филин. — Ставь чайник, а я принесу таз.
— Зачем? — не поняла девушка.
— Тоня, ты же медработник, — укоризненно покачал головой Владимир и пояснил:
— Ноги парить.
Совушка фыркнула и пошла, куда послали, под нос пробурчав 'медработник… а ты тролль' и не замечая еще одной довольной ухмылки.
Через полчаса она сидела в кухне, блаженно ощущая горячее тепло от воды в тазу, окутывающее ноги, и исходящего паром чая с лимоном и медом, о кружку с которым грела ладони. Заказанная филином пицца как-то незаметно кончилась, а готовить что-то на чужой кухне было неловко.
— Хорошо-то как, — промурлыкала девушка, сделала глоток и чихнула.
— Не нравится мне это, — произнес Владимир и поднялся со стула.
— Что не нравится? — не поняла Тоня, машинально шмыгая носом.
Филин хмыкнул, подошел к шкафчику и стал что-то в нем искать. Затем, очевидно, завершив поиски, поставил на столешницу бутылку водки, стопку и стеклянную баночку с чем-то очень похожим на молотый красный перец. Наполнив стопку градусной жидкостью, он поставил ее греться в кружку с кипятком, а потом добавил к водке немного перца. Ни дать ни взять — зельевар-любитель.
Антонина с интересом наблюдала за происходящим. Размешав смесь черенком ложки, Владимир достал стопку из кружки, подошел к столу и протянул сосуд гостье.
— Выпей.
— Не хочу.
Совушка отрицательно покачала головой и отодвинулась.
— Залпом, — не принял возражений мужчина.
— Не хочу я это пить. Сам пей, — фыркнула девушка и поинтересовалась. — Может, у тебя таблеточки есть, типа аспиринки?
— Вот моя аспиринка, — ответил парень
Тоня, подозревавшая подобный ответ, вздохнула и поставила на стол кружку с чаем.
— Володь, ну не хочу. Оно ж гадкое. Фу, — вздохнула она и жалобно посмотрела на филина.
— Зато завтра проснешься здоровой и не извозишь мне все наволочки насморком. Пей.
Аргумент был убойный. Болеть Тоне сейчас было совсем не с руки. Потому что через трое суток — смена и вот вообще сейчас не до больничных.
— Ладно. Только ради наволочек. Которые я могла бы и постирать, раз уж ты такой брезгливый, — проворчала совушка.
Приняв из рук Владимира стопку, она осушила ее в один глоток и часто задышала, пытаясь хоть как-то остудить горло и рот, обожженные огненной волной. На глаза девушки навернулись слезы, из носа грозило вот-вот потечь. Она судорожным движением потянулась к недоеденной корочке пиццы.
— Лучше не закусывать, так верней подействует, — произнес филин, за что получил полный отчаянно смелого предупреждения взгляд и передумал вмешиваться. Тоня же стала лихорадочно зажевывать лекарство.
— Ужас. Какой кошмар. Ну и гадость. Ядреная, — отрывисто дыша через рот, пожаловалась совушка.
— Зато действенная, — усмехнулся Владимир.
Пока Тоня вытирала ноги, надевала носочки и мыла тазик, стала замечать, что ее потихонечку развозит. Желание прислониться к чему угодно и уснуть становилось сильней с каждой секундой. Опустившись на стул, она громко вздохнула и улыбнулась разноцветным зигзагообразным линиям на кружке. Слегка пьяненькая, уставшая и растрепанная девушка выглядела удивительно уютной и милой. Владимир улыбнулся.
— Спать? — спросил он.
— Спа-а-ать, — сладко потянувшись, согласилась совушка и стала устраиваться тут же, за столом.
Филин покачал головой и подошел к девушке с явным намерением отнести ее к спальному месту получше. Почувствовав чужие руки, Тоня вскинулась и, сощурив глаза, строго произнесла:
— А ну-ка, без рук! Не надо мне тут этого.
— Чего? — усмехнулся филин.
— Улыбочек этих твоих, — охотно пояснила девушка. — Думаешь, я не знаю, что обо мне в общине говорят? Что, если с человеком была, так теперь только как подстилка гожусь? А хрен вам! Ищите подстилок в другом месте.