Глава 16 — Процессы для ускорения замужества
С утра я проснулась в комнате одна. О ночном приключении напоминала только перевязанная нога, да волнующие фантазии, прочно поселившиеся в моей голове. Фантазии касались двух тем — сногсшибательной лаборатории и неприличных вещей, фигурантом которых был хозяин дома. Ратмир, будь он неладен, словно из омута выныривал в моем сознании, вызывая воспоминания, того, как медленно, по-звериному, двигался ко мне, трогал кровь, смотрел в глаза… Эти образы преследовали меня постоянно — во время пробуждения, завтрака, где присутствовал сам хозяин дома и снова посылал мне гипнотические взгляды, во время прогулки…
Проклятье! Околдовал меня он что ли, или это местная атмосфера так действует! Я настойчиво гнала образы прочь, стараясь переключиться на письменный анализ собранных материалов, но ручка замирала в руке, взгляд (я подозреваю) расплывался, а перед лицом маячила лаборатория и все, что в ней приключилось. Если быть честной, то не только перед лицом. Все тело невольно напрягалось, вспоминая неприкрытые прикосновения и прочие недвусмысленные неприличности, умудрившиеся со мной приключиться. Ну вот зачем надо было подходить ко мне так близко, и что он только хотел сказать?! Что готов… кх-м-м… к продолжению рода и я его устраиваю в этом смысле? А потом решил заодно анализ сделать, вдруг у невесты какие недуги выявятся…
Стоило мне куда-то пойти и наступить на ногу, как мимолетная боль в ступне несла сознание в лабораторию, к тому моменту, когда Ратмир так задумчиво размазывал кровь большим пальцем. А стоило присесть, так тоже… хм-м… воспоминания о спущенных панталонах заставляли меня покрываться красными пятнами. Быть может, у него страсть к издевательствам? Мой бедный организм за вчерашний день пострадал дважды и в обоих случаях оказался замешан тиран… Жаль, что не получится развернуться в этой волшебной лаборатории, а уж я-то могла бы…
Все эти мысли настолько истомили меня, что к обеду я чувствовала физическое недомогание, а Мэри справедливо спросила, не заболела ли я, уж больно мое лицо отдавало бледностью как после несвежей трапезы. Ратмира за обедом не было и его друзей тоже, чему я была несказанно рада в виду наметившегося у меня нервного тика на почве постоянной борьбы с всплывающими в голове картинками неловкого содержания.
— Для некоторых городских белоручек свежий лесной воздух не всегда бывает полезен, — не преминула вставить гадость Гаудия, потягивая в крайность полезный сок из давленых яблок, — он для них слишком чист.
— Гаудия, что ты такое говоришь! — не выдержал мистер Смит, надувая щеки от возмущения и стыда за свою воспитанницу, не выказывающую плодотворных плодов изучения этикета.
— Все в порядке, — вяло ответила я, не желая вступать в словесные перепалки. — Для меня этот воздух действительно слишком чист. Так, что кружится голова и снятся странные сны. Я бы с удовольствием вновь вдохнула городской воздух с примесью мусора.
С этими словами я отодвинула тарелку с кручеными фрикаделями, которые не хотели лезть ни в какое горло, и вышла из-за стола, ощущая недоуменные взгляды за спиной. Потянуло меня на откровенность, надо же было ляпнуть такое… Я поднялась к себе и брякнулась на кровать.
Ситуация начинала становиться невыносимой. Пролежав где-то с час и пересчитав все трещины на потолке, и мух за окном, я решительно встала. Порылась в несвойственных моей строгой натуре тряпках, нашла яркое зеленое платье с гипюровыми вставками, затем, как и вчера, придала лицу красоту с помощью красок. Я заметила, что вчера на меня посматривали косо, поэтому краски решила уменьшить вдвое. И так неплохо. Мое обычное лицо сразу заиграло большими глазами, длинными ресницами и ртом, привлекающим внимание своим ярким цветом.
Как и вчера, бросилась в комнату к Долману на свидание. На этот раз я совсем не скрывалась, а гордо вышагивала по гулким коридорам здания. Долман был на месте, словно сурок, засевший в норе. Я ворвалась к нему как ветер и выпалила:
— Мы не можем больше скрываться! — выдохнула я так, как будто мы были тайными многолетними любовниками. — Мы должны признаться!
— Алёна, я разделяю твои убеждения! Но постой… — опешил мой второй жених. — Вряд ли Ратмиру это понравится…
— Мне плевать! Тьфу! — демонстративно сделала я вид, что плюю, хотя на самом деле загаживать пол в комнате жениха не стала.
— Давай немного подождем, я только отправил голубя! — похоже, заступник не желал заступаться за меня слишком открыто, а предпочитал это делать втихаря.
— Исключено, — мрачно объявила я. — Дело не терпит отлагательств. Иначе я…
Иначе я сойду с ума от навязчивых размышлений. И мне надо срочно убедить себя, что эта лесная западня, поработившая не только мое тело, но и мои мысли, закончится в самые ближайшие сроки.
— Иначе я попаду под влияние Ратмира. Ведь он будет считать меня своей невестой. И делать все, что захочет, — подлила масла в огонь я.
— Что ж, в твоих словах есть доля правды… — немного подумав, изрек заступник, опустив плечи. — Но я бы все же подождал…
Сказал со вздохом, почему-то поглядывая на руки. Явно понимал, что сила закона окажется слаба против жесткого кулака Ратмира, случись женихам делить невесту варварским способом. В ожидании неприятностей Долман потер обрюзгший от конторской жизни живот и сцепил пальцы, явно не державшие ничего тяжелее ручки. Однако ждать еще дни до тайного побега было невыносимо.
— Я все скажу за Вас, — нашла выход я. — Вам не нужно ничего делать. Пойдемте!
— Куда? — испугался он и потер очки в тонкой оправе.
— Раскрываться! — пояснила я и, цапнув защитника за рукав, не давая опомниться, потащила вниз.
Как назло, по дороге нам никто не встретился, хотя я уже приготовила речь и готова была огорошить первого встречного заявлением — это вот он, мой новый жених. Мы вышли на улицу, я немного остыла и решила установить с новым женихом доверительное пространство, а заодно блеснуть своим немалым умом.
— Вот, Вы заметили? — тыкнула я пальцем в ближайшее дерево. — Листья слишком большие и необычные!
— А?.. — отвлекся от собственных мыслей Долман. — Листья?
— Они нехарактерны для данного региона.
— Что? Да-да, конечно… — растерянно ответил он и посмотрел с интересом на меня, задержавшись бусинками глаз на моей средней части.
— Как Вы думаете, почему так? — решила узнать его мнение.
— Так? Как? Ты такая милая Алёна… — похоже, он не думал о том, что я говорю. Его рука потянулась ко мне и тронула плечо. Глаза впились в мои и сквозь стекла я разглядела их бледный, словно выцветший цвет. Рука на плече не доставляла удовольствия, поэтому я поторопилась уклониться в сторону. Рядом был искусственный прудик и я с радостью выхватила из него ближайшую лягушку, истекающую водой и поблескивающую слизью, и сунула её под нос Долману. Жених отшатнулся, выпучив глаза. А я решила донести до него свет истины.
— Вот! — сотрясала я лягушку, наступая на заступника. — Вот! Глядите! Это же не лягушка! А почти что ящерица! У нее чешуя!
Я развернула несчастное создание брюшком вверх и в очередной раз сделала шаг в сторону жениха, который зачем-то отступал назад с выражением брезгливости на лице.
— Надо же! — с деланным интересом произнес заступник, поглядывая на меня с опаской. — Что бы это значило…
— Вот! Я же говорю! — обрадовалась я вопросу. — Что-то здесь творится! Смотрите-смотрите, у нее на спинке чешуя проступает, только надо близко к глазам поднести! — не унималась я, тыкая в Долмана лягушкой, уж очень мне хотелось, чтобы жених проникся моими интересами.
— Да, конечно! — не стал спорить он. — Может, ты отпустишь лягушку? Давай просто прогуляемся…
— Хорошо, — согласилась я, давая зеленому творению соскользнуть в воду и понимая, что жених к выдающимся открытиям пока не готов.
Мы углубились в лес. Долман незаметно взял меня за руку и сжал влажными, липковатыми пальцами. Мы подошли к дереву-гиганту и остановились.
— Ты не представляешь как ты мне нравишься Алёна! — жарко признался жених. — Всегда нравилась…
— А? — непонимающе сказала я, не зная, как отцепиться от его руки. А ведь и правда, теперь я вспомнила, насколько томные взгляды бросал на меня наш семейный заступник во время последней дележки наследства почившего дядюшки Сэмьюэла. Я тогда решила, что заступник присматривается к куриному гнезду, которое навертела мне младшая сестра на голове "для особого изящества".