— На стол, — шепчет он мне на ухо. — Ложись на стол. Мне нужно видеть тебя должным образом.

Я за гранью возможности спорить. Он так неоспоримо контролирует эту ситуацию, что я готова делать всё, что он мне скажет прямо сейчас. У меня даже нет энергии спрашивать зачем. Полированное дерево под моей кожей холодное. Рук стоит рядом со столом, терпеливо ожидая, пока я отодвигаюсь назад и ложусь. Как только я устраиваюсь на месте, он начинает ходить вокруг стола, оглядывая мириады зелёных, синих и жёлтых синяков, которые покрывают моё тело. Он начинает с моей шеи, на секунду поворачивая свою руку, а затем прижимает свой большой палец к одному из синяков на мом горле. Он подвигает свою руку именно к тому месту, за которое парень в музее держал меня за горло, и в его глазах мелькает холодная, твёрдая ярость.

Затем он опускается к моей руке, делая то же самое, наклоняя свою руку до тех пор, пока она не сходится с синяками. Тогда я понимаю, что он делает. Он выясняет, как на меня нападали, как преступник держал и прижимал меня, как он меня тащил, как бил, как издевался над моим телом.

Я чувствую себя маленькой. Мне хочется слезть со стола и закончить эту жуткую сцену восстановления нападения в музее, но прямо сейчас Рук так сосредоточен, так несгибаем, что я понимаю, что он меня не отпустит. Ему нужно это сделать. Как он сказал, ему нужно увидеть.

Этот процесс занимает долгое время; я покрыта синяками, порезами и царапинами. Когда он заканчивает с моим передом, он заставляет меня перевернуться на живот и делает то же самое сзади.

Закончив, он ничего не говорит. Он заставляет меня перевернуться, а затем, вместо того чтобы касаться руками моих травм, прижимается к ним губами. Он будто молча молится, двигаясь по моему телу, целуя и поглаживая, спускаясь по моей шее, по ключицам, по рёбрам, по животу, по бёдрам.

Это не должно быть сексуально. Я сломана, избита, пустая оболочка человеческого существа, но в том, как Рук касается меня, есть доминирование. Будто каждым поцелуем и каждым прикосновением руки он снимает жестокость с моего тела, заменяя её чем-то более глубоким. Связь между нами двумя устанавливается снова и снова. К тому времени, как он переворачивает меня на спину и начинает ласкать мою израненную кожу там, я задыхаюсь, моё дыхание вырывается короткими резкими рывками, в голове всё плывет.

Этот мужчина обладает таким контролем надо мной. Такой головокружительной, сумасшедшей силой. Моё тело отвечает ему так, как никогда никому не отвечало. Это невероятно и пугающе, и я не знаю, как себя вести. Он поднимает меня на руки и несёт наверх.

Моё дыхание застревает в горле, когда он чуть не заносит меня в комнату Кристофера.

— Нет. Не эта. Туда… — я указываю на дверь в свою спальню, и он без лишних слов направляется в комнату. Аккуратно положив меня на кровать, он отходит на шаг назад и начинает раздеваться. Сначала ботинки. Майка. Порванные джинсы. На нём снова нет никакого белья. У него такое тело, о существовании которого в реальном мире я на самом деле не думала — мышцы на мышцах, над которыми он явно невероятно упорно работал. У него повсюду татуировки, на груди, на животе, на плечах, на обеих руках, пальцах, на шее. Он произведение искусства, шедевр собственного изготовления. Я позволяю себе минуту рассмотреть его, слишком заинтригованная, чтобы смущаться своего открытого любопытства. Должно быть, он знает, что я делаю, потому что он просто мгновение стоит, расправив плечи, держа руки по бокам, позволяя мне исследовать его.

— Ты просто нечто, — шепчу я.

— Как и ты, — отвечает он. — Но тебе не нужен был литр чернил и тысяча иголок, чтобы подчеркнуть это. Ты просто… такая.

— Ты всё равно был бы невероятным, без татуировок.

Он пожимает плечами.

— Может быть, ты права. Эти татуировки и есть я, в каком-то смысле. Всё, что я сделал. Всё, через что я прошёл.

Я прикусываю костяшку своего указательного пальца, слегка хмурясь.

— Ты расскажешь мне, что они значат?

Он снова пожимает плечами.

— Может быть, когда-нибудь. А пока… — он забирается на кровать, и по мне пробегает дрожь нервозности. Его член уже твёрдый, касается моего живота, и он смотрит на меня так, будто смотрит в ствол грёбаного пистолета. Но без страха. Не колеблясь и не стыдясь. Опускаясь на колени рядом со мной, он берёт свой член в правую руку, проводя по его длине вверх и вниз, его взгляд впитывает меня с головы до ног.

— Раздвинь мне свои ноги, Саша.

Я никак не могу ответить «нет». Не думаю, что сказала бы, даже если бы могла. Я раздвигаю ноги, выдыхая через нос, стараясь не сильно паниковать. Это по-прежнему так ново… и после всего, что произошло за последние несколько дней… наверное, это ужасная идея. Я должна быть на терапии или где-то ещё, но собираюсь заняться очень интенсивным сексом с этим сумасшедшее-горячим мужчиной. Но останавливаюсь ли я? Нет. Мне нужно почувствовать что-то кроме страха, грусти или злости. Мне нужно почувствовать это. Мне нужно почувствовать его руки на своём теле, чтобы забыться…

Только он не прикасается ко мне. Он берёт меня за руку и опускает её вниз…

— Я ведь говорил тебе, что ты будешь прикасаться к себе, чтобы меня осчастливить? Осчастливь меня, Саша. Мне нужно знать, как ты себя удовлетворяешь. Мне нужно увидеть, как ты кончишь от своей же руки.

У меня на уме было не это. Но от того, как он просто говорит, по моей коже бегут мурашки. Он действительно хочет посмотреть, как я прикасаюсь к себе, будто для него крайне важно понять, как мне нравится кончать, когда я одна.

— Ладно, — я задыхаюсь, едва выдыхая слово, но Рук прекрасно меня слышит. Он садится на пятки, мягко раздвигая мои ноги ещё шире, пока я скольжу пальцами по своей киске. Я уже влажная. Более, чем влажная. Я так заведена, что удивляюсь сама себе и, может быть, слегка смущаюсь. — Боже…

— Не делай этого, — бормочет Рук низким голосом. — Никогда не стыдись своего тела. Особенно, когда я вижу, как ты заведена. Ты хоть представляешь, каково мне? Ты хоть представляешь, что это делает со мной?

Я закусываю губу. Он тянется и берёт мою другую руку, обвивая её вокруг своего члена. Он такой чертовски твёрдый, такое ощущение, что ему может быть от этого больно. Я очень нежно сжимаю его, и Рук откидывает голову назад, его глаза закрываются.

— Чёрт, Саша. Боже.

Рыча, он убирает мою руку, заменяя её своей.

— Я так не могу, — говорит он. — Прямо сейчас я даже не могу терпеть, чтобы ты прикасалась ко мне. В итоге я сделаю тебе больно.

Мои глаза чуть ли не полностью закатываются. Как он может такое мне говорить? Слова просто слетают с его языка, будто не имеют значения, но они оказывают на меня огромный эффект. Он не может терпеть, чтобы я прикасалась к нему? В итоге он сделает мне больно? Такое заявление должно меня напугать, особенно после всего, что произошло, но перспектива того, что он потеряет контроль из-за моих прикосновений, будет груб со мной, касаясь меня руками, зубами, ртом, своим телом… От этого у меня кружится голова.

Я медленно вожу пальцами по своей киске, потирая клитор маленькими круговыми движениями. Рук наблюдает, захваченный моими действиями.

— Твоё тело идеально, — говорит он. — Твои руки самое сексуальное, что есть в мире. Я не могу отвести взгляд. Просунь пальцы в себя, Саша. Покажи мне. Покажи мне, как ты трахаешь себя.

Я никогда не использую пальцы, чтобы трахать себя. Я всегда использую вибратор. Кажется странным исследовать своё тело, впервые устраивая представление, пока Рук наблюдает. Я осторожно делаю то, что он попросил, и сначала проскальзываю в себя указательным пальцем, а затем средним. Глаза Рука стеклянные, наполненные похотью и нуждой. Он закусывает нижнюю губу, стонет, когда я начинаю вставлять и доставать пальцы из своей киски.

— Чёрт. Серьёзно. Чёрт. Кончи для меня. Я хочу увидеть момент, когда ты переступишь грань. Я хочу наблюдать, как дрожит твоё тело. Хочу видеть, как выгибается твоя спина. Как поджимаются твои пальцы. Давай, Саша. Сделай это для меня, — пока говорит, он двигает кулаком вверх и вниз по своему члену, его хватка становится крепче и крепче. Мышцы рук напряжены, как и мышцы его плеч. Его дыхание вырывается короткими, резкими рывками. Он сейчас так заведён. Я вижу напряжение на его лице. Он хочет трахнуть меня. Он хочет ворваться в меня и заставить меня кричать, но сдерживается. Он только что тридцать минут ласкал моё тело, массировал и освобождал от боли, которую я испытала. Он осторожничает.