Я изучил все книги по психологии поведения человека, которые смог достать за эти долгие месяцы. Хотя я совершенно уверен, что их авторы не хотели бы, чтобы эти знания использовались бы подобным образом.

Сначала я изучал их, чтобы попытаться лучше понять свою жертву, так как она получила степень по психологии. Затем я решил использовать их, чтобы подготовить ее, потому что нет ничего более коварного, чем пытать кого-то таким образом, чтобы он точно знал, что ты делаешь, но понимал, что он не может избежать этого.

И хотя, я не приветствую физическое насилие, мне все равно показалось, что я повел себя, как садист. Я убрал весь беспорядок, который она сотворила, а потом оставил ее в одиночестве. Она испортила свою еду, значит, она ее больше не получит. Как только она узнает, что истерики бесполезны и никак на меня не влияют, она перестанет это делать.

Было странно и тревожно, видеть эти события его глазами. Еще более странно было увидеть подтверждение того, что мы поняли друг друга с самого начала. Конечно, я не подозревала, что он немой. Вероятно, я должна была об этом догадаться, но он был так расчетлив во всем остальном, что делал, что с чего бы мне думать о том, что у него есть какой-то недостаток? Особенно такой редкий?

К тому же немота чаще всего идет в комплекте с глухотой, как у моей сестры. А он определенно глухим не был. Мужчина много раз поворачивался на звук моего голоса. Он не просто читал по моим губам.

Кроме того, я оказалась права во всем насчет него, а он был прав насчет меня. Общение без слов привело нас обоих туда, где мы должны были просто инстинктивно понимать друг друга. Я стерла еще одну слезу, когда она скользнула по моей щеке и посмотрела на него.

— Пожалуйста, не заставляй меня уходить, — заговорила я и отложила дневник в сторону, чтобы одновременно повторять свои слова на языке жестов.

Он широко распахнул глаза. Мой похититель действительно не догадывался о том, что я знала язык глухонемых. Каковы на это были шансы, верно? Жизнь странная штука, но на то она и жизнь. Я должна была догадаться, что он немой, особенно, учитываю историю своей семьи.

Почему этот вопрос не был одним из тех, которые я задавала в те дни, когда была достаточно храброй, чтобы о чем-то спрашивать? Оглядываясь назад, я понимаю, что это даже к лучшему, что я этого не сделала.

Мы оба жили в мире, где люди умели говорить руками, и все же, мы даже об этом не догадывались.

Я привыкла видеть его всемогущим и всезнающим. Мне казалось, что он знает каждую деталь моей жизни, но на практике все было не так. Я поняла, что большую часть информации, он, вероятно, получил от посещения моих семинаров. Я много говорила о своей личной жизни на конференциях. Вероятно, даже больше, чем следовало бы. Но я никогда не говорила о своей сестре.

Он долго смотрел на меня, прежде чем показал: «Читай».

Я перешла к следующей странице с загнутым уголком. Я думала, что если сделаю то, что он сказал, не оказывая сопротивления, то мужчина поймет, что я чего-то стою.

Эта мысль меня расстроила. Единственное, что удерживало меня от полного краха, это догадка, что он решил отпустить меня потому, что пытался поступить правильно. Поэтому я продолжила читать.

Июнь 16-ое:

Насколько бы волнительно не было видеть, как она повинуется и преподносит мне свое тело словно подарок, я знал, что это неправда. Пока еще нет. Она все еще хотела сбежать. Увидев комнаты, которые я для нее подготовил, девушка поняла, кем она была.

Когда ты отдаешь кому-то свое тело в обмен на какие-то смешные вещи, вроде материальных благ, то становишься шлюхой, и пути назад уже нет. Прошлой ночью, наблюдая за ней по монитору, я видел, как в ее голове крутились колесики, пока она планировала напасть на меня, и изучала все предметы в комнате, на которые до этого не обращала внимания.

Попытка была провальной. И дело не в том, что она плохо старалась, у нее просто не было шансов, так как еще до того, как я вошел в комнату, я уже знал, что девушка поджидала меня у двери со своим оружием. В тот момент, когда все обернулось против нее, она снова стала испуганным маленьким кроликом, которого я похитил в тот первый день, и который пытался от меня спрятаться.

Я не уверен, что на моем лице удержалась привычная маска, поскольку это так сильно меня тронуло. Мне понравилась ее покорность, но в то же время, мне бы хотелось увидеть ее страхи. Я протянул ей руку и удивился, как быстро она за нее ухватилась. В ее взгляде сквозили смирение и покорность. Но я уже знал, что мне придется снова посадить девушку в камеру, и лишь после этого она станет моей навсегда.

Я вывел жертву на улицу и показал ей окрестности, а затем решил, что позволю ей попытаться сбежать. Я знал, что если бы был обычным, слегка обиженным мужчиной, то к этому моменту ее слезы повлияли бы на меня так, что я бы сдался. Ее беспрекословное послушание скрутило бы мои кишки или заставило бы меня ощутить чувство вины, но ничего подобного не было. У меня был лишь отголосок тех чувств и то лишь потому, что еще с детства мне пытались внушить, что такое хорошо, а что такое плохо.

Я уверен, что даже если бы у меня был голос, я все равно бы это сделал. Я не понимал этого, пока не увидел, как она уходит от меня, осознавая, что не сможет далеко уйти. Она была моей добычей, и это пробудило во мне инстинкт хищника, который я слишком долго в себе подавлял.

Когда она отошла достаточно далеко, я поднялся на ноги и начал ее преследовать. Мы будто были связаны какой-то невидимой нитью, потому что я заметил, что она почувствовала меня у себя за спиной задолго до того, как услышала мои шаги. Она перешла на бег, и это напомнило мне игру в догонялки. Для нее это был шанс на побег и выживание, но для меня это было просто развлечение.

После того, как я удостоверился, что она меня услышала, девушка напряглась и, за несколько мгновений до того, как я смог дотянуться до нее и повалить на землю, остановилась и повернулась ко мне, подняв руки в жесте капитуляции. Если во мне была эта темная потребность получить над ней абсолютную власть, то у нее была почти такая же патологическая потребность мне это дать.

Я никогда не предполагал, что она будет такой внушаемой. Ужас перед возможностью испытать боль, довел ее до такой крайности, что она перестала бороться. В каком-то смысле, ее страх перед неизбежной болью, пересилил ужас перед смертью. Потому что еще ни разу не навредив ей, я заставил девушку поверить, что если она будет мне повиноваться, то я не стану этого делать. И я не собирался разубеждать ее в этом.

Я работал над тем, чтобы девушка поняла это с самого начала. Что она в безопасности, если будет покорной. Я просто не ожидал такого фанатичного подчинения в тот момент, когда свобода оказалась настолько реальной и доступной, лишь потому, что она очутилась за стенами дома на свежем воздухе.

Мне захотелось повалить ее на траву и тут же трахнуть, но я учил ее воспринимать секс в качестве награды, и поэтому понимал, что подобное действие испортит все, чего я успел достигнуть до этого момента. Стиснув зубы, я повернулся, чтобы отвести ее обратно в дом. Я уже решил, что на этот раз это будут две недели, и я не был уверен, как мне удастся сдерживать себя, чтобы не прикоснуться к ней.

Июнь 30-ое:

Я подумал заставить ее дождаться 4-го июля, прежде чем вернуть в хорошую комнату. Такое искушение. Вероятно, все дело в иронии ситуации. Вернуть ее туда в День Независимости. Я уверен, что после этого она приравняет эту спальню к свободе.

В прошлый раз, когда я запер ее в камере, я понял, что хочу причинить ей боль. Но я не хочу делать это в гневе. Мне нужно, чтобы она сама нуждалась в том, чтобы ей причинили боль. У меня было много времени все это обдумать, пока я выжидал время. Все закончилось тем, что я оборудовал еще одну комнату под игровую.

Я не думал, что все выйдет именно так, но чем больше я мечтал о ней, тем глубже погружался в фантазии, где смогу ее выпороть. И на самом деле, чем еще я должен был заниматься в мучительные недели ожидания? Задумка с темницей казалась именно тем, что нужно.