Стол у противоположной от входа стены, две грубо сколоченные табуретки, длинные широкие скамьи по обоим стенам, да земляные полки вырезанные над столом — вот и вся мебель.

— Баба Дотя как-то рассказывала, что в войну, здесь раненых партизан прятали, — проговорила Станислава, запалив фитилек у керосиновой лампы, которая оказалась на столе. — Да и до этого, кого только сюда не таскали, от беглых каторжников до опальных правителей. И что меня всегда удивляло, комната так и осталась тайной нашей семьи.

От крохотного огонька по стенам заплясали тени, но когда он подрос, и света стало больше, все вдруг ощутили, как напряжение последнего получаса растворяется. Станислава оседлала табурет с одной стороны стола, Тимур с другой. Мишка бросил сумку на скамью и сел рядом. Все они выжидающе вопросительно уставились на Настю.

— Настя, ты ведь нам все-все хочешь рассказать, — видимо желая подбодрить, улыбаясь проговорил Тимур.

— Ну, всего-всего я не знаю, — криво отшутилась Настя. — Да и до рассвета…Кстати во сколько сейчас светает?… боюсь времени не хватит…

— Около восьми, — опять улыбнулся Тимур, — Ты хотя бы вкратце…

— Вкратце… — Насте слишком нервничала, и чтобы успокоиться, присела на другие нары, отгородившись от спрашивающих взглядов хотя бы лишними метрами. Пальцы теребили край свитера, и мысли подобно им не успокаивались. — Один очень не хороший человек хочет заполучить меня любыми способами. Несколько лет назад ему это почти удалось, но тогда брат и наш общий друг смогли меня спасти. Почти два года мы успешно скрывались, но полгода назад нас выследили. Брат попытался увести погоню за собой и пропал. Я как могла скрывалась сама, но похоже в умении прятаться, мне далеко до брата. А может быть Хозяин… Он очень сильный… Ему служат люди и не люди.

— Что ж ты ему сделала? — это Станислава.

— Ничего! — Настя вскочила, сжатые кулаки дрожат, костяшки побелели, в глаза боль и страх. — Это он… То что он… Это ужасно!! Не хочу вспоминать!!! И не буду!!!

— Настя, не надо! Если не хочешь, не говори! — Мишка подлетел, попытался обнять и не смог.

Девушка вновь изменилась. Будто в теле Насти заключили несколько совершенно разных людей и то один, то другой прорывается на поверхность. Мишу очень пугали эти незнакомки. Вот и теперь лицо точно восковая маска не выражало ничего, двигались лишь губы. И слова ломкими сухими веточками прошлогодней травы царапали воздух. Отступив назад, парень опустился на нары и через силу заставил себя слушать.

— Человек состоит из трех частей: тело, душа и разум. Он един и в единстве его сила. Если умирает тело, умирает и разум, а душа освобождается для следующих возрождений. Если умирает душа, тело и разум могут жить, но их пожирают болезни. Если умирает разум, то тело живет, а душа гниет. Это самое плохое — окончательная смерть души, без надежды на перерождение… Души пили и до него, но по варварски, теряя столько полезного материала. А что если получится отделять составляющие: душу, разум и тело друг от друга не убивая? И Он задался целью. И у него получилось! И тогда он…

— Настя, ты о чем? — голос Тимура свежим ветром разворошил сухую траву мертвых Настенных слов.

Девушка вздрогнула и очнулась, взгляд ее прояснился.

— Я не сумасшедшая, — в очередной раз за сегодня проговорила Настя, пытаясь переломить жалость и сочувствие на лицах напротив. — Вы же их видели…

— Конечно, мы их видели, — проговорил Тимур с интонацией, в которой сквозило: «с психами лучше не спорить». — Но мы без понятия кого или что мы видели. Ты просто начала с середины, и лишь поэтому мы ничего не поняли.

— Да, меня особенно интересует та часть повествования, в которой рассказывается о дряни, что пытается прорваться сейчас в дом мой бабушки — о Псах, ты так их кажется называла, — поддержала Тимура Станислава.

— Псы это тьма души испитого человека, — сказал Настя таким обыденным голосом, будто сообщала: трава зеленая. Разве только плечами не пожала. И тут же пояснила. — Душу человека очень трудно убить, почти не возможно. Но ее можно извлечь, заточить. С давних времен существовали те, кто мог поглощать чужие души, подливая свою жизнь. Я не знаю, как они сами себя именовали, но брат, которого видимо просветил Дан, всегда звал их Ловцы душ… Не особо оригинально, да? Их совсем мало, и они стараются не выделяться. Выпьют пару тройку людей в течение десяти пятнадцати лет и впадают в спячку на полсотни лет. А Он оказался не таким. Как самым молодым и амбициозным, Он захотел большего.

— Опять этот странный «Он», — прошептал Тимур в самое ухо Станиславы, не желая прерывать Настю.

Славка кивнула в ответ, но так же шепотом предложила выяснить этот вопрос чуть позже.

— Что именно хочет, Он не говорил, но, наверное, как и все, кто владеет бесконечной силой и полным отсутствием совести: власти, признания, преклонения рабов…

— И пару коньков в придачу, — ввернулся, не сдержавшись, Тимур.

— Душа человека широка, ее так просто не поглотить. Но если сломать человека, уничтожить его гордость, вырвать из него чувство собственного достоинства, заставить верить, что он не больше, чем жук, копошащийся в навозе, довести до животного состояния, то душа его сожмется в крошечный комочек, вот тогда ее можно пить. Душа, в независимости от объема ей занимаемого, сильна и величественна. Энергия ее практически безгранична. Но пока душа, сжавшись в комочек, пытается сохранить в человеке хоть что-то от него прежнего, все остальное пространство заполняется тьмой. Ведь природа не терпит пустоты. И когда наступает момент, Ловец поглощает душу, а человек, отравившись заполненной его тьмой, умирает. Но Он пошел дальше. Он узнал, что есть возможность использовать те отходы человека, что остальные выбрасывали. Он долго шел к исполнению задуманного, и однажды провел первый обряд разделения. Так появились Псы, Тени и Бездушные. Бездушными стали тела, лишенные души и разума. Практически зомби, ходячие немертвые. Не боящиеся боли, смерти и безгранично верные хозяину. Его кулаки и мускулы. Тени это осколки разума, еще сохранившиеся в воспаленных мозгах сломленного человека. Они глаза и уши хозяина. Могут подчинить разум человека, наслать иллюзии и усилить страхи. Они питаются всем темным и злобным, что есть в человеке. Они могут перемещаться из тени в тень, исчезая в одном месте и появляясь в другом, но на небольшие расстояния. Псы вышли из тьмы, оставшейся в человеке после испития души. В них живет два неодолимых желания: ненависть и голод. Они самые верные слуги Хозяина, если бездушные могут переходить под контроль тени, а Тень принимать самостоятельные решения в рамках приказа, то Псы подчиняются лишь Хозяину, исполняют его волю неотступно и до конца. Лишь хозяин может отменить свое слово, лишь его воля может остановить Псов. Они проходят сквозь грань: меж сном и явью, реальностью и иллюзией, сквозь зеркала и темные стекла. Они видят в человеке то, что скрыто в глубинах его подсознания даже от него самого. Псы могут увидать потаенный страх, увеличить его в разы и натравить на человека. Яд их присутствия продолжает разъедать волю, мутить мысли и чувства даже после того, как они отпустили жертву. А еще они опасны тем, что поглощают все светлое и чистое, что есть в человеке, его мечты и надежды.

Настя, во время рассказа старавшаяся смотреть куда угодно, только не на замерших в напряжении друзей, вдруг посмотрела прямо в глаза Тимура и проговорила:

— Я еще раз хочу извиниться, что набросилась на тебя с ножом. Там в комнате была не совсем я. Тени умеют набрасывать поводок страх, через который им легче отслеживать жертву. А еще через него можно взять под контроль. И хотя я была уверена, что поводок порван, но видимо не до конца. Или я особый случай… На моем теле есть печать, поставленная хозяином, что бы всякая его тварь смогла ощущать мое присутствие, но не могла причинить мне вред, лишь взять под контроль. Вот видимо и взяли…

— И где эта печать? — задумчиво проговорила Станислава, пытаясь вспомнить, видела ли на Настенном теле какие-то метки, когда в вечер спасения раздевала ее у себя дома.

Девушка опустила глаза, щеки ее залила краска смущения и она, под удивленными взглядами друзей, неловкими пальцами распустила ремень и спустила штаны до колен.