Парни как-то даже внешне сдулись и расползлись по углам.

— Что дальше было? — поинтересовалась тетя спустя пару мгновений.

— А? — смущенно поинтересовался Артем, потом видимо вспомнил, на чем прервался и продолжил. — Когда все началось развиваться, как я и предполагал, пришлось разыграть роль предателя. Предложил врагам свою посильную помощь, проник в самое сердце зла, так сказать. А под елками, пока никто не видел, утащил Весту на дерево, объяснил, что делать дальше. Ну а продолжение вы все знаете.

— Я вообще-то не знаю, — подала голос тетя, — но с этим, я думаю, разберемся позже. Сейчас вам все стоит отдохнуть. Ваш дом, Данилка, сейчас пустует, но для ночевки вполне приемлем. Проводи друзей, а то ваша Ведьмочка уже спит.

Станислава хотела возразить, что вполне себе бодрствует, но голоса все дальше и дальше уплывали, пока не превратились в неясный шум листву, что ветер качает над головой.

***

Ночью приходила бабушка, в этот раз не молоденькой девчонкой, а такой, как она запомнилась по последнему лету. В белом с мелкими цветами платке, темно синей кофте и длинной коричневой юбке, она тихо сидела в кресле рядом с кроватью и что-то неспешно вязала, слегка позвякивая спицами. И Станислава на несколько мгновений позволила себе забыться, просто тихо лежать и, улыбаясь, смотреть на бабушку.

— А, Атаска, проснулась? — улыбнулась старушка, откладывая куда-то в бок вязание вместе с вертким клубком. — А я пришла попрощаться.

Станислава все вспомнила, и слезы подступили к глазам.

— Не плачь внученька, я уже давно ушла, и сейчас мое сердце и душа полностью успокоились, перестали болеть за тебя.

Стася вытерла щеку, но продолжала молчать, не в силах произнести ни слова.

— А еще, не знаю уж, обрадует тебя это известие или огорчит, — продолжила баба Дотя, тихо улыбаясь, — все чудеса, что с такой легкостью ты творила последние дни, я тоже уношу с собой. Род, впервые за несколько сотен лет, объединил силы, и не только потому, что одной из нас требовалась помощь, но и потому, что над всем миром нависла нешуточная угроза. Ты послужила проводником, и за это тебе земной поклон и благодарность всех живших и живущих.

Станиславе хотелось сказать, что ей все равно на всех, лучше бы бабушка была рядом, но старушка лишь улыбнулась.

— На самом деле ты так не думаешь. А вода, что струиться из глаз, это всего лишь слезы.

Станислава разревелась в голос, уже не сдерживаясь, а бабушка сидела рядом и гладила по голове.

— И последнее, девочка моя, — проговорила бабушка, когда внучка выплакала все слезы и притихла, уткнувшись носом в подушку. — Не думай слишком много. Все мы люди и он тоже. Но если сможешь забыть старое и дашь ему еще один шанс, он больше не предаст твое доверие. А тебе, как мне кажется, вставать пора, а то что-то там молодые люди затевают, да без твоего ведома. Ну, до очень не скорого свидания, внученька!

***

В какой-то момент Станислава осознала, что продолжительное время не спит, а с интересом рассматривает далекий серый потолок в тонких изломанных трещинках. Она медленно села, огляделась, пытаясь вспомнить, как сюда попала, и что ее разбудило. Незнакомая комната, кровать не разобрана, лишь смято верхнее покрывало. Воспоминания о вчерашнем путались и ускользали. Похоже, ее принесли, не раздевая, лишь сняв куртку и обувь, положили и укрыли чем-то теплым. Ботинки обнаружились под кроватью, а куртка на стуле у окна.

Быстро натянув, а то ступни мерзли, и зашнуровав ботинки, Станислава подошла к окну и аккуратно выглянула в щелочку между занавесками. Перед ней простиралась деревенская улочка, и, судя по высоте обзора, девушка находилась на втором этаже. Вокруг разливалась та особая синева, какую приобретает морозный воздух в сумерках раннего утра или позднего вечера. В некоторых домах светились окна, вдоль забора не спеша шла женщина, через улицу перебежала черно-белая собака, и Станислава, наконец, осознала, где она. Деревня Дана, дом его семьи, куда их вчера направила Мирослава Матвеевна.

Четко вспомнился вчерашний разговор, смутно путь до этой комнат, большую часть которого она проехалась у Тимки на руках, и ночное прощание с бабушкой. Так вот что ее разбудило, и ноги сами собой понесли к двери, которая вывела на широкий балкон, огороженный резными перилами, который делал почти полный круг и заканчивался лестницей на противоположной от Стаси стороне.

На балкон выходило еще несколько закрытых дверей. Станислава подошла ближе к перилам и глянула вниз. Большой зал, окруженный резными деревянными колоннами, на которых лежала верхняя балюстрада. Пыльная мебель, какие-то картины и охотничьи трофеи по стенам, небольшой камин, слабо угадывались в тусклом свете, пробивающимся сквозь высокие окна. Просто домик зажиточного помещика, который уехал кутить в столицу, а смотреть за фамильным гнездом никого не оставил. Или оставил, да управляющий запил с дворником, и махнул на присмотр рукой.

За неспешными размышлениями Станислава достигла лестницы, но, едва шагнула на первую ступеньку, остановилась. Тишину последних минут разорвали голоса, Артем и Дан о чем-то спорили на повышенных тонах, точнее Дан почти кричал, а вот Артем отвечал вполне спокойно. Девушка присела, пытаясь понять, где идет спор. Из-под двери на первом этаже пробивался свет.

— Я думал, ты уже выдохся, — чуть насмешливо проговорил Артем.

— Да что ты! Я так легко не успокоюсь. Да у меня в голове не укладывается, как ты мог… — это уже Дан.

— Ну, извини, — в голосе Артема не ощущалось и миллиграмма раскаянья, что взбесило Дан, еще больше.

— Меня просто из себя выводит твое проведение, даже не то, что ты скрывал, а то, что решился использовать на мне… на мне!.. свои трюки. Память править посмел!! Если бы силы тебя не подвели, я бы так и прибывал в неведенье.

— Да жаль, что отвлекся… — на этот раз совершенно искренне вздохнул Артем.

Дан зарычал, а потом что-то врезалось в стену и с хрустальным звоном осыпалось на пол.

— Любимая ваза твоей бабушки, кстати, — констатировал совершенно не пострадавший парень.

— И как долго, — голос Дана теперь звучал чуть спокойней, толи выпустил пар, расколошматив вазу, то ли понял, что придушить этого придурка все равно не получиться, лишь нервы на него зря потратишь, — как долго ты планировал скрывать это? Мало мне того, что Настя до сих пор в себя не пришла…

Спор прервался на середине. Скрипнула дверь, желтая солнечная полоска перечеркнула цветастый ковер на полу, в проеме возник знакомый силуэт, а затем раздался жизнерадостный голос Тимура:

— Что за спор, а драки нет!

— Сейчас будет, — мрачно пообещал Дан.

— А так вы меня за этим звали? Чур, я рефери!

— Нет… — начал Артем.

— Нет? Не рефери? А кто? А-а-а! Нет, ну драться с вами я не буду, — расстроено произнес парень. — Я вообще за мир во всем мире.

— Мы хотели попросить тебя о помощи! — слишком резко из-за недавнего спора с Артемом и желания, поскорей прервать нескончаемый поток слов, произнес Дан.

***

Станислава вдруг отчетливо увидела, именно увидела, а не представила, комнату и всех в ней находившихся. Помещение больше всего напоминало пыльную заброшенную так же давно, как и весь дом, библиотеку. Вдоль стен стояли полупустые книжные шкафы, на двух узких подоконниках досыхало нечто, бывшее когда-то раскидистым цветком, с потолка свисала старинная люстра, в равных долях крашенная тусклым хрусталем и паутиной, в которой тускло горели три лампочки. Они да еще свет из окна не особо разгоняли пыльный полумрак. Еще из мебели в кабинете был продавленный диван, пара скрипучих стульев и истертый ковер.

Артем очень бледный, какой-то даже выцветший, внешне спокойный, но глаза сужены от внутреннего напряжения, сидел на полу, скрестив ноги. Дан, рука перебинтована, под глазами круги, возвышается над ним, хмурит брови. Тимур, все лицо в ссадинах, царапинах, по шее цепочка синяков спускаеться за ворот рубахи, устроился на диване. Хоть кажется расслабленным и веселым, но руки засунутые к карман брюк нервно теребят скрепку, не понятно как там оказавшуюся.

— Так что у вас случилось, — становясь серьезным, поинтересовался Тимур.