Облизывая губы, я представляю, как мой кулак сжимает ее волосы, используя захват, как преимущество. Практически могу представить себе точное ощущение ее шелковистой мокрой киски, погрузившись в нее на всю длину, полное блаженство. Я наконец-то заполучу ее, всю эту сладкую кожу, обнаженную для моего языка.

Черт. Я хочу, чтобы мой язык был внутри нее также сильно, как хочу, чтобы мой член оказался в ней.

Я перепрыгиваю через две ступеньки. Несколько человек, торчащих на крыльце, поворачиваются, когда я прохожу мимо. Я игнорирую их всех. Одна из девушек у двери улыбается мне, прикусывая губу, и наматывая волосы на палец. Я едва ли удостаиваю ее взглядом.

Не заинтересован.

Я вытаскиваю телефон, как только оказываюсь внутри, чтобы написать Кире.

И вот наверху лестницы вижу мою девочку.

Она поднимается на второй этаж. Мелькает юбка ее черного с розовым платья. Я мельком вижу подходящие кружевные трусики — черные со светло-розовой шнуровкой сзади.

Каждая мышца в моем теле сокращается. Волна жестокой энергии разрывает меня.

Мое самообладание исчезает.

Никому не позволено видеть это, кроме меня.

Я с трудом сглатываю, поднимаюсь решительнее, чем прежде. Настолько одержимый, что слышу, как тяжело мои шаги стучат по лестнице.

Кира не знала, что я буду здесь сегодня. Так для кого, черт возьми, она решила надеть эти сексуальные трусики? Я хочу прокричать ей этот вопрос. Я почти делаю это, но останавливаюсь, когда прохожу мимо другой группы людей, стоящих на втором этаже.

Гребаные свидетели. Прекрасно.

В ярости я пишу ей.

«Для кого ты надела эти трусики?»

Я подталкиваю ее сказать, что для Остина. Дразню ее.

Она на середине коридора, когда получает мое сообщение. Ее голова резко поднимается после прочтения, ее руки дрожат, держа телефон. Она поворачивается в поисках меня.

Я уже здесь.

— Я задал тебе вопрос, — шиплю ей на ухо, прижимаясь к ее спине и толкая ее вперед. Я не останавливаюсь, пока мы не оказываемся перед первой дверью, которую я вижу.

Моя комната.

Спасибо, черт возьми, что она пустая.

Кира вырывается из моих рук, резко поворачивается и ее красивые волосы вихрем взлетают на ее плечах.

— Ты чертов придурок. — Она, спотыкаясь, отходит от меня, ее грудь вздымается внутри кружевного верха черного платья.

— Тебе действительно наплевать на то, чего я хочу.

— Я знаю, чего ты хочешь, детка. Я здесь. Возьми меня. — Я подхожу к ней.

Она бьет меня.

Я хватаю ее и прижимаю ближе.

Она снова бьет меня, на этот раз сильнее.

Сжимая обе ее руки, я прижимаю ее к себе, наши носы соприкасаются.

Протягивая руку, она впивается ногтями в мои бицепсы, царапая меня через кожаную куртку, в которую я одет

Она высовывает язычок, облизывая свои сочные губы. Губы, которые я помню чертовски хорошо. Меня очень долго преследовало это ощущение. Убирая одну руку, я поглаживаю ее по линии челюсти, скользя ниже, пока наши губы не оказываются на одном уровне. Так близко, что я могу ощутить ее дыхание.

— Я ненавижу тебя, — шипит она, ее губы соприкасаются с моими.

Я прикусываю ее верхнюю губу.

— А я люблю тебя.

— Что, прости? — выдыхает она.

Наклонив голову, я прижимаюсь к ее рту, скользя языком по ее пухлым губам. Она тут же перестает сопротивляться, ее тело тает в моих объятиях. Ее маленький язычок соблазняет меня одурманивающими движениями, из-за чего мой член пульсирует в такт биению сердца.

Ее тело внезапно напрягается, я всем телом чувствую ее зарождающийся гнев. И отчаянно стону. Кира бьет меня, рычит, словно злой котенок, и я чувствую кровь.

— Черт, да, детка. — Я едва могу дышать. — Сделай мне больно, если хочешь, но не останавливайся. Позволь мне сделать это.

Она упирается в мою грудь своими маленькими кулачками.

— Ненавижу тебя. Я так чертовски сильно ненавижу тебя. — Ее ногти царапают мою грудь, двигаясь ниже к моему прессу.

Я толкаюсь в нее и сжимаю в кулак ее волосы, чтобы я мог прислониться лбом к ее лбу. Смотрю в ее глаза, говорю:

— И я говорю тебе: Я. Люблю. Тебя.

В ее глазах вспыхивает агония. Едва слышное рыдание срывается с ее полуоткрытых губ.

Обхватывая ее руками, я сильнее прижимаю ее к себе, зная, что она почувствует биение моего сердца.

— Правда, Кира. Я чертовски сильно люблю тебя. Безнадежно.

Она открывает рот, без сомнения, чтобы снова опровергнуть мои слова.

Я не позволяю ей.

Целуя ее, я скольжу рукой вниз по ее спине, под подол ее розового платья, чтобы сжать ее идеально округлую задницу. Кружево ее трусиков щекочет ладонь.

— Теперь признай, что ты надела их для меня. — Кожа к коже, дразнящий, тонкий материал, который мне так хочется сорвать с нее.

— Это чушь собачья. — Ее голос низкий, дыхание становится тяжелее с каждым выдохом.

— Тогда скажи мне, для кого. — Сладкие, гладкие половые губы, чертовски обжигающие под моими пальцами. Она уже мокрая, но это не удивительно — я всегда возбуждаю мою девочку.

— Зачем? Чтобы ты мог… черт подери… избить их?

— Да. — Я двигаю бедрами вперед, прижимаясь к ней членом. Я стону от удовольствия, наблюдая, как ее ресницы трепещут от этого звука, и напрягаюсь, пытаясь сдержаться из последних сил.

— Ты моя, все ублюдки должны знать, что ты вне досягаемости.

И я нахожу его, это местечко, первое, где я оставил свою метку, и прижимаюсь губами к ее коже. Облизываю, кусаю, показывая всем, что она занята.

Моя.

Мои пальцы, а не каких-то придурков, вонзаются в нее. Из-за пронзительного стона у моего уха по моей спине бегут мурашки, отдаваясь пульсацией в моих яйцах, заставляя мой член встать. Маленькие ручки сжимают мою куртку, двигаются вверх по моим плечам, пока не хватают меня за волосы, отталкивая от ее шеи.

— Я надела их, потому что они подходят к моему платью, — шипит она, и когда я начинаю двигать в ней пальцами, ее глаза закрываются.

Я улыбаюсь. Такая упрямая.

Такая сладкая.

Я разворачиваю нас и веду в сторону закрытой двери, все время толкаясь в нее пальцами.

Ее спина прижимается к двери.

Я опускаюсь на колени, не думая о том, что собираюсь сделать, когда облизываю свои пальцы. Ее вкус — черт. Я двигаю бедрами, и на кончике моего члена выступает влага, намочив мои боксеры.

Спина Киры выгибается у стены.

Рыча, я свободной рукой сжимаю ее бедра, крепко удерживая на случай, если она решит сбежать.

— Отпусти меня, — шепчет она.

Это всего лишь моя рука на ее бедре — она может оттолкнуть меня, если действительно захочет. Освободиться одним легким движением, если действительно попытается. Но я знаю, что на самом деле скрывается под этим заявлением, о чем она просит меня.

Я вытаскиваю пальцы изо рта и сжимаю ее бедра обеими руками. Наклоняя голову, чтобы посмотреть на нее, я шепчу:

— Никогда. — Мои пальцы скользят по внутренней стороне ее бедра, ее жар манит.

В момент уязвимости на ее лице отражается мука, делая меня безвольным.

Придвинувшись ближе, я качаю головой, умоляя ее своим выражением отпустить боль. Впустить меня.

— Я люблю тебя, Кира. — Я стою на коленях, как образно, так и буквально — поклоняясь так, как только человек может поклоняться чему-либо — и три этих жалких слова — единственное, что я должен сказать, чтобы доказать ей, насколько она необходима мне.

Моя упрямая кошечка сжимает челюсть и качает головой.

Отрицание.

Ну и ладно.

Я трусь о ее киску, облизывая влажный материал ее трусиков, издавая низкий стон. Сжимая ее бедра, я притягиваю ее ближе, прижимаясь языком к источнику этого восхитительного аромата.

Она борется с этим, но ничто не может скрыть, движения ее тела напротив двери, то как ее напряженные ноги раздвигаются для меня. Я провожу языком вдоль ее трусиков, нежно посасывая ее киску.

Ее бедра резко дергаются, предоставляя мне еще больший доступ к ее сочной киске.

Я рычу и поворачиваю голову, чтобы сжать внутреннюю часть ее бедра. Укусить ее. Лизнуть.

Оставить на ней отметку.

Трахнуть то, что принадлежит мне.

Скользя большим пальцем по ее трусикам, я сдвигаю их в сторону, обнажая бархатную розовую набухшую плоть. Она уже влажная, ее клитор пульсирует.

— Я скучал по этой киске, детка. Ты даже не представляешь, как сильно. — Я чертовски задыхаюсь от желания.