Они рассмеялись.

— Во всяком случае, меня ты сумел убедить, — ответил Фил.

7

Свою семью Фил нашел в полном порядке; в предвидении очередного черного дня жене удалось отложить кругленькую сумму из полученных за изгородь денег. Фуфайка Фила еще долго, несколько месяцев, попахивала дымом от трубы, сделанной из керосиновых банок.

Он поступил сварщиком на плавучий док и снова включился в активную профсоюзную работу. Но когда его друзья затевали спор о дополнительном полпенни к расценкам, он вспоминал о Билле, работающем где-то в горах, о том, как тот заставил его раздеться, и о том, как трудно бывает некоторым понять, что в действительности-то жизнь идет своим чередом. И почему-то повседневные заботы начинали казаться от этого не столь уж значительными и неотложными. Нет, вера Фила в необходимость коллективных требований не поколебалась. Но он всем говорил, что таких друзей, как Билл, у него мало, а уж лучше Билла — ни одного.

Клочок земли

Перевод Ан. Горского

1

Прозвонил станционный колокол.

— Прошу занять места! — крикнул кондуктор.

Два маорийца торопливо проглотили чай и, оставив чашки на подоконнике, бросились к вагону второго класса. Паровоз с шумом разводил пары.

Они уселись друг против друга у открытого окна. На них были узкие, изрядно помятые костюмы, из-под стоячих воротничков свисали неловко повязанные галстуки. Сразу было видно, что эти люди шесть дней в неделю носят майки, рабочие штаны и подбитые гвоздями башмаки.

— Уж больно остановки короткие, и за пивом не успеешь сбегать на станции, — проворчал Муту Сэмюэл, тот, что был крупнее и старше своего спутника.

— Ха! — ухмыльнулся Джо Туки. — Должно быть, боятся, как бы не вылетел в трубу вагонный буфет… или как его там.

Поезд набирал скорость. Маорийцы облокотились на опущенную раму и, прислушиваясь к звонкам паровоза на переездах, покуривали табак из общей пачки.

— Не мешало бы подзаправиться как следует, — заметил Муту.

— Точно. Эх, дружище, ну и жратва была на этих танги[15]! У меня даже пузо выросло! — Джо похлопал себя по животу. — Наверное, пройдет месяц, не меньше, пока я снова похудею.

— Давненько я не пробовал курицы, приготовленной в ханги[16].

— А я вообще не помню, когда ел что-нибудь из ханги. Ты видел, какую свинью они зарезали? Фунтов двести пятьдесят, не меньше.

— Эх, съесть бы еще кусочек таро[17].

— Захватить бы с собой отросток да посадить у нас на лесопилке.

— Пустое дело Почва не та. Сплошная пемза.

Кондуктор, пощелкивая щипцами, распахнул дверь, и в вагон вместе с ветром ворвался лязг сцеплений и стук колес.

— Прошу предъявить билеты до станции Турама!

— Это нас касается, — сказал Джо. — Билеты у тебя?

Муту вытащил из внутреннего кармана старый потертый бумажник и порылся в нем.

— Вот они.

— Благодарю… — Прикусив кончик языка, кондуктор закомпостировал билеты. — С вашего позволения, я оставлю их у себя.

— Вам виднее, начальник.

Покачиваясь, кондуктор двинулся дальше по проходу.

— Билеты до Турамы!.. Билеты…

— Это предпоследняя остановка?

— Да, предпоследняя. — Муту спрятал бумажник. — А все-таки хорошо снова вернуться домой!

— Еще бы. Съесть чего-нибудь горяченького. От сэндвичей и сладкой водички только живот пучит. Как у коровы от клевера.

Муту снова облокотился на раму окна.

— А знаешь, забавно все-таки: едешь домой и радуешься. Ты дома. А спросят тебя: «Где ты был эти дни?» — ответишь: «Дома… Ездил домой на танги…»

— И верно. Не знаешь, где у тебя дом. И там дом, и тут дом. Два дома, наверное.

Поезд проходил по виадуку; внизу виднелись ивы и мутный ручей.

— Джо, а ведь там теперь все по-другому.

— Не сразу и поверишь, что это те же самые места.

— Старых деревьев нет, повырубили. В детстве, помню, был у нас сад позади коровника. Теперь там один чертополох торчит, да и то лишь кое-где. И не подумаешь, что тут когда-то был сад.

Джо кивнул.

— А помнишь, недалеко от большого дерева на выгоне для свиней протекала речка? Я как-то поймал там угря, толстого, как автомобильная шина. Теперь от речки остался малюсенький ручеек. Даже жеруха перестала там расти. Туда, говорят, собираются привезти машину камней и завалить ручей. Вики говорит, зимой там непролазное болото.

— Уезжаешь откуда-нибудь и думаешь, что ничего там не изменится — хоть через десять лет вернись, хоть через пятнадцать.

В окно вместе с ветром влетали хлопья паровозной сажи. Маорийцы сидели молча, каждый по-своему представляя себе утраченный рай.

Внезапно Джо подался вперед.

— Ты слыхал, старый Пайкеа Те Пано говорил, что нам досталась в наследство земля?

Взволнованность Джо не произвела на Муту впечатления.

— Слышал. Я всегда знал, что у меня будет земля, только не знал, сколько и где.

— Понимаешь, я ведь им дальняя родня и никогда особенно не надеялся. Вот было бы здорово — вернуться на свою собственную землю, а, Муту?

— Уж на что лучше. — Он взмахнул рукой. — Но мы не знаем, где она, мы ничего о ней не знаем. Старый Пайкеа тоже не знает.

— Я слышал, он говорил, на ней растет лес. А ты разве не слышал? Помнишь, когда мы вернулись из церкви и собрались в ухаре? Вот тогда он и сказал. Он сказал, что там лес.

— Чего не слыхал, того не слыхал, — усмехнулся Муту. — Зато видел, что никто и глазом не успел моргнуть, как он уже нализался.

— И все равно, пьяный или трезвый, он знает. Он все знает про землю, и кто там живет, и у кого что есть.

— Что он сказал?

— Он сказал, что и мне и тебе там полагается земля, и на ней лес.

— Лес!

— Да, лес. — Джо помолчал. — Уж мы-то знаем, что такое лес, а? Я работал на лесопилках… постой, постой… ну да, лет восемнадцать, не считая войны. На разных, конечно. Фермером мне теперь уж не быть, отвык. А вот лес — другое дело.

— Лес, это да! Если его там много, будем рубить и продавать. Мы с тобой, Джо. Рубить и продавать.

— Вполне возможно. Стоит только начать, а там какая-нибудь большая компания наверняка поможет тебе. Или маорийское управление. Разные фирмы, где я работал, тоже могут помочь.

— Стоит начать, а там — руби да руби. По-моему, маорийское управление обязательно нас поддержит.

— Грузовик купим возить древесину. — Джо взмахнул рукой. — Мы с тобой в лесу, Муту! Работаем на себя, а?

— Здо́рово! Сроду на себя не работал. А хватит леса — дома́ себе построим, Джо.

— Еще бы! Да мой топор… на меня-то… так заработает! Построим свои дома из своего леса. На такую постройку и денег-то не так уж много уйдет.

Тут Муту нахмурился, пораженный собственной бестолковостью.

— Черт возьми! Я слышал, как старый Пайкеа говорил о земле, да пропустил его слова мимо ушей. Даже не подумал!

— И я тоже. Решил, что, наверное, это полоска чьей-нибудь земли, и нечего мне впутываться. Но когда он сказал о лесе…

У Муту внезапно возникло подозрение.

— Подожди, а ты уверен, он так и сказал, что на той земле есть лес? Ты уверен, он не спутал с другим участком? Он говорил, что́ там за лес?

— Нет, не говорил. Он сказал только то, что ты слышал от меня.

— Ну что ж… Придется написать в земельный суд и разузнать.

Джо продолжал горячо настаивать:

— Старый Пайкеа не сказал бы, если бы не знал! Он был пьян, когда говорил, но он никогда не соврет — ни пьяный, ни трезвый.

— Не мешало бы нам поразузнать все еще до отъезда из Матити. Расспросить стариков — может, они что знают. Ты спрашивал у кого-нибудь?

— Нет, и в голову не пришло. Только сейчас, когда мы заговорили об этом, я понял, чем тут пахнет. А до этого и не задумывался. Не до того было — пришлось с каждым поговорить, припомнить имена.