— Мог бы … однако, маловероятно, что ваши дети согласились бы воспитывать вашу дочь, тем более, если ее отцом будет не Феликс. Нельзя хотеть от людей слишком многого. Вы можете с ними поговорить, это ваше право. Уверяю вас: сумма компенсации будет весьма значительной. Суррогатные матери получают в десятки раз меньше …

— Я не могу это решить. Мне нужно время.

— Да, я понимаю…. Анна, вы устали. Завтра у вас будет встреча с нашим психологом, и, помните … я вам обещал сюрприз. Завтра … все завтра. Идите отдыхать.

Анна поела в кафетерии общежития, было еще не поздно. Она была возбуждена услышанным от Колмана. Ей такое даже в голову не приходило. То-есть она понимала, что может теперь забеременеть, но это представлялось недопустимым, а поскольку они с Феликсом спали в разных спальнях, то и вопрос-то снялся сам собою. А теперь … Ане нестерпимо захотелось поговорить обо всем этом с Феликсом, но его еще не было дома. Нужно было ждать. А что она ему скажет? «Феля, давай ребеночка родим!». Он уж точно ее за сумасшедшую примет. Да это и было безумием. «Давай, мол, родим, а потом продадим его, скажем, за миллион». Аня была сбита с толку. А может … родить? Почему бы и нет? Девочке будет хорошо, а деньги Феликсу пригодятся. Хоть что-нибудь от нее напоследок полезное …

Ане хотелось куда-нибудь съездить, сидеть в своей комнате казалось ей ужасным. От главного входа в Военно-Морскую Академию отходил экскурсионный микроавтобус в Маунт Вернон, где можно было бы осмотреть усадьбу Джорджа Вашингтона. Аня еще в Портленде посмотрела, как туда можно было поехать. Да только сейчас ей было совершенно не до Вашингтона и его быта. Да и поздно уже для экскурсии и ехать одной … Аня никуда не привыкла ездить одна, а Феликса рядом не было. Надо было с Сашей поехать … Где сейчас Саша? Где все? Слова не с кем сказать. Аня просто пошла по набережной Потомака и через какое-то время присела на лавочку. Вокруг было много народу: группки курсантов в форме с родителями, школьники, туристы-азиаты. Река Потомак лениво текла мимо, вдалеке был виден большой мост, берега с низким парапетом заросли травой. Место было не сказать, чтобы очень уж красивое. Над водой летали букашки и немного пахло тиной и нагретой землей. Аня услышала стрекотание стрекоз. Их было много: темно-зеленые в синеву, они беспорядочно носились взад-вперед, нигде не присаживаясь. За долгие годы в Америке, Аня впервые увидела стрекоз «коромысло», огромных с широким размахом крыльев, с длинным узким телом. Они напоминали реактивные истребители в бою: то резко взмывали вверх, то камнем пикировали вниз, то с запредельной скоростью двигались в одной плоскости, меняя галсы, и вдруг застывали в одной точке.

Когда-то, очень давно, Аня вот так же смотрела на стрекозу над водой. Внезапно она садилась на землю и можно было совсем близко увидеть ее удивительные глаза. Они сверкали на солнце, отражая все вокруг: синее небо, зелень, цветы. Глаза у стрекозы были просто огромные, если сравнивать со всем остальным телом. Как загадочно они выглядели и блестели, как жемчужины. Там, около той маленькой реки, Аня была не одна. Они смотрели на стрекозу вдвоем. И тот, с кем она проводила время тем жарким летним ранним вечером, внезапно вспомнился Ане в мельчайших деталях.

Он был совсем мальчишкой и звали его … Шуркой. А фамилия его была … странная такая фамилия: Колос. Александр Колос, 16 лет, пионер из ее отряда. Классическая ситуация «учительница первая моя», да только ничего такого уж криминального Аня не делала. Их разделяли всего 4 года. Ей было двадцать и это была ее последняя «пионерская практика» после 4-го курса. И тем не менее, в таком возрасте 4 года — это разница: он был мальчишка-школьник, а она … ох, она уже была «она», Нюрка, давно пожившая-поднаторевшая в разного рода приключениях. Хотя вот такого «с пионером» у нее еще не было. Она переходила на 5 курс, а он — в десятый класс. Казалось бы — подумаешь! Но это был криминал и риск придавал приключению остроту, лишая его банальности летнего романа.

В лагере надо было отторчать два месяца и Аня сразу поняла, что отвертеться от постылой работы вожатой не удасться. Ее почему-то поставили на первый отряд. Она не стала спорить, какая была разница, даже может и лучше, чем с совсем маленькими. Очень уж не хотелось вытирать им нос и успокаивать скучающих по маме плакс. В первую смену в июне у нее были в основном семиклассники. Восьмиклассники сдавали экзамены и старшие на эту смену не ездили. Они появились в июле. Танцы, гулянья по территории, мазанья зубной пастой, бренчание на гитаре по вечерам, девчоночьи слезы и вздохи … как все это было неинтересно. Аня тяготилась лагерем, считала дни до отъезда и понятия не имела, как себя развлечь.

С кем там было развлекаться? Со своими скучными педагогическими мальчиками, сплошь неудачливыми, недостаточно талантливыми и уверенными в себе. Тоже мне «физики»! Нормальные физики учились не у них, а совсем в других местах. Ни один из этих низкорослых, неказистых, прыщавых юношей не мог претендовать на работу в научно-исследовательских институтах. Они вообще ни на что не могли претендовать, и Аня совсем заскучала. По вечерам скука переходила в тоску и острое ощущение потери драгоценного летнего времени.

Сашу Колоса она заметила сразу, с первого дня. Его нельзя было не заметить: высокий, плечистый, с чистой загорелой кожей, выгоревшими русыми волосами, с выбритой полоской над губой. Интересно, когда он успевал утром бриться? Но он успевал. Парень прилично играл на гитаре, музыкально пел модные бардовские песни, во всех его жестах была нарочитая медлительность уверенного в себе пацана, который знает себе цену, но не спешит собой распорядиться. Просто не знает пока как и с кем.

Держался он особняком, в лагерных мероприятиях участия принимать не хотел, всем своим видом показывая незаинтересованность защищать «честь отряда». Вечером вокруг него собирался кружок, и Шурка, так его называли особо приближенные ребята, пел, немного по-блатному подвывая, никогда не желая выполнять ничьих заявок. Он пел только то, что сам хотел. Потом он внезапно вставал и уходил, ни перед кем не оправдываясь, провожаемый завистливыми взглядами ребят. Девочки смотрели на него тоже, некоторые, самые симпатичные, старались обратить на себя его внимание, приглашали на «белый танец», заговаривали. Но, не тут-то было. Шура предпочитал быть «свободным». Аня наблюдала. Что ж, его равнодушие к девушкам имело какие-то причины. Он не то, чтобы никого не хотел, он просто не хотел «этих» великовозрастных дурочек. Аня тоже включилась в соревнование за внимание этого самоуверенного парня. Сначала «ради смеха», а потом всерьез решив взять его себе. Победить «дурочек» было нетрудно, но все-таки ей было интересно посмотреть, как он будет себя вести, какой он … вообще.

Странный на самом деле интерес: чем этот юный девственник отличался от ее одноклассника на старой даче у подруги, когда она сама еще была школьницей. Или отличался? Проверить это можно было только одним способом: попробовать! Прошла примерно неделя с начала смены и Аня начала на Шуру смотреть. Просто останавливала на нем свой взгляд чуть дольше, чем было нужно. Их глаза встречались, он отводил их первым, а потом … вдруг не отвел, а тоже пристально взглянул на вожатую. Тут Аня в его глазах все и прочитала: да, ты то, что мне нужно. Не они, а … ты.

Наглый у Шурки был взгляд: смесь бахвальства с вседозволенностью, бесшабашности с желанием казаться опытней, чем он был, решимость «показать класс», признание ее превосходства, обещание молчать, хранить тайну … Однако, если бы Колос был просто наглый, Аня бы не прельстилась, скучно: не видала она наглых и глупых! Наряду с наглостью в нем была та самая первозданная незрелость, которая потом уже никогда не возвращается, неуверенность, что он все делает правильно, боязнь, что над ним посмеются. Гремучая привлекательная смесь.

Аня помнила острое удовольствие заговора, когда однажды в свой выходной, когда на отряде был подменный вожатый, она шепнула Шуре, что будет ждать его за задней калиткой, которая вела к лесу. Никто не заметил бы его отсутствия, в лагере показывали фильм, а она всем сказала, что уехала в город. Фильм начался сразу после ужина, уже только начинало темнеть, за калиткой никого, естественно, не было и они стали быстро удаляться вглубь леса. Быстро прошли по просеке, и вышли на берег небольшой мелкой речушки Воря. На берегу присели в высокую траву, потом легли на спину, запрокинув головы к темнеющему небу. Совсем рядом квакали лягушки, над водой летали стрекозы. Они лежали рядом и молчали. Не хотелось говорить какие-то необязательные пустяки.