— Эй? — окликнул он парня. Знакомое лицо повернулось к нему — свежий румянец и добрая улыбка не соответствовали жестокому, суровому взгляду раскосых глаз. — Смотри в оба!

Парень кивнул и отвернулся. И пока Фрир все пытался вспомнить его имя, тот махнул рукой, подавая знак, что пора идти. Они проползли ярдов сорок на локтях и коленях и снова залегли в траве.

Теперь оставалось только ждать. Вокруг монотонно шумел дождь, и Фрир вдруг поймал себя на том, что лениво размышляет над судьбой отдельных капель, как они там, высоко наверху, падают в гущу лиан, переплетенных листвой, с ветки на ветку просачиваются все ниже, ниже, пока, наконец, потоком не прольются ему прямо на спину — намного позже, чем упадут первые капли: дождь уже прекратится, а они все будут капать И капать.

Вероятно, в том-то вся и беда, думал Фрир, что он так и не сумел до конца утвердить свое право быть здесь; он не был связан с ними неразрывными узами, потому что неразрывными узы бывают тогда, когда чем ловек уверен, что его место здесь — и нигде больше; а для него это было не так. Для него всегда присутствовал элемент необходимости, внутреннего диктата. Но тут же он вспомнил, что дал себе слово больше не думать об этом, во всяком случае, пока не закончится операция. И тряхнул головой, чтобы прогнать посторонние, мешающие сейчас мысли. Вскоре ему показалось, что буря усилилась: громче умела вода, низвергаясь с тающих небес. Но что это… — Вот они! — взволнованно прошептал парень справа. — Самолеты! И как тогда, заслышав жалобный стон грузовика, шедшего в последний рейс, он сперва не поверил этот долгожданный звук. Но рокот мотора вздымался, он буравил воздух всего в каких-то трехстах футах над верхушками деревьев. Сколько же их? Наверняка не один. Гул нарастал, перекрыл дробь дождя, беззвучно молотившего по спинам, взвыл прямо над их головами и снова замер где-то вдали.

— Пролетели мимо, — разочарованно сказал Биян.

— Они сделают круг, развернутся и будут подходить по одному.

Теперь Фрир определил, что самолетов три, два уходили широким разворотом, а третий описывал все более узкие круги, готовясь снизиться и сбросить груз.

Он взглянул направо через голову молодого соседа. Если, шее идет по плану, им пора трогаться с места.

А одинокий самолет летел совсем уже медленно — моторы на бреющем полете с пронзительным воплем вгрызались в небо, — так медленно, что казалось, на этой скорости ему не удержаться в воздухе; он то планировал над просекой, то с ревом делал круг и возвращался обратно. После второго круга он набрал высоту и с ровным гудением ушел на юг, к аэродрому. Теперь появился второй самолет; он тоже глухо взвизгивал, точно протестуя против силы, толкавшей его вниз, прямо на тянувшиеся в небо ветви.

Они услышали тихий окрик и парень, приблизив к уху Фрира сложенные воронкой руки, сказал, что часовые сняты.

— Можно идти на край просеки.

Он махнул рукой Бияну, и все трое двинулись вперед, ползком продираясь сквозь густую чащобу; они то теряли друг друга из виду, то снова находили, а над головами без умолку рокотали моторы, заглушая поднятый людьми шум.

Он совершенно утерял чувство расстояния, не знал, сколько осталось до просеки, и не спеша полз, боясь одного — как бы не высунуться и не выдать себя.

Второй самолет тоже сделал свое дело, и теперь к месту сброса, шумно рассекая винтом воздух, приближался третий.

И тут Фрир сквозь тонкую вуаль листвы заметил какие-то белые пятна и плашмя бросился на землю. Держа перед собой автомат, он осторожно продвинулся еще на несколько шагов, и теперь вся просека была перед ним как на ладони. Несколько солдат на дальнем конце суетились под навесом из брезента. А по всей просеке, там и сям, лежало штук десять ящиков, рядом пялились скомканные парашюты, один ящик зацепился за дерево и висел, раскачиваясь, как огромней маятник.

Третий самолет шел последним заходом, волна звуков захлестнула весь лес. Вот он ревет уже над верхушками деревьев, словно мчится по невидимым рельсам, — сперва виден край отведенного назад крыла, потом черный квадрат бокового люка, откуда как раз вываливается последний контейнер. Один миг ящик жмётся к самолету, потом, вздёрнутый раскрывшимся парашютом, повисает между двумя куполами и, колыхаясь, падает на землю. А самолет набирает высоту, несколько раз покачивает крыльями и, круто повернув, уходит вдаль.

Просека тут же наполняется солдатами; они собирают пузырящийся шелк, обрезают стропы, и стаскивают ящики в кучу на середине поляны.

Сейчас самое время, — подумал Фрир, — именно сейчас, прежде чем они поймут, что попались. Он снял предохранитель и взял на мушку небольшую группу солдат как раз перед собой.

Два человека стояли под деревом и смотрели вверх на запутавшийся парашют, под куполом которого лениво покачивался ящик.

Одинокий выстрел вдруг разорвал замирающий гул самолета. Эхо его потонуло в неровном залпе: вся линия бойцов ведет огонь.

При первом же звуке Фрир нажимает на спуск. Автоматная очередь вспахивает землю чуть правее тройки солдат и разносит в щепы ящик, у которого они хлопочут.

Солдаты разбегаются, спешат укрыться за деревьями на дальнем краю просеки, двое падают и остаются лежать. Один из тех, кто стоит у дерева, срывающимся голосом выкрикивает слова команды, но его не слышно за треском выстрелов. Из-за ящиков с середины поля раздается несколько ответных залпов; но как только из кустарника выскакивают нападающие, солдаты выбегают из-за ящиков, видно, боятся, что их отрежут. Фрир бросился вперед, поскользнулся на куче мокрой глины и выпустил короткую очередь в воздух. Уголком глаза он заметил, что Биян остановился и прицеливается, а справа все перезаряжают ружья. Ему показалось, что он различает басистый звук пулемета Тека.

Добежав до ящика, он очень удивился, никого там не обнаружив. Он не понимал, каким образом могли солдаты, которых он обстрелял, незаметно для него скрыться. Впереди за деревьями исчезало несколько фигурок в зеленой форме, но они пропали, прежде чем он успел выстрелить.

— Вперед! — кричал он, — Вперед! Надо помешать им соединиться!

С разбегу он кинулся в подлесок и, грудью рассекая кустарник, бежал, не видя ни друзей, ни врагов, словно спасался с поля боя. Где-то еще слышалась беспорядочная стрельба, и один раз он снова различил — теперь уже вдалеке — стрекот пулемета Брена. Он остановился и длинной очередью прочесал листву впереди себя. Потом осторожно сделал несколько шагов, стараясь по отдельным выстрелам определить, где же остальные, изо всех сил напрягая глаза, чтобы хоть что-нибудь разглядеть сквозь сомкнувшуюся вокруг зеленую стену.

Он увидел Бияна и помахал ему. Из пучка гигантских папоротников, которые он держал на мушке, вылез Ян. Вот как звали того парня — Ян. Вдруг он вспомнил.

— Ты поддерживаешь связь с теми, кто справа? — спросил Фрир.

Ян исчез куда-то, но через несколько минут вернулся.

— Да. Дальше не идти. Держать этот рубеж.

— Есть. Давай спрячемся.

Там позади, на просеке, отряд Анга уже собирал оружие и снаряжение. Если они поторопятся, то успеют закончить раньше, чем солдаты перейдут в контратаку.

Он лежал на животе и оттого чувствовал себя совершенно отрезанным от соседей справа и слева — будто он в полном одиночестве отвечал за оборону крошечного куска подлеска, который теперь составлял весь его мир. Тут только Фрир заметил, как тяжело он дышит и как дрожит рука, когда он меняет диск, перезаряжая автомат.

Он боялся пропустить малейший шорох там, впереди, и напряженно вертел головой во все стороны: вдруг хоть краем уха удастся уловить движение в кустах. Ничего. Кругом был слышен лишь ровный стук дождя; слепое упорство прыгающих с ветки на ветку капель одержало верх над могучим взрывом других звуков, которые на несколько минут поглотили было шум воды… Однако теперь ливень изменил Фриру и его товарищам: только что он прикрывал их подготовку к атаке, а теперь переметнулся на сторону врага и точно так же помогает ему.