Он зашагал к группе людей, которые жевали сухари, запивая их холодным чаем. — Я хотел спросить тебя кое о чем, — начал Фрир.

Анг ждал. — Кирин остаётся с тобой?

— Да.

— И еще, Что бы ни случилось, ты позаботишься послать людей за Тину?

Анг взглянул на него с тем же недоумением, какое не раз замечал и раньше, и медлил с ответом, То ли ему не хотелось отвечать вообще, то ли, хотя и нельзя было обойтись без объяснения, времени не было. Наконец он ответил коротко:

— Разумеется.

Взгляды их скрестились — нет, им никогда не понять друг друга. Фрир, нахмурившись, напряженно изучал жесткое лицо, черные, смоляные глаза и тонкие губы в кавычках усов — они всегда выглядели одинаково, брился Анг или нет; Фрир словно пытался сложить его черты воедино, вновь все взвесить в свете того, что сказал Кирин, и прийти к новому выводу.

Но сделать этого не смог и отвернулся. Невозможно поверить, что в этих глазах таится хоть капля тепла, хоть намек на желание создать мир, где не понадобится насилие. Может, когда-нибудь так и было, но в процессе борьбы человечность выветрилась. Наверное, на определенных этапах движения такие люди нужны; но было бы просто трагедией, если в ходе борьбы они не отойдут в прошлое.

Нет, он покачал головой, Анг остается загадкой. Как может один и тот же человек минуту назад грозить, что застрелит тебя, если потребуется, и тут же искренне изумляться, если ты возмущен? А может быть — неприятная догадка осенила его, — может быть, Анг просто примитивен и кажущаяся противоречивость его поступков не что иное, как реакция на чрезмерную духовную сложность соперника? Может быть, он не понимает Анга именно потому, что не сумел понять и самого себя?

Из густого подлеска, где они спали, еле переступая одеревенелыми ногами, вышел Кирин.

— Стар я стал для такой жизни, — посмеялся он над своей походкой.

— Со мной то же самое. Это пройдет.

— Может, меня в последний раз пустили на такое дело, и я опять буду только учителем.

В группе бойцов, к которым они подошли, чтобы подкрепиться, был и Тек. Он ухмыльнулся, сверкнув золотым зубом, нимало не смутившись тем, что они слышат совершенно фантастический рассказ о его роли во время засады. Он кончил и ласково потрепал пулемет, С которым не расставался с той минуты, как Анг отдал ему оружие там, на шоссе.

Кто-то взглянул на небо.

— Собирается дождь.

— Нам он нужен, — сказал Фрир. — Дождь и ветерок.

— Это точно, — согласился Тек, тоже подняв голову. — У меня с ума нейдут эти самолеты, как они поднимаются там, где мы были три дня назад, и глядь — уже у тебя над головой.

— Скоро ты захочешь и такой самолет, — заметил Кирин.

— А почему бы и нет? — Тек рассмеялся. — И еще полевые пушки. Я когда засыпал, думал — вот бы они удивились, если б мы захватили эти ихние штуки. Хорошо бы прогромыхать через Рани Калпур на тяжелом танке.

Что-то легкое упало на плечо Фрира. Он вытянул руку, у самого ремешка от часов разбилась большая капля, сверкающими брызгами ртути рассыпалась на светлых волосках. Пошел редкий дождь.

Но к тому времени, когда вернулся промокший и запыхавшийся Сами, дождь лил уже не переставая. Сами отрапортовал Куану, который надвинул на глаза нелепую соломенную шляпу, и Ангу — его прямые волосы налипли на лоб; остальные стояли вокруг и слушали, пока Сами, усиленно жестикулируя, докладывал, что, когда он уходил, солдаты как раз снялись с лагеря. По его мнению, их передовые части достигнут просеки через час.

Куан засмеялся и звонко шлепнул себя по могучим бедрам, обтянутым промокшими штанами.

— Объявляю перекур, потом всем быть наготове.

Боец, раздававший сигареты, загородил пламя непромокаемым плащом, чтобы все могли курить по очереди; с деревьев текло, а они стояли, сгрудившись под мокрыми ветвями, защищая от дождя рдеющие кончики сигарет: Куан — в шляпе, по которой глухо барабанили капли, — небрежно расточал драгоценный табак; Анг затягивался и выдыхал методично с таким видом, словно выполнял ответственное задание; Тек широко ухмылялся, скособочившись под тяжестью пулемета. Кирин был где-то позади, среди бойцов, растянувшихся в усеянном бисером воды подлеске.

Капли дождя на синей стали ружейных дул, на волокнистом дереве прикладов, капли над раскосыми глазами и на щеках, капли да благоговейно поднятые к губам согнутые пальцы с сигаретой. Насколько лучше ждать начала операции в составе большого соединения, — подумал Фрир. — Не так бросаешься в глаза, легче скрыть волнение и даже кажется, что меньше рискуешь попасть под пулю.

Куан вызвал троих и сказал:

— Спрячьтесь между деревьями вокруг просеки. Заметьте, где выставят часовых, и снимите их, когда начнут сбрасывать груз. Ружья, конечно, в ход не пускать, только паранги. Гул самолета заглушит все звуки. Люди деловито кивали головами. — Ты, Чун, наблюдай отсюда. Подползешь к нам, скажешь, когда можно идти и до какого места. Он бросил сигарету и повернулся к Ангу, вздёрнув кверху густые брови. — Это все, — отрезал Анг. — Как услышите первый выстрел, бегите на просеку. Гоните их прочь. Потом те, что со мной, сразу же за дело, начнем уносить то, что враг бросит. — Вот так, — Куан с улыбкой оглядел отряд. — Желаю счастья. Стрелять без промаха! Те, кто получил особые задания, засели в кустарнике, остальные рассыпались, чтобы получше спрятаться, и залегли в мокрой траве. Фрир вместе с Куаном оказался на правом фланге. Когда дадут команду ползти вперед, он по всему ряду поднимет людей и останется крайним слева. Дождь не переставая мягко похлопывал по спине, а он лежал, прижавшись щекой к холодному металлу, левой рукой оберегая маленький пулемет Оуэна, не давая ему зарыться дулом в землю. Время от времени Куан смотрел в его сторону и подмигивал, словно все то была просто веселая шутка. И по-прежнему у него легко было на душе от сознания, что не надо больше принимать решений, от которых зависит жизнь других, а делать то, что делают все, когда дана команда идти в атаку. По правде сказать, он давно знал это за собой. И даже чуть-чуть расстраивался — ведь и во время войны он постепенно всю ответственность за организацию сопротивления переложил на плечи Ли. Видно, ему от природы не хватало той уверенности в себе, которая необходима хорошему командиру и лучшим его солдатам. А он был где-то посреди: знающий унтер-офицер, мастер обучать новобранцев, способный порой даже блеснуть в бою своей строевой выучкой. И только. Конечно, полезно знать самого себя, но уж очень жалкая открылась картина по сравнению с ночной исповедью Кирина в темноте. Или вот Куан, он не вникал в характеры отдельных людей, но умел заставить себя улыбаться и нес бремя командования так же легко, как носил свою лихо заломленную шляпу.

Тут Фрир заметил, что Куан уперся толстыми короткопалыми руками о траву и с усилием приподнялся. К нему, пригнувшись, подбежал покрытый грязью Чун, смахивая с носа капли дождя. Куан выслушал его и поманил Фрира.

— Он говорит, что они дошли до просеки и первым делом поставили с одной стороны палатку для рации. — Куан расплылся в улыбке, сквозь клочковатую бороду сверкнули крепкие белые зубы. — Здорово, а?

Фриру не хотелось вступать в разговор.

— Чун еще сказал, что можно подойти ближе. Я подожду, пока ты займешь свое место на том фланге.

— Есть.

— Желаю удачи, Мэтт.

Фрир повернулся и пополз мимо бойцов: один за другим они улыбкой, словом, коротким кивком отвечали на его приказ быть настороже и ждать знака. Когда он дошел до Кирина, то на мгновение положил ему руку на плечо и вспомнил неизменную фразу Кирина: все может идти на пользу. Он, Фрир, был теперь только орудием, а быть хорошим орудием — это значит уметь сосредоточиться исключительно на порученном деле; в данном случае — думать о солдатах, там за рядами мокрых деревьев: их надо сначала выбить, а потом удерживать просеку, пока Анг не выполнит свое задание.

Вот, наконец, и последние двое — намокшие комки цвета хаки, из-под которых высокая сырая трава расплескалась в стороны, точно их сбросили сверху в густую зеленую жидкость. Он протиснулся между бойцами, распластался на животе и раздвинул перед собой стебли, похожие на тяжелые застывшие струи. Слева от него лежал Биян; его загубленный оспой глаз был затянут серой непроницаемой пленкой; справа… странно, что он никак не мог вспомнить, как зовут этого молодого парня справа.