– Я так сказал?

– Ага, сразу после того, как я наступила на стеклянный осколок.

Мы сидели, Шейн наполнил каждый стакан на три четверти, прежде чем сделать ямку в песке и положить в нее бутылку.

– Думаю, я один из них, – ответил он, умеряя свой сарказм подмигиванием, которое заставило меня поперхнуться первым глотком.

После того, как я взяла себя в руки, он поднял свой бокал, поднимая тост.

– Ты пережила свой первый концерт «NothingbutTrouble». Поздравляю.

Я засмеялась.

– Ну, это было довольно сложно. Не была уверена, что справлюсь.

– Не переживай. Ты справилась на «отлично».

Мы оба попивали, глядя на воду и на то, как наши пальцы извивались в песке.

– Я вроде должна держать тебя подальше от алкоголя, а не делить бутылку с тобой?

Шейн поднял брови.

– Если бы я хотел напиться, то схватил бы что-то покрепче, и уж точно не стал бы делиться.

Мне в голову пришла мысль и тут же слетела с языка:

– Ты пил, чтобы приблизиться к Калебу, или чтобы забыть его? – в это же мгновение мне захотелось погнаться за вопросом с ластиком, стереть навязчивую коллекцию слов, как будто я никогда их не произносила.

Были ночи, когда я скучала по маме и чувствовала, как горький клинок впивался в меня все глубже и глубже с каждым вздохом. Однажды я попыталась заглушить боль водкой, но после двух рюмок просто вырубилась на диване и проснулась с сильной головной болью посреди ночи. Скучая по ней еще сильнее.

Стоя около воды, Шейн ничего не ответил, всматриваясь в горизонт, будто искал тонкую линию вдалеке, где море встречается с небом.

– Блин, прости меня. Это действительно не мое дело, – сказала я, извиняясь за близость своего вопроса, которая окрасила мои щеки в розовый цвет.

Шейн, похоже, не имел ничего против.

– Нет, все в порядке. Не извиняйся. Прошло много времени, и говорить о нем не так больно, как раньше, – пока он говорил, то проводил пальцами по хребтам моего позвоночника, посылая дрожь, которая помчалась по моим нервам. – Иногда. Но обычно я делал это, чтобы забыть. Забыть обо всем. Алкоголь, наркотики создают пустоту, которую не нужно заполнять. Ты можешь просто плыть. Вроде как умиротворение, – он пожал широкими плечами. – Пока не проснешься в собственной рвоте, не помня, где ты и как ты там оказался. Эта часть не такая веселая.

Накатывали волны, заполняя тишину.

– Что заставило тебя остановиться? – спросила дрожащим голосом.

– Жизнь. Судьба. Я просто все портил. Забывал слова, иногда приходил в себя слишком далеко, чтобы вообще выйти на сцену. Большинство дней я даже не думал достаточно ясно, чтобы писать. Наш лейбл был на грани разорения, – Шейн покачал головой от воспоминаний, которые, очевидно, все еще преследовали его. – Я хотел уйти. Просто накупил достаточно наркоты для передозировки, но попался на облаве. Я очень долго жалел себя, пока не узнал, что парень, сидевший со мной, оставлял своего ребенка одного, чтобы работать в две смены, потому что надо было как-то платить за аренду. Малыш вылез из окна и был спасен пожарными. Теперь он в тюрьме, а его сын в приемной семье. Другой был арестован за кражу в магазине, чтобы оплатить химиотерапию брата.

Я же потратил годы впустую, задаваясь вопросом: «Почему я»? И в ту ночь я наконец-то понял. А почему нет? Дерьмо случается, – Шейн сделал последний глоток и позволил бокалу упасть на песок. – Я не знаю, за какие ниточки дергал Тревис, и даже почему он беспокоился. Но каким-то образом он снял обвинения, и я вышел из камеры. Ничего из того, что я сделаю, никогда не вернет Калеба, но до меня дошло, что если я вытащу свою голову из задницы, то у меня может быть карьера, которая позволит мне помогать людям, вроде тех, которых я встретил в тюрьме. Я не окончил школу, но мой голос дал мне шанс. Есть куча людей, у которых вообще нет никаких вариантов.

Я долго молчала, обрабатывая слова Шейна, медленно потягивая вино из бокала, терпкий вкус напитка усиливался туманным бризом. Стоит ли ответить ему своим признанием, как со ставками в покер?

Я открыла рот, но только чтобы сделать резкий вдох. Нет. Я не была готова, к тому же риск слишком высок. Вместо этого, я отложила в сторону свои собственные воспоминания, свою вину и полностью сосредоточилась на человеке передо мной. Мне хотелось принять его признание, добавив немного легкомыслия к нашему тяжелому разговору.

– Когда мы впервые встретились, я подумала, что ты поешь, как кукла Кен.

Смех Шейна бы подхвачен ветром.

– Меня называли много какими словами, но парнем Барби – первый раз.

Я наклонилась к Шейну и слегка подтолкнула его локтем.

– Просто хочу сказать, что ты нечто большее, чем я ожидала.

Он посмотрел на меня сверху вниз с улыбкой на лице.

– Аналогично.

По моим рукам побежали мурашки.

– Итак, что делаешь сейчас? Когда нужно забыть, сбежать?

Шейн и глазом не моргнул.

– Трахаюсь.

– О, – всхлипнула я.

Его тупая честность заставила мое сердцебиение унестись в овердрайв, неожиданная ревность пронеслась по моим венам при мысли о Шейне с другими женщинами.

– Или пишу.

– О, – намного лучше. – О чем пишешь?

Медленные движения его губ заставили меня заерзать на месте.

– В последнее время... О тебе.

Мне.

– Ты пишешь обо всех своих фальшивых подружках?

Напряжение росло, когда Шейн замолчал на минуту, потом еще одну.

– Нет.

Почему колебался? Подкрепила свое замешательство еще одним глотком вина и другим вопросом.

– Поэтому спрашивал о моей семье? Потому что считаешь, что из этого выйдет хорошая песня? – тонкая лента подозрительности пронизывала мои слова.

Волны накатывали, каждая приближалась к нашим ногам. Шейн вытянул ноги, между пальцами вспенилась соленая вода.

– Может быть. Но не поэтому интересовался.

Я поставила стакан на песок и снова повернулась к нему лицом, ожидая, пока он снова повернет голову ко мне.

– Тогда почему ты это сделал?

Его голос смягчился, как если бы он был педиатром, держащим иглу за спиной.

– Мы будем на восточном побережье примерно через месяц или около того. Вдруг ты захочешь навестить своего отца.

Краски сошли с моего лица. Даже мягкий тембр голоса Шейна не мог приглушить боль от тюремного заключения отца.

– Ты вроде говорил, что дорога – отличное место, чтобы спрятаться.

– Эй, – Шейн положил руку мне на плечо, большой палец прошелся вдоль линии ключицы. – если ты не хочешь его видеть, это твое дело.

Меня пронзила дрожь.

– Дело не в том, что я не хочу, – ответила я, укладывая ложь на свою язык. – Не думаю, что это хорошая идея.

– Сколько времени прошло?

Слишком много. Я издала вздох, пытаясь приглушить панику, которую почувствовала из-за предложения Шейна.

– Какое-то время.

Он прищурился, его голос был полон беспокойства.

– От чего ты прячешься, Делэни?

Правды.

– Это просто... Не уверена, что смогу видеть его там.

– Потому что винишь его в смерти матери? – я поперхнулась последним глотком, кашляя, когда Шейн похлопывал меня по спине. Его острые вопросы разрушали то, что осталось от моей совести.

– Нет, конечно, нет, – наконец хрипнула я. У меня нет сомнений в том, кто ответственен за это, и это точно был не мой отец. – Он не хочет, чтобы я приходила. Взял с меня обещание, как раз перед тем, как его арестовали, – после того, что я натворила, выполнение этой клятвы было наименьшим, что мой отец заслуживал.

Шейн

Я узнал страх и печаль, затянувшие выражение лица Делэни, отдающие болью в ее голосе. Две эмоции, с которыми я был в очень близких отношениях столько, сколько себя помню.

– И ты можешь с этим жить? Не видеться с ним годами, возможно, никогда?

– У меня нет выбора, – ее глаза были такими же буйными, как бурлящее море.

Поднялся ветер, густые горсти волос обдували ее лицо.