Большевики Николаева развернули активную работу среди рабочих и крестьян. В этом им помогал Одесский комитет. В начале сентября из Одессы в Николаев приехала Виктория Уласевич. Она привезла 50 тысяч рублей для Николаевского Красного Креста и осталась работать в этом городе. Связи между Одессой и Николаевом ни разу не нарушались, подпольщикам всегда удавалось незаметно перебраться из одного города в другой, хотя и были сложные ситуации.

Однажды провокатор узнал пароль на явку николаевского комитета, которая находилась в парикмахерской на Военном рынке. Получив задание войти в организацию, он явился в конце сентября на явку и спросил:

— Можно у вас направить три бритвы?

— Твердой стали?— спросил подпольщик.

— Нет, средней.

Отзыв был неточный. Следовало сказать: «Нет, довольно мягкой, средней» и провокатор был бы связан с руководителем подполья.

— Покажите ваши бритвы,— сказал подпольщик, заподозрив неладное.

Их у провокатора не оказалось, он пробормотал, что занесет в следующий раз, и ушел.

Это был первый сигнал о том, что деникинская контрразведка получила какие-то данные о подпольной организации. Личные контакты подпольщиков Николаева и Одессы прекратились. Связь теперь поддерживалась через связных-комсомольцев путем посылки на первый взгляд невинных частных писем.

С. Б. Ингулов

Однажды Сергей Ингулов отправил Одесскому комитету очередное сообщение о работе николаевского подполья. Доклад в виде частного письма был зашифрован самым простым способом: чтобы его расшифровать, надо было читать только вторые буквы каждого слова. Подросток, отвозивший доклад, благополучно добрался до Лузановки, но здесь караульный пост его задержал. Обнаружив у юноши письмо, офицер стал его читать. Не без улыбки он читал следующие строки: «Аня путается с Ржевским. Он ныне опрятненький па-а-ручик. Остепенился. Спорит по-прежнему. Сразу отправился в часть». А фраза эта означала: «Нужны паспорта». Караульный офицер прочитал записку и отпустил задержанного.

Руководители николаевского подполья убедились, что за ними охотятся контрразведчики. Дальше в Николаеве оставаться нельзя было. Сергей Ингулов и его ближайшие товарищи переехали в Одессу, как они шутили, «подводным транспортом» (т. е. на подводах).

Одесская подпольная организация оказывала влияние на партийные организации и не входившие в Херсонскую губернию. По поручению ЦК из Одессы выезжали работники в Крым, в Кишинев, Тирасполь. Туда посылались из Одессы и денежные средства, директивные указания. А с такими городами, как Херсон, Николаев, Елисаветград, Ананьев, Балта, Бендеры, Александрия, была постоянная связь.

Местные партийные организации получали от Одесского губкома партии конкретную помощь. Например, в г. Бендеры, где не было подпольного комитета, губком направил коммунистов Я. Антипова, Л. Александрова и С. Ривлина. Они объединили местных коммунистов в подпольную организацию, секретарем которой стал С. Ривлин. После восстановления бендерской организации Я. Антипов был направлен в помощь большевикам Кишинева. Там он тоже провел организационную работу по сплочению подпольной группы коммунистов и был избран секретарем Кишиневского комитета (работал под кличкой «Абрикосов»). В города Бессарабии выезжал член губкома Григорий Борисов (Старый) для налаживания деятельности коммунистического подполья.

Поддержка связи между подпольными организациями разных городов была сложным и опасным делом. Случались и провалы.

Дважды пытались коммунисты-подпольщики г. Рыбницы установить связь с Одесским губкомом партии, но эти попытки окончились трагически. Первый раз два связных С. Нигруца и Д. Корнейчук прибыли в Одессу в первой половине сентября. Не зная паролей и явок, они долго искали комитет, зашли в Совпроф и по выходе оттуда были арестованы контрразведкой. Вторая группа посланцев рыбницких подпольщиков (К. Слащенко, Г. Матвиец, И. Мельников) в Одессу не попала, она была схвачена белогвардейцами в Раздельной. Всех их расстреляли. В агентурном донесении Шиллингу указывалось: «Шифрованные записи, изъятые у арестованных, подтверждали, что их владельцы состоят в тайной большевистской организации и выполняли какое-то поручение оной. Добиться признания не удалось».

Ф. Корнюшин

И только третья попытка рыбницких подпольщиков оказалась успешной. Четыре подпольщика — А. Мишанчук, И. Кривошейко, М. Диордийчук и П. Дыбнер — добрались в Одессу, попали на явку губкома партии, где встретились с Нюрой Палич и Григорием Борисовым. Получив информацию о положении на фронте, несколько номеров газеты «Одесский коммунист», листовки и деньги, связные возвратились в Рыбницу.

Губком партии, в который в то время входили Елена Соколовская, Владимир Логгинов, Петр Лазарев, Сергей Ингулов, Анна Панкратова, Александр Хворостин, Александр Гордон, Виктория Уласевич, Леонид Тарский, Григорий Борисов (Старый), Федор Корнюшин и Тарас Костров, был тем центром, куда сходились все нити партийного руководства коммунистическим подпольем юга Украины.

Подошли Октябрьские дни. Утром 7 ноября на улицах города были распространены листовки, в которых губком поздравлял трудящихся с великим праздником и призывал продолжать борьбу с врагом.

«В дни годовщины большевистской революции,— сообщалось в агентурном донесении в ставку Деникина,— ожидалось выступление большевиков, последними разбросаны в некоторых районах прокламации с призывом к выступлению. Военными властями были приняты соответствующие меры, причем иностранные суда принимают участие в подавлении беспорядков. В городе установлено дежурство офицеров на наблюдательных пунктах, связанных телефоном с центральной сигнальной станцией (английской), с которой предполагают передавать сигналы об обстреле судовой артиллерией того или другого квартала, где будет обнаружено скопление».

За неделю до октябрьского праздника состоялось заседание подпольного губкома партии, на котором присутствовали руководители районных и некоторых заводских партийных комитетов и групп. Губком постановил:

«1. Выступление пролетариата Одессы считать преждевременным и вредным, ибо оно будет подавлено превосходящими силами врага и потоплено в потоках крови рабочих.

2. Продолжать подготовку к вооруженному восстанию пролетариата.

3. Там, где имеются должные условия, провести до годовщины Октябрьского переворота летучие митинги. Издать листовку-воззвание».

Соглашательские организации не вели никакой работы на фабриках и заводах, считая, что кровавый режим деникинцев полностью парализовал революционную энергию рабочего класса. «Фабричные окраины Одессы представляют мертвое царство», — писал орган Одесского комитета так называемой народно-социалистической трудовой партии «Народное слово». Зато в профсоюзах соглашатели проявляли небывалую активность. Находясь на легальном положении, они захватили руководство профессиональными союзами в свои руки.

И полной неожиданностью было для сотрудников редакции «Народного слова», когда на второй день после опубликования статьи о «мертвом царстве» два рабочих-металлиста принесли в редакцию резолюцию, принятую на собрании одного из цехов завода Гена [21]. В резолюции говорилось:

«В это страшно трудное, но не критическое время, когда деникинская армия и весь мировой капитал жмет своим империалистическим прессом на Одессу и всю страну, чтобы уничтожить власть рабочих и утвердить власть буржуазии, мы, рабочие Красной Пересыпи, клянемся перед лицом пролетариата России, что наш бронированный кулак разобьет врагов. Мы не оставим нашей священной борьбы за коммунизм и социализм как в международном масштабе, так и внутреннем, пока не уничтожим всю буржуазию».

"Неуловимая для контрразведки"

Редакция «Одесского коммуниста» в первом нелегальном номере (№ 130—131) извещала: