Организационное построение комсомольского подполья отличалось от партийного. Первые три месяца в Одессе и других крупных городах юга Украины не было районных комитетов комсомола. Подпольный губком комсомола непосредственно руководил комсомольскими коллективами при профсоюзах и на заводах. Но затем, в связи с количественным увеличением рядов подпольной молодежной организации, было принято решение о создании районных комитетов.
Большевистское подполье приступило к своей нелегкой работе. Районные комитеты произвели учет членов организации, восстановили и создали новые партийные коллективы при профсоюзах и на предприятиях. В сентябре городской комитет начал проводить еженедельные собрания секретарей районных комитетов. В Николаев, Херсон, Елисаветград, Ананьев и другие города юга были посланы представители. В партийных коллективах и ячейках проведены собрания. В первой половине октября состоялась 1-я конференция представителей районов Одессы, которая обсудила два вопроса: текущий момент и организационные вопросы. Конференция указала, что деятельность подпольной организации должна базироваться на тесной связи с профессиональными организациями рабочего класса и на пропаганде идей коммунизма среди широких масс одесского пролетариата. Конференция решила, что главные силы партийной организации будут направлены на дезорганизацию тыла «добровольческого» фронта.
И в эти дни белогвардейские, либеральные и соглашательские газеты (а в Одессе их выходило свыше двух десятков) меняют тон своих сообщений о большевиках. Оказывается «арестована не Елена Соколовская, а ее родная сестра» (хотя таковой у Соколовской не было), «Котовский арестован — только не Григорий, а какой-то Павел». Что же касается Калистрата Саджая, то он «был арестован, но куда-то исчез». Такие и подобные им сообщения печати тревожили владельцев движимой и недвижимой собственности и великосветскую знать.
Оскаленная пасть зверя
Не много в нашей стране найдется городов, которые испытали на себе господство такого обилия различных буржуазно - националистических и иностранных «властей», как Одесса. Кого только не было в южном городе на берегу Черного моря! На смену власти Временного правительства пришли австро-германские империалисты, гетманщина, петлюровцы, англо-французские интервенты. Все они оставляли на живом теле города кровавые раны. Но такой тирании, как деникинская, Одесса еще не знала. Это было самое кровавое господство белогвардейской буржуазии.
В дни «правления» Деникина белогвардейскую власть в Одессе возглавляли генерал-лейтенант Шиллинг, генерал-майор барон Штемпель, действительный статский советник Кирпичников и другие генералы, бывшие царские губернаторы и градоначальники, предводители дворянства, высшие чины жандармского корпуса. Они были представителями «Добровольческой» армии, ядро которой составляли кадровые офицерские и казачьи полки, вышколенные еще царем Николаем II для борьбы с революционным движением.
Полный разгул и разнузданный произвол власти, зверства и надругательства над населением, взяточничество, пьянство, растление — вот наиболее характерные черты аппарата белой власти.
Первый приказ, изданный белогвардейцами после занятия Одессы, гласил: «Домовые комиссары обязаны выдать немедленно всех коммунистов под страхом расстрела».
Затем приказы следовали один за другим:
«Все работавшие при советской власти и на ее службе должны явиться на регистрацию. О каждом будет произведено расследование».
«Всякие собрания безусловно запрещаются».
«Оружие сдать в управление коменданта города, за невыполнение — расстрел на месте без суда».
«Всякие попытки враждебной агитации и волнений будут подавлены беспощадно и все виновные в них понесут суровые наказания как враги родины».
В первые дни господства деникинцев в Одессе было расстреляно три тысячи человек. Свыше полутора тысяч находилось в тюрьмах. Сотни арестованных оставались в помещениях контрразведок и государственной стражи. Но полковник Туган Барановский, выполнявший тогда обязанности начальника гарнизона, считал, что борьба с большевизмом в Одессе идет еще слабо. 30 августа он заявил для печати:
«Чистка Одессы еще не началась. Мы только приступаем к ней. И ликвидация недавнего прошлого еще потребует у местного командования много времени и энергии».
Это заявление вызвало сильное волнение среди населения города. Весь город знал об аресте многих лиц, не причастных к революционному движению, и никогда не служивших в советских организациях. Подверглось аресту много членов профессиональных союзов, поддерживавших не большевиков, а меньшевиков. Бюро Временного Совета профсоюзов, у руководства которым находились меньшевики, направило к Туган Барановскому делегацию. Последняя убеждала начальника гарнизона сделать новое «успокоительное» заявление в печати, иначе в городе может стихийно вспыхнуть забастовка. Делегация упрашивала Туган Барановского внимательно относиться к арестам, имея в виду, что часто арестовываются лица «не большевистского толка». На просьбы делегатов-меньшевиков начальник гарнизона ответил:
— В Одессе остались все видные агенты Советской власти. В подполье ушли все идейные руководители и главари. При этих условиях о сокращении арестов говорить еще преждевременно. Чистка Одессы будет доведена до конца.
Туган Барановскому было разъяснено, что своим «чрезмерным усердием» он вызывает возмущение обывателя. Он получил директиву: «Ни в коем случае ненужными арестами не пугать популярных и деятельных работников-меньшевиков, так как их деятельность вносит значительное успокоение в массы» {30}.
Из Одессы в ставку Деникина пошло донесение, в котором сообщалось, что Туган Барановский своим «прямолинейным поведением способствует охлаждению народа к Добрармии и возбуждает открытую враждебность к ней».
Вместо Туган Барановского начальником одесского гарнизона был назначен полковник Миглевский. Градоначальник барон Штемпель сделал в печати «миролюбивое» заявление: «Я полагаю, что с рабочими буду жить в мире и в ладу. Убежден, что рабочие образумились и что мираж, навеянный большевизмом, уже окончательно рассеялся».
Газеты сообщали, что теперь все дела об арестах будут проходить через военно-следственную комиссию. Но все оставалось по-прежнему. Аресты и расстрелы без суда и следствия продолжались. В тот вечер, когда в гостинице «Лондонская» артист Морфесси, под аккомпанемент рояля славил приехавшего в Одессу Деникина и пел романс «О нет, не забыть нам его. Повсюду царит его тень», офицеры на Пересыпи арестовали 16 человек, из них 8 человек расстреляли около пересыпского моста, даже не поинтересовавшись их фамилиями. В Молдаванском районе деникинцы арестовали шесть рабочих, четырех из них раздели донага, посадили в автомобиль и ночью привезли к моргу.
— Примите трупы, — сказал один контрразведчик вышедшему на стук служителю морга.
— Где они?— спросил служитель.
— Сейчас будут,— последовал ответ.
И тут же у морга их расстреляли.
На улицах, в парках, на берегу моря, в центре и на окраинах города валялись трупы расстрелянных, зарубленных и заколотых.
Достаточно было рабочему произвести плохое впечатление на офицера, агента контрразведывательного пункта, какого-нибудь чина государственной стражи, как судьба его была решена. Без допроса, следствия и суда такой «внутренний враг» днем или ночью подвергался аресту и на первом удобном месте расстреливался. Если же рабочий оказывался коммунистом, то его подвергали мучительным пыткам, подвешивали за волосы, запускали иглы под ногти, выкручивали руки, избивали резиновыми жгутами. Имущество арестованных отбиралось.
Сохранилось много документов, которые показывают, что опьяненные человеческой кровью, варвары расстреливали совершенно ни в чем не повинных людей, а нередко и тех, кто был у них на службе.