В ту пору в городе Ветравати, что стоял на берегу реки с таким же названием, жил некий брахман-подвижник по имени Джатимантра, отличавшийся непомерной брахманской спесью. Великий задумал проучить его за чванство и, перебравшись на берег Ветравати, обосновался невдалеке от Джатимантры, выше по течению. Однажды утром он выбросил в воду использованную палочку для чистки зубов и твёрдо пожелал, чтобы она запуталась в отшельнической косице Джатимантры. Так и вышло: когда брахман зашёл в реку попить воды, палочку принесло к его волосам. Заметил он её и отскочил:

"Сгинь, нечисть!" — а потом направился вверх по течению:

"Пойду узнаю, откуда взялась эта злосчастная палочка". Встретив Великого, брахман спросил его:

"Ты кто по рождению?" –

"Чандал". –

"Это ты выбросил в реку зубную палочку?" –

"Я". –

"Пропади ты пропадом, чандал презренный! Ступай прочь отсюда, иди жить вниз по течению". Матанга переселился пониже, но выброшенные им зубные палочки плыли против течения, вверх по реке, и их по-прежнему прибивало к волосам брахмана.

"Да пропади ты пропадом! — проклял брахман Матангу. — Если за неделю не уберёшься отсюда, голова твоя на семь кусков расколется!" –

"Если я дам волю гневу, — подумал Матанга, — я свой обет нарушу. Придётся пойти на хитрость, чтобы сломить его гордыню". И он в ночь на седьмой день остановил солнце. Солнце не всходило, и народ в тревоге пришёл к Джатимантре:

"Не ты ли это, почтенный, солнцу взойти не даёшь?" –

"Нет, я тут ни при чём. Дальше у реки некий чандал живёт; верно, это он натворил". Люди пошли к Великому и спросили:

"Не ты ли это, почтенный, солнцу взойти препятствуешь?" –

"Я, любезные". –

"А зачем?" –

"Здешний брахман-подвижник меня ни за что ни про что проклял. Пока он не придёт ко мне просить прощения, не поклонится мне в ноги, я солнце не отпущу". Тогда люди силой приволокли брахмана к Великому и бросили ему в ноги:

"Винись!" — а потом попросили Великого отпустить солнце.

"Пока ещё нельзя, — отвечал Великий. — Если я отпущу солнце, голова у брахмана расколется на семь кусков". –

"Как же нам быть теперь?" –

"Принесите-ка мне ком глины". Те принесли.

"Положите его на голову брахману, а его самого посадите по шею в реку". Люди так и сделали, а Великий отпустил солнце. Стоило солнечному лучу коснуться кома глины, как тот раскололся на семь кусков, а брахман с головой погрузился в воду. Так Великий его и укротил. Потом он вспомнил о шестнадцати тысячах брахманов:

"Где-то они теперь?" Увидев, что они переселились к царю медхьев, он задумал проучить и их, перенёсся по воздуху к их городу и пошёл по улицам собирать милостыню. Брахманы его немедленно узнали и подумали:

"Проживи он здесь день-два, так ведь все от нас отвернутся!" И они прибежали к царю с ябедой:

"Государь, прилетел злой колдун! Вели его поймать". Царь дал распоряжение слугам. Великий же тем часом набрал в чашку всякой еды понемножку и сел поесть на скамейке у забора. Пока он спокойно ел, не подозревая об опасности, отыскавшие его царские стражники подкрались и зарубили его мечом. Ведь в этой жизни бодхисаттва был склонен усмирять следовавших ложной вере, потому-то, из-за такой связи с ложным учением, он и нашёл свой конец. Возродился он на небесах Брахмы. А духи, разгневавшись, наслали на царство медхьев дождь из горячего пепла, и всё сгинуло бесследно.

Великомудрого Матангу Предательски убили медхьи. За это царство их погибло, Ни человека не осталось".

Джатака о муже добродетельном

Со слов: “Крепись душою, славный муж...” — Учитель — он жил тогда в Джетаване — начал рассказ о монахе, который стал являть недостаточное усердие.

“Правда ли, брат мой, что ты ослаб в усердии своём?” — спросил у этого бхиккху Учитель и, получив ответ: “Правда, почтенный”, молвил: “Как могло случиться, брат мой, что ты утратил рвение, хотя идёшь путём единственного вероучения, ведущего к спасению? В прежние времена люди истинно мудрые, даже лишась царства, оставались неколебимыми в своём усердии и вновь обретали утерянную славу”. И, разъясняя суть сказанного, Учитель поведал о том, что было в прежней жизни.

“Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал Брахмадатта, Бодхисатта воплотился в облике сына царя от старшей жены. В день наречения ему дали имя “царевич Силава”, что означает “Добродетельный”. К шестнадцати годам царевич превзошёл все науки, ремесла и искусства. Впоследствии, с кончиной отца, он взошёл на престол под именем царя Махасилавы, то есть “Высокодобродетельного”, ибо он был всецело предан дхамме и царствовал в полном с ней согласии. Близ всех четырёх городских ворот, а также в центре города и рядом со входом во дворец он распорядился воздвигнуть странноприимные дома. Он сам, своими руками, раздавал милостыню, хранил верность нравственным установлениям, соблюдал посты, был исполнен любви, терпимости и милосердия — словом, управляя царством, был столь же ласков со всеми своими подданными, как отец, ласкающий сына.

Один из советников царя дурно вёл себя во внутренних покоях; со временем слух об этом распространился повсюду, и другие советники донесли на него царю. Царь самолично занялся делом советника, установил его вину и, повелев советнику явиться, изгнал его из своего царства, сказав: “О неразумный слепец! Ты дурно вёл себя и не должен более оставаться в моем государстве. Забирай все, что у тебя есть, забирай чад и домочадцев своих и ступай прочь!” Покинув царство Каси, изгнанный советник поступил на службу к царю Косалы и со временем сделался правой рукой тамошнего властителя.

Как-то раз сказал он царю Косалы: “Государь, царство бенаресское — будто соты с мёдом, ещё не облепленные мухами: царь их чрезмерно мягок и его царство можно завоевать небольшими силами.. Задумался при этих словах царь Косалы. “Ведь царство бенаресское огромно"— размышлял он,— а мой советник говорив что можно завоевать незначительными силами. Уж не подослан ли он?”

“А ты не лазутчик ли вражеский?” — спросил он.

“Нет, государь,— ответил советник,— никакой я не лазутчик. Я говорю сущуюправду, а коли мне не веришь, пошли людей разорить ближайшую к нам деревню в царстве Каси: увидишь, что людей твоих схватят и приведут к царю бенаресскому а он их наградит и велит отпустить”. Царь подумал: “Видно, чго он говорит это с полной уверенностью и решимостью. Испытаю-ка я его”. И он велел послать воинов в деревню.

Воинов, конечно, схватили и отвели к царю бенаресскому Царь спросил их:

“Любезные, почему вы разорили деревню?”

“Жить нам было не на что, государь”,-ответили они.

 “Отчего же вы не пришли ко мне? — воскликнул царь. — Смотрите, отныне так не поступав те!”

Он велел дать задержанным денег и отпустил их с миром. Воины вернулись к царю Косалы и рассказали ему обо всем. Царь не успокоился и вновь послал воинов — теперь уже в самый центр соседней страны, но и этих грабителей царь бенаресский повелел оделить деньгами и отпустить. Правитель Косалы и тут не успокоился и отправил ещё отряд — грабить прямо на улицах Бенареса, но и в этот раз царь бенаресский грабителям денег и отпустил их с миром. И уверился наконец царь Косалы: “Сверх меры предан дхамме правитель бенаресский. Завоюем же царство бенаресское!” Приняв такое решение, он выступил со всем своим войском в поход.

В ту пору у царя Бенареса была в распоряжении почти тысяча непоколебимо стойких, мужественных, искусных в ратном деле воинов — таких, что не дрогнули бы даже и перед обезумевшим в течке диким лесным слоном Таких, что им нипочем была бы и громовая стрела самого Сакки, пади она внезапно им на головы, таких что — будь на то воля их повелителя, царя Махасилавы,— могли бы завоевать для него даже всю Джамбудипу! Узнав, что царь Косалы выступил в поход, воины сказали царю бенаресскому: