Сказав, что он думал, Бодхисатта поднялся и ушёл по своим делам. С концом тогдашнего своего существования он перешёл в иную жизнь в согласии с накопленными заслугами. Что до плотника, то родственники тотчас же предали его тело огню”.

И Учитель повторил: “Так-то вот, братия! И в старые времена встречались глупцы, которые убивали людей вместо москитов”. Закончив наставление в дхамме, он истолковал джатаку, так связав перерождения: “Мудрым торговцем, который спел стих и удалился, был тогда я сам”.

Джатака о мудреце-чандале

"Откуда идёшь ты, одетый в лохмотья…" — это Учитель произнёс в роще Джеты по поводу царя из рода Удаяны. В ту пору почтенный Пиндола из клана Бхарадваджей любил днём для своих уединённых занятий улетать из рощи Джеты в город Каушамби. Останавливался он там в парке царя Удаяны. Говорят, что тхера этот был в прошлой жизни сам царём в Каушамби и провёл в этом парке со своей свитой немало счастливых часов. Приятные воспоминания тянули его туда вновь, и потому он охотно пребывал в Каушамби и безмятежно вкушал там плоды святости, погружаясь в глубокое созерцание. Однажды тхера в очередной раз прилетел в парк и расположился под расцвётшим садовым деревом. А у царя Удаяны как раз кончился семидневный запой, и ему захотелось развлечься в парке. Но едва затеяли для него песни и пляски, как он задремал. Музыкантши тем временем перебрались все к тхере послушать его рассказы. А царь проснулся, увидел, что остался один, и в ярости прибежал к тхере. Обругал он его, оскорбил по-всякому, а потом вздумал скормить его рыжим муравьям и велел принести полную их корзину, собираясь вывалить её прямо на монаха. Но Пиндола взмыл в воздух, укорил царя с вышины, дал ему наставление и улетел обратно в рощу Джеты. Опустился он прямо у благоуханной кельи Учителя. "Ты откуда?" — спросил его Учитель, и тхера рассказал ему всё, что с ним приключилось. "Не только теперь докучает царь Удаяна подвижникам. Он и прежде, Бхараваджа, досаждал им", — заметил Учитель и по просьбе тхеры рассказал о былом.

"Давным-давно в Варанаси правил царь Брахмадатта. Великий тогда родился чандалом в городской слободе; назвали его Матанга. Позже, когда он повзрослел и вошёл в разум, его стали звать мудрым Матангой. В ту пору Диттхамангалика, дочь купеческого старшины Варанаси, устраивала в парке раз в месяц, а то и в два игры для своих подруг и челяди. И вот однажды Великий шёл с каким-то делом в город, а у ворот встретил Диттхамангалику в паланкине. Он тотчас посторонился и стал на обочине. Тут льняные занавески распахнулись, Диттхамангалика увидела его и спросила:

"Это ещё кто?" –

"Чандал, госпожа". –

"Тьфу пропасть, и зачем он только на глаза попался!" Промыла она себе глаза благоуханной водою и велела возвращаться домой. А люди, что шли с нею вместе, обозлились на Матангу:

"Ах ты, чандал проклятый! Из-за тебя мы дарового угощенья лишились, да какого!" Набросились они на него все разом и избили его руками и ногами до беспамятства.

Матанга с час провалялся, а очнувшись, подумал: "Меня, безвинного, ни за что избила челядь Диттхамангалики. Пойду и потребую теперь её себе в жёны!" Он лёг у ворот дома её отца и твердо решил: "Покуда мне её не отдадут, не встану с места!"

"Ты что тут разлёгся?" — спросили его.

"Диттхамангалику мне давайте, ни больше ни меньше". Прошёл день, за ним — второй, третий, четвёртый, пятый, шестой. Но ведь намерения бодхисаттвы обычно удаются — и на седьмой день Диттхамангалику вывели и отдали ему.

"Поднимайся, господин, пойдём к тебе домой", — сказала она.

"Знаешь, милая, меня твоя челядь так отделали, что я едва стою. Отнеси-ка ты меня домой на закорках". И Диттхамангалика при всём честном народе понесла его из города в чандальскую слободу.

Так Великий добился своего, но по-настоящему своею женой он её не сделал, ибо не хотел нарушать кастовых границ. Прожил он несколько дней с нею, как с сестрой, в одном доме и решил: "Придётся мне стать подвижником. Ведь иначе я никак не смогу её обогатить и возвеличить". И он объявил Диттхамангалике:

"Мне, милая, надо кое-что в лесу добыть, а то нам жить не на что. Я ухожу в лес; не скучай тут без меня". Родным своим он наказал её не обижать, а сам удалился в лес и стал там подвижником. За неделю он развил в себе пять сверхзнаний, научился любым созерцаниям, а затем подумал:

"Ну вот, теперь я смогу обеспечить Диттхамангалике безбедную жизнь". Пользуясь обретённой чудесной способностью, он взмыл в воздух и прилетел к себе домой. Диттхамангалика услыхала, что он на дворе, вышла и зарыдала:

"На кого ж ты меня, беззащитную, покинул, господин! Зачем ты ушёл в подвижники?" –

"Не кручинься, милая, — отвечал Матанга. — Жизнь твоя будет ещё роскошнее и блистательнее, чем в девичестве. Дело за малым: сможешь ли ты на людях сказать, что муж у тебя — не Матанга, а сам Великий Брахма?" –

"Смогу". –

"Хорошо. А когда тебя спросят, где муж, ты отвечай, что улетел-де в мир Брахмы. Если же станут спрашивать ещё, когда он вернётся, ты говори, что придёт, мол, через неделю — в полнолуние спустится с луны".

Такой дал он ей наказ и вернулся в Гималаи. А Диттхамангалика стала ходить по городу и всем это рассказывать. Народ поверил:

"Муж её, верно, потому и не приходит, что он — Великий Брахма. Должно быть, правда!" Наступило новолуние; луна стояла в зените. И вот бодхисаттва преобразился в Великого Брахму и, озаряя сиянием город Варанаси, простёршийся на двенадцать йоджан, а с ним — и всё царство Каши, вышел из лунного диска, сделал над городом три круга и полетел к чандальской слободе. Народ с гирляндами и благовониями побежал следом за ним. Собрались поклонники Брахмы. В светлых праздничных одеждах они пришли в слободу к дому Диттхамангалики, полили вокруг землю четырьмя видами благовоний, усыпали цветами, зажгли воскурения, понавешали кругом праздничных полотнищ. В доме они приготовили высокое ложе, поставили рядом светильник с благоуханным маслом; перед дверью посыпали серебристо белым песком, набросали цветов, подняли стяги. Великий спустился к украшенному дому, вошёл во внутренние покои и присел на ложе. В ту пору Диттхамангалика могла понести. Бодхисаттва потёр ей пупок большим пальцем, и она зачала.

"Ты родишь сына, милая, — сказал ей Матанга. — Теперь оба вы, и ты, и сын, будете наслаждаться всеми почестями и великим богатством. Водою, в которой ты омоешь ноги, цари всей Джамбудвипы рады будут окропить наследников и помазать их на царство. Вода, в которой ты сама мылась, станет отныне чудодейственным снадобьем: кто ни польёт её себе на голову, всяк навсегда исцелится от любых хворей и станет удачлив. За то, чтобы поклониться тебе и коснуться головою твоих стоп, люди станут платить по тысяче; за то, чтобы услышать твой голос, — по сотне; а за то, чтобы лицезреть тебя, — по каршапане. Смотри не оплошай!" С этими словами Матанга улетел и скрылся в лунном диске.

Остаток ночи собравшиеся почитатели Брахмы провели стоя, а поутру они посадили Диттхамангалику на золотые носилки и на своих головах внесли в город. Сбежалась огромная толпа: "Вон едет супруга Великого Брахмы!" Люди подносили ей благовония и цветы. Всё сбылось, как сказал бодхисаттва: чтобы поклониться ей и коснуться головою её стоп, люди отдавали по кошельку с тысячей монет; чтобы услышать её голос, платили сотню; за то, чтобы её лицезреть, платили каршапану. Когда обошли весь город Варанаси, простёршийся на двенадцать йоджан, денег набралось сто восемьдесят миллионов. Покружив по городу, почитатели принесли Диттхамангалику к большой площади. Там воздвигли помост, раскинули над ним шатёр, а в шатре в великой роскоши поселили Диттхамангалику. Рядом в тот же день заложили семиэтажный, семивратный и семибашенный дворец. Стройка была большая; Диттхамангалика родила ещё в шатре. Пришла пора давать имя младенцу. Посовещавшись, брахманы постановили назвать его Мандавья, что значит "рождённый в шатре". К тому времени завершилось строительство дворца. Диттхамангалика переселилась в него и продолжала по-прежнему вести роскошную жизнь. И Мандавья тоже рос в великой холе и заботе. Когда ему исполнилось не то семь, не то восемь лет, пригласили лучших учителей со всей Джамбудвипы. С шестнадцатилетнего возраста он уже учредил щедрую раздачу даров для брахманов: всегда в его доме столовалось их шестнадцать тысяч, и для этого отведена была четвёртая надвратная башня. И вот в один прекрасный день для брахманов приготовили обильное угощение. Шестнадцать тысяч гостей расселись в надвратной башне и принялись рис, политый свеженатопленным маслом золотисто-жёлтого цвета и сдобренный мёдом и тростниковым сахаром. Сам же Мандавья, нарядно одетый, прохаживался по зале в золотых сандалиях, с золотым жезлом в руке и только и делал, что указывал: "Сюда добавьте мёду, а вот сюда — масла". В тот час мудрый Матанга, сидя в своей гималайской обители, вспомнил о нём: "Как там поживает сын Диттхамангалики?" Увидев, что тот склонился к неистинной вере, он решил: "Сегодня же отправлюсь к этому юноше, смирю его брахманскую гордыню и научу приносить такие дары, от которых был бы прок". Матанга улетел на озеро Анаватапта, там омылся, прополоскал рот; стоя на красной скале близ озера, облачился в огненного цвета одежды, но поверх накинул лохмотья, а в руку взял глиняную чашку. В таком виде он перенёсся оттуда по воздуху в Варанаси и очутился прямо в четвёртой надвратной башне дворца Мандавьи. Поглядывая по сторонам, юноша заметил его и подумал: "А это ещё что за монах? С виду он — как призрак со свалки. Как он сюда попал?" И Мандавья вопросил: