Изменить стиль страницы

«Только-то и всего!» — подумал тогда Бодхисатта. Он спустился с дозорной вышки и повелел бить в барабаны по всему городу Бенаресу, что протянулся на двенадцать йоджан, и оповестить жителей о том, чтобы они забили уши гороховой мукой. Горожане, повинуясь приказанию, затолкали в уши муку и закупорили их так, что не слышали друг друга. И мало того, что себе, — они заткнули также уши всем котам и прочим четвероногим, жившим в городе. Бодхисатта же, вновь взойдя на дозорную вышку, позвал: «Эй, Саббадаттха!» — «Чего тебе, брахман?!» — откликнулся шакал. «Так как же ты собираешься захватить эту крепость?» — снова спросил Бодхисатта. «Я же сказал: заставлю львов рычать и тем напугаю жителей, а после, растерзав их, займу город!» — ответил шакал. «Ну, так вот, — молвил на то Бодхисатта, — шакалу не заставить львов рычать: благородные львы, чьи лапы желты, а гривы — как у предводителя львов, не станут слушать такого старого шакала, как ты!» Тогда шакал, обуреваемый гордыней, вскричал: «И другие львы уподобятся тому, на спине которого я восседаю и которого тотчас же заставлю рычать!» — «Что ж, — молвил Бодхисатта, — заставь, если сможешь!» 

И тогда шакал топнул ногой по спине льва, на котором сидел верхом, и повелел льву издать рык. И лев, склонив морду к уху одного из слонов под собой, выгнулся и трижды разразился оглушительным ревом, повергающим в трепет все живое. Перепуганные слоны сбросили шакала на землю себе под ноги, ненароком наступили ему на голову и раздавили всмятку. И тотчас на том самом месте шакалий царь Саббадаттха испустил дух. Другие же слоны, услыхав рычание льва и перепугавшись до смерти, бросились бежать и в суматохе передавили друг друга. И вышло так, что прочие четвероногие — от кабанов и оленей до зайцев и котов — все погибли, раздавленные. Только львы уцелели и, бежав оттуда, скрылись в лесах. Вся же земля в округе двенадцати йоджан являла собой вид огромной груды мяса.

Тогда Бодхисатта сошел с дозорной вышки, приказал распахнуть городские ворота и под барабанный бой оповестил бенаресцев: «Пусть все высыпят муку из ушей, а жаждущие мяса пусть наберут его сколько захотят!» И жители города, наевшись вволю свежатины, оставшееся мясо насушили и навялили про запас. С того самого времени, говорят, люди и научились вялить мясо впрок». 

И, заканчивая свое наставление в дхамме, Учитель истолковал джатаку и связал перерождения, спев такие исполненные высшей мудрости стихи: 

«Как некогда шакал в гордыне ненасытной 

Царем клыкастых стать под небом возмечтал, — 

Таков и человек, что окружился свитой: 

Не боле он велик, чем среди львов шакал!» 

«Шакалом в те времена был Девадатта, царем бенаресским — Сарипутта, домашним же жрецом царя был я сам», — добавил к тому Учитель.

Джатака о пустыне

Словами: «Пустыни плоть усердно рассекая...» – Всеблагой – он жил тогда в Саваттхи – начал свое наставление в дхамме. Заговорил же он об одном непочтительном бхиккху. 

Когда Татхагата жил в Саваттхи, в рощу Джетавану явился некий юноша из почтенного семейства. Внимая урокам Учителя, толковавшего дхамму, он очистился сердцем, постиг, что скверна – источник всех страстей, и стал монахом. За пять лет монашества, перед посвящением в высший сан, юноша глубоко изучил оба свода Законов и преуспел в созерцании. С помощью Учителя он вступил на избранный им самим путь сосредоточенного размышления. Отправясь в лес, юноша провел там три месяца, время дождей, однако так и не сумел ни обрести мгновенного озарения, ни достичь необходимой силы сосредоточения. И подумал тогда он: 

«Учитель говорил о четырех разрядах людей. Я, следует полагать, отношусь к последнему, к тем, кому открыта лишь сторона внешняя. Оттого, видимо, в этом моем существовании нет мне Пути и нет Плода. Какой же толк в моем отшельничестве? Не лучше ли мне отправиться к Учителю? Будучи подле него, я смогу радовать свой взор зримой красотой тела Пробужденного и услаждать слух его наставлениями в дхамме». Порешив так, юноша воротился в Джетавану, и сказали ему тогда другие ученики: «О достойный! Учитель благословил тебя на путь сосредоточенного размышления, однако, повинуясь правилам скитальческой жизни, ты покинул обитель. Ныне же, воротясь, ты наслаждаешься общением с ним. Неужто же ты преуспел в своем подвиге и стал арахатом, избавившимся от перерождений?» Юноша ответил им: «О достойные! Нет мне в этом существовании ни Пути, ни Плода. Отчаявшись достигнуть вершины подвижничества, я ослабел в усердии своем и поэтому воротился к вам». «Неподобающее ты содеял, о почтенный, – сказали ему монахи. – Выслушал поучения стойкого во всех своих помыслах и деяниях Учителя, а сам явил недостаточное усердие». И они решили отвести его к Татхагате. 

Все вместе они отправились к Учителю, который спросил их: «Чем провинился этот бхиккху, братия? Ведь вы привели его сюда против его воли». «Почтенный, этот бхиккху принял обет монашества, следуя справедливейшему из всех учений, – ответили монахи, – но, вкусив от праведной скитальческой жизни, ослаб в усердии и воротился в обитель». Учитель обратился к юноше: «Верно ли, что ты, бхиккху, оказался недостаточно усерден?» «Верно, почтенный», – подтвердил монах. «Как же ты, бхиккху, – молвил тогда Учитель, – стал монахом, преданным столь замечательному учению, а сам не выказал умения довольствоваться малым, черпать удовлетворение и радость в скитальческой жизни и к тому же еще явил недостаток усердия? А ведь прежде ты был тверд в мыслях и деяниях своих. Не единственно ли твоими усилиями была добыта влага в пустыне и напоены скот и люди? Отчего же ты ослаб в усердии?» 

От этих слов Учителя бхиккху приободрился и воспрянул духом. Все монахи принялись тогда упрашивать Достославного: «Почтенный, нам известно только, что этот бхиккху явил недостаточное усердие, но что в прежнем его существовании единственно благодаря его усилиям напоены были люди и скот в пустыне – это ведомо одному лишь тебе, о Всезнающий. Приобщи же и нас к тому, что тебе известно». «Хорошо, братья, слушайте», – сказал им Учитель и, поведав монахам о случившемся, открыл смысл события, происшедшего в прежней жизни и поэтому утраченного их памятью. 

«Во времена былые, когда на престоле царства Каси, в его столице Бенаресе, восседал Брахмадатта, Бодхисатта родился в семье старшины торговцев. Когда он вырос, то и сам стал старшиной торгового обоза и начал ездить по стране с пятью сотнями повозок. Однажды судьба завела их обоз в пустыню протяжением в целых шестьдесят йоджан. Песок в этой пустыне был столь мелок, что его невозможно было удержать в горсти, с восходом же солнца он раскалялся и, подобно пылающим углям, обжигал ступни путников. Поэтому обозы, которые везли топливо, масло, рис и прочие припасы, обычно передвигались только по ночам. На рассвете же повозки ставили в круг, торговцы и их слуги сооружали навес и, наспех перекусив, проводили остаток дня в тени. На закате они ужинали и, дождавшись, пока земля остынет, закладывали повозки и снова выступали в путь. Передвижение их было подобно странствию по морским волнам. Среди них был человек, которого называли «кормчим пустыни». Зная расположение планет, он выбирал путь для обоза. Таким же способом решил переправиться через пустыню и сын торгового старшины. 

Когда его обоз прошел шестьдесят без одной йоджан, сын старшины подумал, что конец пути близок, и повелел выбросить после ужина все оставшееся топливо и вылить всю оставшуюся воду. Заложив повозки, они выступили в путь. Кормчий ехал в передней повозке, на удобном сиденье, и направлял обоз по звездам. В конце концов его сморил сон, и он не заметил, как быки повернули вспять. Пробудился кормчий перед самым рассветом и, едва взглянув на небо, возопил: 

«Поворачивайте! Поворачивайте повозки!» Тем временем взошло солнце. Люди увидели, что они вернулись на прежнюю стоянку, и принялись горестно восклицать: «У нас не осталось ни воды, ни топлива, все мы теперь погибнем». Они поставили повозки в круг, выпрягли быков и возвели навес. Затем все залезли под повозки, где и лежали, предаваясь отчаянию. «Если и я ослабну в усердии, все погибнут», – подумал Бодхисатта. Время было еще раннее, стояла прохлада, и он бродил по пустыне, пока не увидел места, поросшего травой и кустарником. Решив, что там должна быть вода, он велел принести заступ и рыть землю. На глубине в шесть десятков локтей копавшие натолкнулись на камень и тотчас же прекратили работу. Бодхисатта угадал, что под камнем должна быть вода, спустился в выкопанный колодец и приложил ухо к камню. Услышав журчание, Бодхисатта поднялся наверх и сказал самому младшему в караване: «Друг мой, если и ты не будешь тверд в усердии, все мы погибнем. Яви же упорство, возьми это железное рубило, спустись в колодец и что есть мочи бей по камню».