— Хорошо, я тебя отпускаю. Навести только меня, когда станешь подвижником.
— Так и быть, — согласился жрец.
Он вернулся домой, дал прощальные наставления жене и домочадцам, отписал им своё богатство и препоручил веденье хозяйством, а себе взял лишь то немногое, что необходимо для отшельнической жизни, и сел дожидаться провидца.
Наконец тот прилетел в город и вошёл в дом жреца. Жрец угостил его с подобающими почестями и спросил:
— Что же мне теперь нужно делать, почтенный?
Провидец вышел с ним за городские стены, схватил жреца за руки и своей волшебной силой перенёсся с ним к реке Силе. Там он обратил жреца в монашество. На следующий день провидец опять слетал за подаянием и принёс жрецу поесть, а затем преподал ему урок созерцания. Через несколько дней жрец развил в себе сверхобычные способности, овладел созерцанием и смог сам уже летать за милостыней. Спустя какое-то время он подумал:
— Царь взял с меня обещание навестить его. Пора бы обещание исполнить.
Он отпросился у подвижника и улетел в Варанаси; обходя город и собирая милостыню, он подошёл к царскому дворцу. Царь узнал его, пригласил во дворец, с почётом угостил и спросил:
— Где ты теперь живёшь, почтенный?
— В Северных Гималаях, государь, на берегу реки Силы, что течёт меж двух золотых гор.
— Ты один там или с кем-нибудь вместе?
— Совсем не один, государь! Там живут десять тысяч провидцев; все они — мастера созерцания, все обладают сверхзнаниями.
Слыша такие похвалы провидцам, царь захотел всех их щедро угостить и сказал:
— Почтенный! Мне бы хотелось устроить для этих подвижников званый пир. Право, они того заслужили. Как бы это сделать?
— Государь, сюда ты этих подвижников никакими яствами не заманишь — не польстятся они ни на какую еду.
— Помоги мне, почтенный! Я непременно хочу устроить для них угощение.
— Хорошо, государь. Если ты хочешь угостить их, перенесись отсюда на время к берегам реки Силы. Там ты сможешь это сделать.
— Спасибо за совет, — поблагодарил царь.
Он велел взять все необходимое, выступил с войском из столицы и добрался до пределов своего царства. Оттуда отшельник своей волшебной силой перенёс царя вместе с войском прямо к берегам реки Силы. Там он и оставил его располагаться лагерем, а сам улетел дальше, к остальным провидцам на ночлег. Наутро он воротился. Царь предложил ему богатое угощение и, когда подвижник окончил трапезу, попросил:
— Завтра, почтенный, приводите сюда все десять тысяч провидцев.
— Хорошо, — согласился тот, и на следующий день, когда настало время идти за подаянием или отправляться на сбор плодов, он объявил подвижникам:
— Собратья! На берега реки Силы явился царь Варанаси. Он намерен всех нас угостить и приглашает к себе. Прошу вас, ради его блага пожалуйте к нему в гости.
Провидцы приняли приглашение, все вместе прилетели к царю и опустились на землю невдалеке от его лагеря. Царь вышел им на встречу, пригласил в лагерь, рассадил всех и вдосталь накормил изысканной едой. Провидцы так полюбились ему, что он тут же пригласил их прилететь и завтра, а там — послезавтра, и на следующий день... Десять тысяч лет прожил там царь, и каждый день угощал он все десять тысяч провидцев. Пришлось ему основать там город, поселить земледельцев.
— Узнай, государь, что этот царь — не кто иной, как я сам в одной из прошлых моих жизней! И все же, хоть я всех на свете затмил своей щедростью, я не смог подняться выше небес мира желаний и не попал в сферы Брахмы. Зато все те подвижники, что вкушали мои дары, вышли за пределы мира желаний и сопричислились к сонмам Брахм. Как видишь, государь, духовный подвиг сулит много больше, чем щедрость, какою бы она ни была. Но все же, государь, ты должен считать и щедрость, и духовный подвиг деяниями, достойными великих людей, а потому будь усерден и в том, и в другом: приноси дары и блюди обеты. Такое наставление дал Магхаван царю Видехи и отправился к себе на небеса.
— Где ты пропадал, государь? Мы не видели тебя, — спросили Шакру небожители, когда он вернулся в обитель Тридцати Трёх.
— Царь Ними в Митхиле никак не мог разрешить своего сомнения, собратья, — ответил Шакра — Я побывал у него и ответил на его вопрос.
И он подробно рассказал богам, о чем размышлял царь Ними и как он сам своим рассказом рассеял сомнения царя, а затем небесный владыка воздал Ними достойную хвалу. Внимая этой хвале, небожители захотели сами повидать царя Ними.
— Государь! — обратились они к Шакре — Царь Ними — наш общий учитель. Все мы очутились здесь и наслаждаемся божественными усладами лишь потому, что последовали его наставлениям. Своим благоденствием мы обязаны ему. Мы хотим повидать его. Пригласи его к нам, государь, и познакомь нас с ним.
— Хорошо, — пообещал Шакра. Призвав к себе колесничего Матали, он сказал:
— Любезный Матали! Поезжай в Митхилу на божественной колеснице Вайджаянте и привези к нам царя Ними.
— Будет исполнено, — и Матали на колеснице отправился в путь.
Пока Шакра беседовал с небожителями, пока отдавал приказ Матали, пока тот готовил колесницу в дорогу, прошло по человеческому счёту времени около месяца. Наступило полнолуние. Царь Ними отмечал упосатху. Открыв восточное окно, он сидел на верхнем ярусе своего дворца в окружении сонма советников и размышлял о добродетели. Взошла луна, и одновременно с нею показалась на небе колесница Матали. Люди после ужина сидели у дверей домов за приятной беседой; глядя вверх, они говорили: «Ого! Сегодня на небе целых две луны!»
Но колесница быстро приближалась, и скоро стало видно, что это — не луна. Вот уже можно было различить её саму, возничего Матали и тысячу запряжённых рысаков. «Любопытно, к кому же это приехала колесница богов? — спросили себя люди. — Да к кому же, как не к нашему праведному царю! Конечно, это колесница Вайджаянта. Шакра прислал её за государем Митхилы — ведь только он один достоин такой чести!»
И они воскликнули:
«Диво дивное случилось,
Мы трепещем от восторга!
К славному царю Видехи
Боги вестника прислали!»
Тем часом Матали вихрем примчался к дворцу, развернул колесницу и остановил её так, что задок оказался как раз напротив восточного окна дворца. Затем он спустил подножку и пригласил царя Ними взойти:
— О лучший из царей, страны опора! Тридцать Три бога на вершине Меру и Шакра, их великий предводитель, с тобой желают повидаться. В божественном чертоге ждут тебя. Взойди на колесницу и поедем.
— Ну что же, — подумал царь. — Посмотрю на мир богов — ведь я его никогда не видел. К тому же, Матали мне дорогой все объяснит. Пожалуй, поеду!
И он обратился к своим слугам и горожанам: — Я уезжаю ненадолго, а вы без меня не забывайте приносить дары и свершать иные благие дела. С этими словами царь взошёл на колесницу.
— Какой дорогой везти тебя, царь? — спросил его Матали. — Ехать ли мне мимо праведников или мимо грешников?
— Я никогда не видел ни адов, ни небесных обителей, а посмотреть стоит на все, — решил царь и ответил:
— Провези меня обоими путями.
— Но каким из них ехать мне сначала? Я же не могу поехать сразу по двум дорогам!
— Сначала, Матали, я хочу посмотреть, как казнятся грешники, посетить их скорбную юдоль, ибо в мир богов ты все равно привезёшь меня в конце пути, — ответил Ними.
И Матали направил колесницу к реке Вайтарани.
Узрел царь Ними адскую реку
Вайтарани, откуда нет спасенья,
Что щёлочи полна, кипит, дымится
И извергает гибельное пламя.
Никто её не создавал — она
Порождена была самим злодейством.
Там с палицами, копьями, мечами
Кромешники по берегам стояли.
Кололи, резали, секли, рубили
Они попавших в адские пределы.
А грешники от муки нестерпимой
В Вайтарани искали облегченья,
Бросались вниз, в колючую осоку
С торчащими кинжалами-шипами,
И, напоровшись на шипы, висели
Тысячелетия. Потом срывались ниже
И падали, не в силах удержаться,
На лес железных кольев раскалённых.
Века они пеклись на этих кольях,
Насаженные, словно дичь на вертел.
Дымились колья, и тела дымились.
А ниже — новая и горше мука:
Растут там листья лотосов железных;
Края у них отточены, как бритвы.
На них сползали мученики с кольев,
Им острые края кромсали тело.
Когда же в щёлочь грешники ныряли,
То дым валил от изъязвлённой плоти.
Внизу река утыкана мечами.
"Быть может, под водой немного легче?" –
Так думали они и вглубь ныряли,
Но там мечи им рассекали члены.
Не в силах грешники терпеть такие муки,
И стон в аду не умолкает.
То вниз несёт Вайтарани их по теченью,
А то обратно возвращает.
По берегам их бесы караулят,
Остроги мечут, колют, словно рыбу,
Вытаскивают из реки баграми,
Распяливают на железных досках
И в глотки тычут булавой железной, –
И снова слышен стон, рождённый болью.
Царь Ними в потрясении великом спросил:
"Возничий, что они свершили?
Поистине ужасны эти муки!"
И небожитель Матали ответил
(Ему дела всех грешников известны,
Царю сказал он истинную правду):
"Кто силой злоупотреблял при жизни,
Кто оскорблял и мучил беззащитных,
Теперь казнятся за свои злодейства
В Вайтарани, откуда нет спасенья".
Сказав так, дальше Матали поехал.
А там, где он остановился снова,
От псов спасались великаны бегством.
Им раскалённая земля сжигала ноги,
А псы их нагоняли в лютой злобе
(Они слонам не уступали ростом),
Вгрызались на бегу в живое тело
И великанов на землю валили.
Кричали великаны страшным криком,
Но звери беспощадно их терзали
И до костей обгладывали мясо.
Затем слетались коршуны к останкам
Железноклювые, с телегу ростом,
Дрались над великаньими костями,
Их долотами-клювами долбили
И костный мозг высасывали жадно.
Там тучи воронья кругом клубились,
Что страшны видом, беспощадны нравом, –
На всех бросаются, кого заметят.
Царь ужаснулся и спросил возницу:
"Мне жутко видеть это, колесничий.
За что им суждены такие муки?"
"Они сквалыгами при жизни были,
Отказывались помогать монахам".
"А эти кто? Тела огнём объяты,
Бегут — а бесы поспешают следом,
Держа в руках железные дубины,
И лупят их дубинами по бёдрам,
Сбивают с ног, мочалят спины, руки
И превращают их в мешок с костями?"
"Злодеями они при жизни были,
Мужчин и женщин мучили безвинных".
"Скажи мне, Матали, кто эти люди?
Их бесы обступили полукругом,
Пихая накалёнными баграми
На кучу углей белого каленья.
Они проваливаются по пояс,
А бесы углей сверху подсыпают.
Огнём горят несчастные, рыдают.
За что им эти лютые мученья?"
"Они растратили казну общины,
Чужие деньги нагло прокутили,
А чтоб сокрыть, старейшин подкупили
И лжесвидетельством избегли кары".
"Что за котёл огромный, раскалённый?
Кого в него швыряют вверх ногами?"
"Тех негодяев, что при этой жизни
Благим подвижникам немало докучали".
"А эти мученики что свершили?
За что им кожу с головы снимают
И рану поливают кипятком?" –
"Ты видишь пред собою птицеловов.
Они ловили птиц, их умерщвляли
И на базаре торговали мясом".
"Вон многоводная река струится.
Здесь спуск удобен, берега пологи.
Спешат напиться мучимые жаждой,
Спускаются к реке по медным скалам,
Но стоит им припасть к воде губами –
И берега охвачены пожаром,
Вокруг горит мякина и солома,
И жжёт нутро огонь немилосердно.
А люди, с жаждой совладать не в силах,
Его глотают, думая напиться.
Огонь насквозь тела их прожигает.
За что им, Матали, такая мука?"
"Они зерном нечестно торговали,
Мешали хлеб с соломой и мякиной",
"Что эти люди так вопят истошно?
В них бесы стрелы, пики, копья тычут
Со всех сторон, не зная передышки.
Скажи, чем эти люди провинились?"
"Перед тобой грабители и воры,
Что ремеслом избрали похищенье
Зерна, овец, коров, баранов, денег,
А равно драгоценных украшений".
"А этих грешников за что живьём свежуют,
Разделывают, будто скот на рынке?"
"То мясники и рыбники былые.
Они безвинных тварей убивали
И мясо выставляли на продажу,
А ныне сделались поживой бесов".
"Теперь я вижу мерзкий пруд зловонный.
Дерьмом с мочой он до краёв наполнен,
И от него смердит невыносимо.
Вокруг него сидит народ голодный,
Хлебая жадно мерзостную жижу.
Кем были прежде эти дерьмоеды?"
"Они при жизни нравом были вздорны
И непрестанно козням предавались,
Друзьям вредили, полные коварства, –
А ныне поглощают нечистоты".
"А это что за мерзкий пруд вонючий?
Он до краёв наполнен кровью с гноем,
И от него смердит невыносимо.
Но грешники его кругом обсели,
Лакая ненасытно гной кровавый.
Что совершили эти гноепивцы?"
"Здесь те, кто на святого поднял руку,
Отцеубийцы, матереубийцы.
Они из общества себя исторгли
И опиваются кровавым гноем".
"И эту пытку объясни, возничий!
Огромными калёными крюками
Кромешники людей за губы тянут,
Распластывают их, как бычьи шкуры,
На колышках растягивают тело.
Слюною и слезами истекают
Их жертвы, извиваются, трепещут,
Подобно рыбам, брошенным на сушу.
Кто эти люди, что крючки сглотнули?
За что они распялены на кольях?"
"Они чиновниками в жизни были,
За ценами следили на базаре.
Им взятки покупатели давали,
Чтоб они цены приказали сбавить.
А рядом с ними — жулики-торговцы,
Людей обвешивавшие на рынках.
Но нет мошенникам от мук спасенья.
Лежат теперь, растянуты на кольях".
"Откуда эти жалкие старухи?
Они вопят, заламывая руки.
Их плоть уродлива и безобразна,
Сочится сукровицею и гноем.
Они закопаны по пояс в землю,
А сверху их тела напоминают
Говяжьи освежёванные туши.
Горящие железные утёсы
На них обрушиваются внезапно,
Размалывая мученицам кости.
Но вот откатится скала — и снова
Стоят они, ничуть не изменились!
Опять идёт гора горе навстречу,
А меж горами мученицы стонут.
Они попали в адскую давильню,
Им кровь теперь из тела выжимают.
Ответь, возничий, в чём их преступленье?
За что им суждена такая пытка?"
"Они распутству прежде предавались,
В утехах плотских были ненасытны,
Своим мужьям коварно изменяли,
Вот и попали в адскую давильню".
"Вон за ноги кромешники хватают
Людей и сбрасывают их в ущелье.
А там на дне — пылающие угли.
Что эти люди на земле свершили?"
"То соблазнители, прелюбодеи.
Они, как говорят, воров страшнее.
За грех их суждено им низвергаться
В ущелье, полное горящих углей.
Теперь вокруг ты можешь оглядеться,
И сразу множество адов увидишь.
А муки в них — безмерны, люты, жутки,
Страшны, жестоки, непереносимы.
Казнятся здесь те люди, что при жизни
Поверили губительным воззреньям
И причиняли зло по убежденью,
Других людей к тому же подстрекая".