Пустые мечты. Даже если у нас с Коннором все будет хорошо и она чудесным образом его примет, я не забуду сказанных ею слов. Они стоят между нами словно стена, их уже не забрать назад.

Но я все равно пеку торт, иначе это будет выглядеть так, будто я игнорирую папу, притворяюсь, будто его никогда не было. А мама и так прекрасно справляется с этим за двоих.

Она возвращается с работы в шесть, проходит мимо кухни, но поворачивает обратно, заметив меня на стуле рядом с тортом.

– Привет, – произношу я. – В этом году немецкий шоколадный.

В ответ мама лишь молча смотрит на торт. Непонятно, о чем она думает: обрадовалась, растрогалась или просто разозлилась из-за того, что я посмела его испечь после всех наших ссор.

Иногда мне кажется, я могла бы подойти к ней и прямо в лицо сказать, что люблю ее, просто чтобы узнать, ответит ли она тем же.

Месяц назад я стояла в коридоре возле ее комнаты. И мне действительно очень хотелось это сделать. Я уже проиграла сцену в голове. Но, сколько бы раз я ни приближалась к ее двери, так и не смогла заставить себя прикоснуться к медной дверной ручке. Было слишком много споров, сказано слишком много резких слов, чтобы теперь говорить такое.

Поэтому громоздкая стена так и осталась между нами.

– Спасибо, – тихо говорит она. – Это очень мило с твоей стороны.

И тут, к моему большому удивлению, мама пересекает кухню и неуклюже обнимает меня, потому что я так и сижу на стуле.

Но она не отпускает, просто держит в своих объятиях. Поэтому я встаю и обнимаю ее в ответ, и она сжимает меня все крепче и крепче. Долгое время никто из нас не произносит ни слова, и начинает казаться, будто этот миг превращается в вечность.

Как же сложно. Тишина так давит, что совершенно невозможно произнести эти три слова, хотя сейчас, похоже, самое подходящее время. Но слова застряли в горле. Они не выходят.

Мама шмыгает носом и отстраняется.

– Можешь поставить его в холодильник? Я хочу принять ванну. – Ее голос звучит сдавленно и хрипло.

И не успеваю я собраться с ответом, как она уже поднимается по лестнице

Что это было?

7 февраля

5 месяцев, 8 дней

Сегодня Коннор вышел на новую работу, и у меня освободилось время для себя.

Последние несколько месяцев мы провели неразлучно, и теперь я ума не приложу, что с собой делать. В моем распоряжении время, уединенность и тишина.

У мамы появились какие-то дела в Сиэтле, почти в трех часах езды отсюда, так что я торчу в своей комнате, лежа на плюшевом ковре и глядя на светящиеся звезды, которые давным-давно прилепила на потолок. Сложно представить, кем я была тогда. Когда все мое внимание занимали наклейки и раскраски.

Мне нравится моя комната. Это мой личный рай. Хоть дверь и напоминает хлипкую картонку, я чувствую себя здесь как в неодолимой крепости.

Когда звонит домашний телефон, я не сразу реагирую на него, поскольку давно не слышала этот смешной визжащий звук, который издают большие красные губы. Последнее время я прокрадываюсь домой после одиннадцати, надеясь, что мама меня не поймает и не ужесточит комендантский час.

Я встаю и поднимаю трубку, полагая, что это Коннор. Интересно, как проходит его первый рабочий день?

Но это не он.

Это Эбби.

– Энн?

Замираю. Ее голос такой знакомый и такой… одновременно чужой.

– П-привет, – бормочу я.

– Не верится, что ты ответила на звонок.

– Ага. Я сегодня дома.

– Хочешь погулять?

Ее вопрос надолго повисает в воздухе. Я слышу только жужжание. Наверное, она уже повесила трубку.

– Да, – наконец отвечаю я. И это правда.

– Буду у тебя через двадцать минут.

И она отключается, пока я не успела передумать.

Двадцать минут спустя мы мчимся по дороге в ее желтом «мустанге». Мы с Эбби всегда фанатели от Кристины Агилеры, хоть теперь она уже не очень и слушать ее немного стремно. Но нам нравится классическая Кристина времен «Genie in a Bottle». Мы на пределе легких подпеваем ей под свист ветра – в машине опущены окна, хоть на дворе холодный февральский день, а от морозного воздуха спутываются волосы и хрипнет голос.

Свобода. Вот что я чувствую сегодня. Только ее я и ощущаю сейчас.

Приехав в «Ред Робин»», мы заказываем дорогущие фруктовые напитки и огромные корзиночки с картошкой фри и бургерами.

Будем есть, пока не лопнем.

– Слышала, Джен Николс встречается с Майком Фенсером? – Эбби протягивает мне солонку с приправами, я посыпаю картошку и возвращаю ту назад.

– Фу-у!

– Знаю. – Она улыбается, ее глаза блестят. Эбби всегда любила посплетничать, а нам давно не выпадало случая потрепаться. – Он какой-то мерзкий и потный. – Она высовывает язык от одной мысли о поцелуях с Майком Фенсером, словно это самая отвратительная вещь, которую только можно представить.

– И такой бугай, – добавляю я, выпятив грудь и расправив плечи. – У него даже нет шеи. Подбородок сразу переходят в грудь.

Глаза Эбби загораются, и она разражается своим удивительным, громким и неповторимым смехом.

– А она такая маленькая. Можешь представить их… – Эбби сопровождает свои слова покачиванием бедер.

– Фу-у! – повторяю я, имитируя рвотные позывы.

Эбби откусывает бургер, но что-то из начинки выпадает в корзинку. Нисколько не смущаясь, она собирает все и отправляет в рот.

– Наверное, у них все закрутилось на зимнем балу.

Зимний бал. Я пытаюсь оградиться от жалящего влияния этих двух слов, но тщетно, укол горечи ранит меня при мысли об изумрудном платье в шкафу, которое никто так и не увидел. Я кладу бургер обратно в корзинку, потому что еда вдруг встает комом в горле, и медленно потягиваю клубничный лимонад, но он уже не кажется таким вкусным, каким был три минуты назад.

Очевидно, Эбби понимает, что ляпнула лишнее, и тут же меняет тему.

– Хочешь посмотреть новый фильм с Дженнифер Гарнер? Говорят, он очень смешной.

Я смотрю на время. Коннор освободится через два часа, я не успею посмотреть кино и приехать домой к его возвращению. Он обещал позвонить по дороге с работы, и в этом можно не сомневаться.

Но, даже несмотря на инцидент с упоминанием зимнего бала, мне весело с Эбби и не хочется все сворачивать. Коннор не будет возражать против кино. Он знает, что мы с Эбби почти не видимся.

– Да. Конечно. Давай.

Эбби радостно улыбается. Двадцать минут спустя мы покидаем «Ред Робин» и идем через парковку торгового центра к кинотеатру. Там Эбби покупает нам два билета и настолько большое ведерко попкорна, что его хватило бы на шестерых.

На два часа я растворяюсь в романтической комедии, забываю о реальности, но в хорошие моменты все же вспоминаю о Конноре. На выходе из кинотеатра чувствую себя легче воздуха и буквально плыву к машине.

Я нуждалась в таком дне, как этот. Почему я постоянно избегаю Эбби? Почему не могу сбалансировать свою жизнь вместо того, чтобы полностью отдаваться Коннору? Он любит меня, и я люблю его, но иногда следует проводить время и с другими людьми. Мы не должны зацикливаться друг на друге.

Мне не терпится увидеть Коннора и узнать, как прошел его день, поэтому по моей просьбе мы едем прямо к нему. Потом попрошу его подбросить меня домой.

Когда мы останавливаемся, я вижу, что Коннор сидит на крыльце, и мое сердце подскакивает к горлу. Почему он сидит там в разгар зимы? На улице так холодно, что можно увидеть пар от дыхания.

Коннор встает и направляется к нам, по его походке заметно, что он зол. Поступь тяжелая, а длинные шаги буквально проглатывают расстояние между нами.

У меня сердце уходит в пятки. Не стоило выключать телефон в кинотеатре. Да и вообще не надо было смотреть этот фильм, я ведь обещала встретить его дома. А сама опоздала на час. Он наверняка хотел рассказать про свой первый рабочий день.

Или он просто переживал за меня…