АМАНДА ГРЕЙС

Но я люблю его

ВНИМАНИЕ!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

Любая публикация данного материала без ссылки на группы и указания переводчика строго запрещена.

Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного ознакомления, запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей.

Автор перевода: Диана Шматько

Редактор: Татьяна Бабаева

Вычитка: Виктория Коробко

Перевод группы: vk.com/loveinbooks

  

30 августа

Один год

Я лежу на полу среди сотни обломков. Треснутых дисков, разбитой деревянной шкатулки для украшений, разорванных книг и наших с Коннором фотографий. Думаю, мои внутренности выглядят так же, как эти вещи – будто их пропустили через мясорубку. Они раздроблены и неузнаваемы.

Моя губа разбита, и каждый раз, когда я ее вытираю, на рукаве остается кровь. Грудная клетка превратилась в опустошенный сосуд, словно Коннор вынул мое сердце и забрал с собой, когда ушел, хлопнув дверью так сильно, что со стены упала картина.

Все, что я чувствую, – это боль. Одну большую волну боли, которая снова и снова неустанно обрушивается на меня. Осторожно откинувшись на локти, я ложусь на пол и смотрю на потолок, окутанный тенями.

Смеркается. Как долго я здесь лежу? Тьма добирается до каждого уголка в комнате и заполняет все вокруг. Когда-то этот кокон темноты укрывал и защищал нас от всего, что находится по ту сторону двери. Мы вместе прятались во тьме, надеясь, что мир угомонится, даровав нам успокоение.

Но теперь меня ничто не может защитить. Особенно тьма.

И вступиться за меня тоже некому. Я сама всех оттолкнула. У меня ничего не осталось. Я отдала ему все, а он оставил меня ни с чем.

Похоже, у меня сломано запястье. Каждый раз, когда шевелю рукой, ее пронзает острая боль – аж перехватывает дыхание.

Сегодня было хуже, чем когда-либо. Сегодня Коннор не ограничился одной пощечиной. Его ярость выплескивалась, бурлила и лишь набирала обороты, уничтожая все на своем пути.

Не знаю, ушел ли он, чтобы продолжать крушить все дальше, или потому что только это могло его остановить.

Не понимаю, как за год все так изменилось, как я потеряла себя?

23 августа

11 месяцев, 24 дня

Несмотря на все рассказы Коннора о своем отце, я никогда не видела в том монстра. Мы много раз с ним встречались, но он казался обычным человеком, слишком нормальным, чтобы делать все то, о чем мне рассказывал Коннор. Монстр был мифическим существом, злодеем в переиначенной сказке.

Теперь, наблюдая, как танцующие языки пламя лижут эту красивую белую решетку, я осознаю, что никогда до конца не понимала Коннора. Никогда по-настоящему в это не верила.

Зато верю сейчас. Это реально. Все истории из жизни Коннора воплотились наяву.

Его отец слетел с катушек. Мать рыдает, свернувшись калачиком на газоне. Хорошо, что они живут в сельской местности и рядом нет соседей. Иначе, наверное, нас бы всех арестовали.

– Я заплатил за это, значит, могу и уничтожить! – Он отдирает еще один кусок решетки от веранды. Она трещит и ломается, щепки летят на клумбы. Горшок с розами Нэнси тоже падает и разбивается вдребезги о цементную дорожку. Это просто еще одна вещь, которую он отберет у нее без извинений.

Разломанная решетка отправляется в топку к остальным. Пламя растет, устремляясь ввысь и пожирая все, чего коснется.

Мы с Коннором прячемся в тени большого дуба в углу двора. Джек знает, что мы здесь, но ему не до нас, ярость поглотила его целиком. Мне хочется взять Нэнси и затащить к нам в тень, но она находится слишком близко к Джеку. Умоляет его остановиться. Не знаю, как она может это делать, лично меня он пугает.

Сегодня он кажется больше: выше, тучнее, сильнее. Есть что-то нечеловеческое в его облике.

Должно быть, он пьян, хоть и твердо стоит на ногах. Трезвый человек не стал бы сжигать собственную веранду. Ту, которую собственноручно построил месяц назад. Нэнси красила ее все выходные, потом они сидели на ней в шезлонгах и любовались своей работой.

А сейчас она в руинах.

– Энн, тебе не обязательно быть здесь, – говорит Коннор, прислоняясь к дереву и притягивая меня к себе. Я не отвечаю. Лишь прячу лицо на его груди, когда он меня обнимает. Его отец с треском отдирает очередной кусок решетки от веранды, которая наполовину уже уничтожена.

– Зачем он это делает? – спрашиваю я.

– Зачем он вообще что-либо делает? – отвечает Коннор. Его голос глухой и безжизненный. Для Коннора это неизбежная часть жизни, ее просто нужно выдержать, чтобы вернуться к хорошему.

По плану, это должен был быть ужин в честь дня рождения Нэнси. Коннор не хотел приходить. Он не любит видеться с отцом. Собственно, поэтому и переехал в отдельную квартиру. Чем дальше от отца, тем лучше.

Но для мамы он готов на все. У нее ничего не осталось. Она превратилась в тень. В те редкие разы, когда мы встречаемся, я стараюсь не смотреть ей в глаза, потому что в них пустота. Ей еще нет и пятидесяти, но ее волосы седы, а на лице залегли глубокие морщины. Она всегда носит в себе печаль, да такую безысходную, что мне тяжело находиться с женщиной в одном помещении. Нэнси загнана собственной жизнью, и мне интересно, что ее ждет, если она ничего не изменит?

Я боюсь, что если посмотрю ей в глаза, то увижу там себя. Увижу свое будущее. Боюсь, что нас скрепит дух товарищества на почве недостатков Коннора и его отца. И если она увидит себя во мне, то все безнадежно. Если она посмотрит на меня, похлопает по спине и поймет мои чувства, я буду знать, что у нас с Коннором гнилые отношения.

Я просто буду это знать.

Но Коннор не станет таким. Он понимает, что поступает неправильно, и обратиться за помощью. Он обещал. Мы долго это обсуждали. Он даже принес мне информацию о кураторах в нашем районе. Мы пройдем через это вместе и разорвем порочный круг, и все благодаря мне и моей вере в него. Раньше он не решался на это. У него не было такой поддержки, которую даю ему я. И это меняет его, заставляет верить в себя.

Я не поступлю, как остальные. Не брошу его, когда что-то пойдет не так. Теперь мы оба взрослые: мне восемнадцать, ему девятнадцать. Если будем работать вместе, то покорим весь мир. И больше нам никто не понадобится.

Я отстраняюсь от Коннора и снова смотрю на двор. Темнеет, а пламя все разрастается. Моя маленькая «мазда» припаркована всего в паре метров от него. Трава на газоне жухлая, и огонь может перекинуться на нее. Он может сжечь все.

– Думаешь, с моей машиной все в порядке?

– Наверное.

Его щека у моего виска кажется ледяной. В объятиях Коннора я чувствую себя в безопасности, несмотря на то что в нескольких шагах от нас его отец сжигает дом по кусочкам. Интересно, как далеко он зайдет. Сожжет ли весь дом? Обратит ли все в пепел?

Я знаю, что Коннор больше его не боится. Он сказал, что с тех пор, как три года назад впервые постоял за себя, отец к нему не лезет. Тогда была их последняя стычка. Сейчас Коннор на голову выше отца, у него мускулистые руки и широкие плечи.

И все же в момент срыва его отец кажется таким огромным.

– Может, уйдем?

– Ты иди, если хочешь. Но я ее не брошу.

Я знала, что он так скажет.

– Ему наскучит веранда, и он переключится на нее. Его остановит только мое присутствие.

Киваю.

– Может, она уйдет с нами.

– Она не уйдет.

И это я тоже знала. Она больше заботится о своем муже, чем о себе.