- Гляди, я упредил.

Ишь какой добренький. Совсем недавно с мечом за мной прибегал, а теперь заботу проявляет.

- С какого такого перепугу ты меня стращаешь, упреждать взялся? А давай я сам разберусь кого бояться, лады? Не знаю чем вы там со змеебоевскими меряетесь, меня и моих людей в это не впутывайте, мы в стороне.

Слышен зычный возглас хозяина усадьбы, подавшись грудью на перила крыльца, купец командует уводить первые два воза на причалы, а в третий доложить четыре мешка овса.

Отдав приказания, Бадай сходит по ступеням и направляется к клетям.

Не позавидуешь купцу, ведь вся тяжесть по подготовке и материальному обеспечению похода легла на его сутулые плечи. В городе есть еще пара-тройка купцов, они, конечно же, помогут, но основное Бадаево. А он как хотел? Раз богатейший, будь добр, поднапрягись. Расположение князя дороже накопленных запасов. Бадай это понимает и старается сильно не унывать, пряча грусть за показным воодушевлением.

Скоро вся компания во главе с сытым Рогволдом выкатывается на двор и направляется к лошадям, стоящим под крытым навесом.

Быстро же их покормили, вот что значит опытная хозяйская рука.

Попрощавшись с Бадаем, в сопровождении конной гриди князь с воеводой и боярином Дроздом покидают усадьбу. Рядом с Бадаем и Буром вдруг оказывается Завид, не понятно как не замеченный мной ранее. В простом сером платье, полосатых штанах и старых, стоптанных сапожках. Поизносился чего-то Завидушка, статусу городского, пусть и временного, властителя никак не соответствует. Цвет его лица неотличим от простецкого окраса одежды, такой же серый и безжизненный. Чувствуется, что парень недавно валялся в обнимку со смертью. Спровадив сюзерена, браться стали деятельно совещаться по какому-то важному вопросу с купцом, все трое при этом активно жестикулировали. Достигнув консенсуса, они устало замолчали и я решаю, что лучше момента не представится, хватаю Младину за руку и тащу к навесу.

- Слушайте, мужики! – говорю, обращаясь к Завиду и Бадаю. – Пристройте девчонку потеплее, она с руками, расторопная, при боярыне раньше была. В обиду не давайте, в Полоцке обоснуюсь – заберу. Как за себя прошу!

Предпоследний посыл белым голубем выпорхнул из моих уст, на секунду озадачив меня самого. От подобной беспардонности «мужики» деревенеют лицами, даже Бур, больше других знакомый с моими особенностями, придает физиономии лошадиное выражение.

Собственно, Завиду мое обращение адресовано в меньшей степени, он сам сейчас бомжует, просто при свидетелях Бадаю от просьбы княжеского дружинника вряд ли отвертеться.

Купец въедливо, словно вещь на рынке, оглядывает девку, теплеет глазами и говорит:

- Я помню тебя. Обратно к боярыне пойдешь? – дождавшись энергичного кивка Младины, обращается ко мне: – Не переживай, не обижу. Но если слова своего не сдержишь – через год прогоню.

- Хм, а если я за этот год сам окочурюсь иль убьют меня?

- Ничего, постараешься, чтоб не убили.

Хитрый субъект, сразу видно – делец, такого на кривой козе не объедешь. Не отказал и то ладно, а там поглядим...

Так что же это было? Гляжу на заливший щеки Млады румянец и диву себе даюсь: неужели действительно пообещал за ней вернуться? Не похоже это на меня. Ждать же будет, вон как повеселела, глаз восхищенных не отводит. Пожалуй стоит крепче следить за базаром, иначе в следующий раз неуправляемое подсознание может выдать что-нибудь похлеще.

Что-то жесткое ложится мне на плечо. Скосив глаза, узнаю тупой конец обшарпанного копейного древка.

- Поболтал? – слышу позади недовольный голос Вендара. – А теперь за работу. Отвлечешься вновь – накажу, понял?

- Так точно!

Я по-военному разворачиваюсь на каблуках и преданно смотрю в суровое лицо десятника. Отчетливо понимаю, что это залет. Пацаны-то мои уже мечутся по двору как электрические веники, другим дружинникам помогают грузить очередные подводы с большими колесами, мешки таскают, узлы прут, бочонки подкатывают. Пашут парни, а я тут с начальством панибратствую, даже незнание дружинного устава меня не извиняет.

Убедившись в моей готовности нести службу, Вендар настойчиво желает, чтобы я присоединился к коллегам в непростом деле запрягания телег быками. Тщетно ищу на лице десятника хотя бы тень издевки, быстро понимаю, что тот и не думает шутить и под кривую ухмылку Бура отправляюсь выполнять приказ.

Лицо румяного дружинника, поджидающего меня у первой телеги показалось мне знакомым. Еще бы, каждого из них я уже видел, а этот во время набора в дружину у ворот стоял, меня на двор впускал. Да и не забудешь его, морда налитая, красная как раскаленная, кажется, плюнь – зашипит. А вот имечко у него неподходящее – Вран. Ворон значит. С такой то харей...

Приводят нам темно-серой масти быка. Туша такая мама не горюй! Башка огромная, рога длинные и острые, ноги толстенные, шея не обхватишь и глаза такие большие с ресницами, грустные, как у больного человека. Гляжу я на эту мощную говядину и понять не могу как к нему подступаться. Даром, что спокойный как маком опоенный, потому что не бык это, а вол – специально для тяжелой работы выращенный, для плотской любви с коровами не предназначенный хозяйственный скот. Я хоть и жил до средних классов школы в деревне, рабочих волов сроду не видел. Быки в совхозном стаде были и еще какие: огромные, страшные существа с налитыми глазами, массивной головой и широченной грудью, нам мальчишкам к ним даже приближаться не разрешали. Лошадиных упряжек перевидал хоть отбавляй, пару раз с пацанами даже помогал Егорычу запрягать Мышку в сани и уже здесь при боярском тереме отточил это умение. Тем не менее бычью повозку мне предстояло снаряжать впервые. Могу предположить, что каждый дружинник просто обязан уметь запрячь в тележку хоть верблюда, но ручаться в наличие этого навыка у лесного татя Стяра не стал бы. Однако включать дурака я не решаюсь, помогу человеку, раз надо.

- Что с коняшками у Бадая напряг? – спрашиваю, второй раз нерешительно обходя вокруг быка. Приходит подозрение, что бычья упряжка не совсем идентична лошадиной.

- Бык лучше лошадки в повозке, выносливей и тягучей, – со знанием дела заявляет Вран.

- Я понимаю, что тягучей, – говорю с сомнением. – Медленные они, мы так к зиме не доползем.

- Это как ползти будем, – усмехается кросномордый дружинник. – Запрягай давай, не стой, вон, ярмо принесли.

В подтверждении его слов и моих подозрений двое новобранцев подтаскивают толстый, грубо отесанный двухметровый деревянный брус с полукруглыми выемками и сквозными отверстиями. В это же время Вран приводит еще одного быка, точную копию первого. Сообща ставим волов рядом, накладываем им на холки брус, снизу под шеи надеваем овальные скобы концы которых входят в брус и закрепляются в нем деревянными шплинтами. Вся эта приблуда надежно вяжется веревками и ремнями к бычьим рогам и к длинной круглой оглобле вторым концом соединенной с телегой. Второй воз запрягаем по той же схеме еще более спокойными волами только черными. Провозились часа полтора – два. За это время освобождаются Голец с парнями.

- Гляди, батька, у тебя все сапоги в навозе!

Мне показалось, что Голец орет как умалишенный на весь купеческий двор. Поржать ему, видите ли, захотелось олуху. Беру его за худосочную курячью шею. Без агрессии беру, ласково, но твердо. Отвожу так на три метра в сторонку. Жила и дулебы следуют за нами.

- Вы завязывайте меня батькой звать, – говорю. – Десятник у нас больно строгий, может не так понять. К тому же княжьи мы теперь, одинаковые меж собой как орехи, привыкать пора. Всем ясно? Это важно.

- Ясно, батька... то есть – Стяр, – слегка удивленно проговаривает Голец, потирая освобожденную шею.

Жила и дулебы Зык с Камнем по-очереди рапортуют, что им тоже все понятно. Краем глаза замечаю ходячую долговязую конструкцию, уверенно топающую прямо к нам. Невул собственной персоной! В неплохой одеже, за поясом боевой топор, лук в чехле на левом плече. Капюшон бы ему и можно Робин Гуда в ТЮЗе без грима играть! Обнимаюсь с ним как с родным, спросить ничего не успеваю ибо с очередным заданием в нашу сторону поспешает Вендар.