Полчаса, наверно, бьемся. Или мне так кажется. Как я ни старался беречь дыхание, а все же умотался вдрызг. Рублю, уже мало чего соображая, толкаю и пинаю, бью кулаком с зажатым мечом, хриплю от усталости. Запнулся обо что-то, упал на колени, понял, что это выпачканная в земле отрубленная голова с вытаращенными в изумлении карими глазами. В этот момент с меня сбивают шлем, инерцией удара отшвыривает головой обо что-то острое. С расцарапанного лба полило теплым и липким. Стиснув зубами боль, отерся рукавом, будто кровью умылся и снова рубить по спинам, по рукам... Сквозь красную пелену видел мертвыми обоих дулебов, видел отползающего раненого в бок Жилу. Вендара, рубящего широкими махами топора, видел. Я натурально «плыву», не отличаю своих от чужих, наступает полнейшее изнеможение и отупение. Не знаю как меня в те минуты не порешили. Рука с мечом болтается внизу, башка пьяно гудит, кровища с нее на лицо хлещет, может думали – не жилец уже...

Внезапно осознав, что бить поблизости больше некого, безжизненно плюхаюсь на задницу, сплевываю между ног тягучие, соленые слюни. С трудом унимаю дрожь в кровь сбитых руках.

- Стяр? Цел ли?

С трудом сфокусировав взгляд, угадываю фигуру Шолоха.

- Цел вроде, – отвечаю хрипло.

- Вставай, кончено все. Помочь?

Опираюсь на меч и поднимаюсь без посторонней помощи. В глаза заклубится туман, неодолимо тянет поспать. Не хватало еще вырубиться как тогда с Дроздом...

Совсем рядом раздается усталый, но довольный голос Рогволда:

- Ты очень вовремя, десятник!

- Сделал, как договаривались, княже!

Не веря своим ушам, поворачиваюсь лицом к диалогу.

Кроме Вендара возле князя стоят его сын и воевода Змеебой. На всех отчетливо заметны следы кровавой драки, одежда местами порванная, местами в грязи и бурых подтеках. Даже юный Ольдар выглядит усталым. Выпачканный то ли в своей, то ли в чужой крови левый рукав шерстяной рубахи напоказ выпяливает.

- Молодец, что сделал, хвалю! – продолжает князь.

Вендар, приложив правую руку к сердцу, с легким поклоном произносит:

- Прости, князь, но лодии спасти не сумел, подзадержался.

Рогволд недовольно морщит широкий нос. Спрашивает цел ли наш насад. Положительный ответ его вполне удовлетворяет, князь снова веселеет.

- Как мы этого щенка уделали, а? – Полоцкий владыка обводит поле боя победным взглядом. – Теперь они надолго позабудут как с данью дурковать! Кровью платить оно всегда дороже выходит. Думали взять дружину числом, глупцы! Не в числе дело, а в умении!

«Так вот у кого Суворов свое знаменитое изречение позаимствовал!» – думаю. А если к умению еще и воинскую хитрость присовокупить, то получится как сегодня у Рогволда с Вендаром получилось. Глупыш Вилкус думал, что устроил князю западню, да сам в капкан угодил. Задачей князя было выманить на себя всех недовольных бунтовщиков, включая самого Вилкуса и разом с ними покончить, чтобы потом по лесам за ними не гоняться. Ловил простодушных бунтовщиков на себя как ловят щуку на живого карася, на все их детские уловки нарочно покупался, выманил и перебил, кого не перебил – в плен взял. Бедняга Вилкус полагал, что это он охотник, в итоге сам без шкуры остался, хоть и живой пока.

- Что Долог? – спрашивает Рогволд.

- Пал в бою как и мечтал.

- Добро, коли так. Он ведь повис на мне, я брать его не хотел. Как жинка примерла, чахнуть стал, на меч с тоски кинуться хотел. Да ты знаешь, небось? – князь повел мрачно изогнутой бровью.

- Слыхал, – соглашается Вендар.

Я догадываюсь, что речь о стареньком сотнике, убитом в схватке с лесными лиходеями.

- А раз слыхал, по прибытию в Полоцк примешь сотню. Давно заслужил.

В знак благодарности Вендар совершает почтительный поклон. На лице юного княжича сверкает белозубая, довольная улыбка.

Князь распоряжается справлять тризну по погибшим прямо на этом поле, предварительно собрав всех павших. К сбору подключают всех ходячих кроме пленных земиголов вместе с предводителем, трижды по-легкому раненым Вилкусом.

Возле меня собираются бывшие разбойники. Только по Жиле заметно, что он побывал в бою – прихрамывает на ногу, держится за окровавленную бочину. Голец с Невулом оба чистенькие, будто из дома погулять вышли. Ну, Гольца я, положим, в деле видел, а вот у Невула в колчане кроме лечебного воздуха ничего нет. Зная немного нашего стрелка, смело предполагаю, что около десятка врагов он своими стрелами точно успокоил.

- Что-то я Овдея не вижу, – говорю Гольцу. – И Бура нигде нет. Поищи-ка, братец, среди раненых.

- Так искали уже. Нету их.

У меня все опускается до самых колен. Как – нету? Не хочется даже думать, что придется сейчас перебирать порубленных жмуров в поисках кореша, неужели Мишаню вальнули эти недоношенные лесные братья?

- А ты еще поищи.

- Говорят, князь их услал куда-то.

Встречаюсь глазами со Змеебоем. Тот ухмыляется и приветливо кивает издалека.

“Да пошел ты!” – думаю рассеянно и киваю в ответ.

Похоже, надо идти князя пытать. Он сейчас на подъеме, забыковать не должен.

- Не твоего ума это дело, гридень! – строго отвечает Рогволд, выслушав мой вежливый вопрос о судьбе обоих бояр. – Занимайся своими делами, раны промой, битых помоги собрать да к тризне готовься, пировать будем!

Всю жизнь мечтал на костях попировать! Помочь – помогу, а поминки пускай без меня празднуют, мне не в кайф.

Вилкус совсем молодой мужик, тридцати еще нет. Он и полтора десятка захваченных пленных сидят плотным кружком на траве под охраной пятерых дружинников. Русая, всклокоченная голова свисает на грудь, глаза закрыты. Все, что был в силах он уже увидел: сотни мертвых тел, что еще сегодня были его людьми и десятки упивающихся победой живых врагов. Работать их не заставляют, полочане сами сортируют павших, разволакивают в противоположные стороны, тяжело раненых земиголов добивают на месте, умирающих своих сносят под парусиновый навес.

Дружинников из тех что с самого начала были с Рогволдом я к своему удивлению насчитываю чуть больше пятидесяти, страдающих от ран не ходячих еще человек тридцать. Таким образом, потери полоцкой дружины отнюдь не фатальные. Князь знал, что делал и сознательно шел в капкан, так как просчитал Вилкуса от и до. Хитер бобер, базара – ноль.

Поздно вечером при свете огромных погребальных костров Голец сообщает, что меня разыскивает Змеебой. Не знаю за каким лядом я воеводе понадобился, но чувствую, ничего путного встреча с ним не принесет. Кольчугу я не снимал, проверил на всякий случай свое оружие, а так же попросил Невула не светиться, но быть начеку и в случае чего валить воеводу наглухо.

- Отойдем, – говорит Змеебой, поблескивая белками глаз с пляшущими в них огненными всполохами.

Останавливаемся возле здоровенного камня, где не так давно хоронился со своей полусотней Вилкус. Свет костров сюда почти не долетает, огромная, влажная туша булыжника приглушает несущиеся с поля звуки. Мы с воеводой один на один, возжелай он меня по-тихому мочкануть, лучше момента не придумаешь. Левой рукой, словно невзначай, придерживаю рукоять ножа, пристегнутого к поясу. Не так очевидно, как если бы я тискал меч, да и вытащить быстрее.

Лицо воеводы в полуметре, мои глаза на уровне его кирпичеобразного подбородка. На литых плечах можно рельсовые плети таскать, предполагаемый интеллект искусно прячется в тусклых очах под скошенным лбом. Горилла, натуральная горилла! Интересно, за что он перетереть хочет? Еще я просто сгораю от любопытства узнать каким образом подобное существо станет облекать свои мысли в человеческие слова.

- Слыхал я ты боярина Овдея разыскивал. Кто он тебе: родственник, друг, побратим?

Такого начала разговора я не ожидал и поначалу слегка теряюсь, но быстро беру себя в руки, стараюсь не показать взволнованности.

- В детский сад вместе ходили, а что, сказать что-то имеешь?

Любопытство урожденного Буруна понять можно, нутром чует, что мы не просто земляки. Вот расскажу я ему сейчас правду, не поймет ведь, даже если очень пожелает.