Ночь мальчик провел у своего доброго попутчика. Наутро они вместе вышли в город.

— Не волнуйся, я куда-нибудь пристрою тебя. У меня много знакомых.

Мухтар послушно шел рядом с незнакомцем. Они вошли в крытый, сводчатый базар.

— Это наш Эмир-базар!

«Такой же пестрый и шумный, как в Багдаде», — подумал мальчик.

Как на всех восточных базарах, в Тебризе лавки и магазины были расположены по обе стороны широкого прохода, где торговцы на все голоса расхваливали свой товар. Шум усиливали голоса аскетов-дервишей, продавцов пряностей и фруктов.

Мухтар с тебризцем прошли через все это огромное, кипевшее и бурлившее скопище и вошли в просторную чайхану, напротив которой виднелся двор с ажурными воротами. На арке ворот была надпись, сделанная огромными позолоченными буквами на трех языках: «Русский торгово-ссудный банк». Над вывеской парил золотой орел с распростертыми крыльями. У ворот стоял часовой в казачьей форме. Новый приятель прошел в глубь чайханы, Мухтар последовал за ним. В чайхане было многолюдно. Кто сидел на низеньких скамейках, кто на ковре, скрестив ноги, а кто на краю нар, опустив ноги на земляной пол. Чай пили из крошечных пузатых стаканчиков, похожих на грушу. Всюду были развешаны клетки с канарейками, перепелками и черными куропатками.

Молодой официант в красном фартуке, искусно лавируя с подносами — на одном три ряда стаканчиков с блюдцами, на другом — хлеб и брынза, — промчался мимо них, успев бросить взгляд на новых посетителей и крикнуть:

— А ну, уважьте гостей!

Не прошло и минуты, как перед Мухтаром и его попутчиком очутился мальчишка лет двенадцати и спросил что-то на азербайджанском языке.

— Нам два чая!

Мальчик хотел что-то еще спросить, но тут сидевшие в чайхане люди вдруг вскочили и почему-то бросились к выходу. Вышли и приятели.

— Гляди, гляди! Вот они, — дернул Мухтара за рукав тебризец, показав на стремительно несущихся в их сторону всадников.

Впереди с царским трехцветным флагом на древке длинной пики скакали четверо всадников в казачьей форме. За ними катило роскошное ландо, в котором восседал человек в военной форме с золотыми погонами. Позади коляски скакали еще шесть конников. Стук подков гулким эхом разносился по улице. То был русский генерал.

Люди расступались, давая им дорогу.

— Кости царя Николая давно сгнили в могиле, а они все еще щеголяют, — тихо произнес новый приятель Мухтара.

Ландо остановилось возле ворот банка. Четверо всадников мгновенно соскочили с коней, передав поводья другим, и тотчас окружили генерала плотным кольцом. Звеня блестящими шпорами, генерал вошел во двор, а всадники, проводив его, встали на страже у железных ворот.

— Да, вы правы, господин, русские большевики взяли в руки почти всю Россию, а они все еще форсят перед нами, — сказал кто-то, обращаясь к новому приятелю Мухтара.

— Змея перед смертью всегда бывает злей! — заметил другой.

Мухтар не спускал с казаков глаз. Ему очень понравилась форма: черная с красным верхом папаха, синий башлык, тонкий наборный пояс с кинжалом и короткая винтовка за плечами. Тебризец, заметив взгляд Мухтара, сердито бросил:

— Что ты так смотришь на этих собак, они достойны презрения!

— Не все же они наши враги, — возразил другой тебризец, — среди них есть и рабочие, и крестьяне, есть и наши друзья. Ты же видел, что они на прошлой неделе ходили с красными флагами на могилы наших революционеров.

Мальчик удивленно смотрел на незнакомых людей, споривших о русских. Он старался ничего не упустить из разговора.

В чайхану вошел новый посетитель. Он поздоровался с приятелем Мухтара и спросил:

— Али-Мамед, это твой брат?

— Этот парень из Багдада. Поговори с пим. Судьба забросила его в наши края, — ответил Али-Мамед и шепнул: — Хочет попасть в Россию. Может, что-нибудь сделаешь для него?

— Ты откуда родом? — обратился незнакомец по-арабски к Мухтару.

Мальчик ответил.

— Хочешь в Россию?

— О, если бы это было возможно…

— Нет ничего невозможного. Но там есть русские красные и русские белые. Ты к каким русским хочешь?

В первый момент мальчик был озадачен. Но затем бойко спросил:

— Вот эти русские белые или красные?

Незнакомец рассмеялся. Он вкратце рассказал, что это за люди, одежда которых так очаровала Мухтара, и крикнул:

— Эй, Хасан, подай-ка нам три стакана чая вприкуску.

— Сейчас, Ага-Сафар!

Мальчик принес три маленьких пузатых стаканчика с крепким, цвета спелой вишни, чаем и крошечное блюдечко с мелко наколотым сахаром.

Ага-Сафар поставил чай перед Мухтаром:

— Пей! Я уважаю арабов. За их любовь к свободе.

Мухтар смутился и не притронулся к чаю. Он сидел, глядя, как посетители потягивают кальян, пьют чай или уплетают жирный гороховый суп. На улице было так же шумно, как в арабских городах.

Ага-Сафар, сделав несколько глотков чаю, спросил:

— Что же ты не пьешь? Пожалуйста, не стесняйся!

— Я очень признателен вам, эфенди, — смущенно ответил Мухтар и нерешительно протянул руку к стаканчику.

— Может быть, ты кушать хочешь?

— Нет, спасибо. — Он достал свои лиры и рупии. — У меня есть деньги, только не зашей страны.

— О, ты богатый человек! — воскликнул он. — Мы их обменяем, а пока ты будешь моим гостем. — Он позвал официанта и заказал пити с лавашем[27].

Допив чай, Мухтар поставил пустой стакан на коврик. С минуту все молчали. Ага-Сафар с нескрываемым интересом смотрел на Мухтара.

— А вы давно знакомы? — спросил Ага-Сафар, обращаясь к своему приятелю.

— Давно… очень давно, — ответил тот серьезно, но тут же рассмеялся, — со вчерашнего дня, мы вместе ехали из Шарафхана. — Посмотрев на Мухтара, он добавил: — Пока его надо куда-нибудь определить.

Ага-Сафар тяжело вздохнул.

— Трудная жизнь, — горько сказал он. — Ладно, я поговорю с портным Аванесовым, думаю, он возьмет его к себе. — И, повернувшись к Мухтару, добавил: — Твое счастье, что говоришь по-турецки, иначе тебе здесь было бы трудно. А наш язык изучить легко.

Обед был подан.

Мухтар вытащил деньги и хотел расплатиться, но Али-Мамед жестом остановил его.

— Это хорошо, когда парень способен заплатить за себя, — сказал он, — но сейчас это ни к чему. Спрячь свои деньги.

Мухтар взял медный тазик и кувшин с водой и вежливо предложил Ага-Сафару первым вымыть руки, затем он поставил тазик перед своим попутчиком…

Вскоре в большую миску был накрошен лаваш, залитый жирным бульоном, изрядно наперченным, и все трое принялись за еду. Али-Мамед, кладя в рот кусок лаваша, каждый раз, качая головой, с восторгом приговаривал:

— Не пити, а небесная еда…

— Даже у шаха не бывает такой еды, — прибавил Ага-Сафар.

После обеда Ага-Сафар сказал:

— Пошли, портной Аванесов как раз вчера просил меня найти ему юркого парня, который прибирал бы мастерскую. Ты говоришь по-английски, а к Аванесову часто приходят иностранцы, язык которых он не понимает. Для него ты, думаю, просто находка.

Мальчик послушно поднялся.

С улицы ателье Аванесова больше походило на магазин готового платья, чем на портновскую мастерскую. В витрине были выставлены брюки, пальто и военные мундиры разных образцов.

После Взаимных приветствий Сафар перешел к делу:

— Ну, друг, я привел к тебе молодца, какого ты просил! — и, засмеявшись, показал на Мухтара. — Такого можно отыскать разве в пустынях Аравии или в джунглях Мазендерана[28]. Он говорит по-арабски, по-турецки, знает английский и обещает выучить армянский.

Аванесов был полный человек небольшого роста, с реденькими зализанными волосами, разделенными ровным пробором. Стоя за огромным, массивным столом, он с любопытством посмотрел на Мухтара.

— Этот парень самый подходящий для тебя работник… Только не вздумай обращать его в свою веру, он и так будет служить тебе как истинный раб, — весело закончил Сафар.