— Борис Петренко! — встав, представился он, явно рисуясь своей спортивной фигурой.

— Знаете, Борис, я просто очарована прелестью вашего прекрасного города. Я никогда не полагала, что на востоке России, да еще в Казахстане, может быть такая изумительная солнечная жемчужина.

— О, природа у нас чудесная,— в тон ей ответил он,— а народ еще лучше.

— У нас говорят: у хорошего хозяина и двор чистый, Я полагаю, вы правы.

— Да, в мире все взаимосвязано и взаимообусловлено,— несколько игриво проговорил он,— не мы выбираем место своего рождения, но можем зато потом наслаждаться прелестями жизни.

— О-о, вы философ. Я обожаю философию, хотя и не совсем ее понимаю.

Комплимент польстил Борису, и он не мог это скрыть.

— Пофилософствовать я люблю,— улыбнулся он и любезно проговорил: — Особенно, если оппонент — такая, симпатичная девушка, как вы. Жаль только, что мне нужно на работу. Может быть, встретимся?

Борис выжидающе посмотрел в темные очки, в которых увидел свое миниатюрное изображение.

— Коль вы просите... — словно заколебалась Кишке и тут же добавила.— Нехорошо отказывать такому джентльмену. Мне звонить не особенно удобно. Давайте договоримся, что завтра в семь вечера зайдете в 258-й номер гостиницы «Казахстан». Я вас буду ждать, не забудете номер? — деловито осведомилась она.

— Итак, до встречи,— улыбнулся Борис, поднимаясь.

Они расстались, довольные своим знакомством и волнующей неизвестностью предстоящей встречи.

Работники «Интуриста» знали, что элегантная молодая женщина, по профессии журналистка, работает редактором женского отдела западногерманской газеты «Франкфуртер рундшау». В Алма-Ату приехала по туристической путевке. Сочетая приятное с полезным, она намерена ознакомиться и с жизнью казахстанцев, и с положением перебежчиков (как она выразилась), из Китая в особенности. Ее возмущало, что на Западе эти вопросы освещаются с совершенно различных точек зрения, часто взаимно исключающих друг друга. Она же хотела бы написать об этом только правду, одну правду.

Мартина Кишке попросила предоставить ей возможность побывать на интересных с ее точки зрения промышленных предприятиях города, встретиться с представителями различных кругов, которые могли бы стать героями ее будущих газетных очерков. Ей не отказали в просьбе. Она смогла побывать не только на предприятиях, но и посетить квартиры алмаатинцев, откровенно беседовать с советскими людьми. Все ее восхищало, вызывало, чувство удивления. В разговоре с работницей фабрики имени Гагарина Шадией Садыковой западногерманская журналистка интересовалась:

— Сколько вы зарабатываете в месяц? Какая у вас квартира?

— Заработок у меня составляет сто рублей в месяц,— неторопливо отвечала Шадия, — а в квартире три комнаты.

— А что заставило вас уехать из Китая? Переписываетесь ли с родственниками и знакомыми, проживающими в Китае?

— Нет, — покачала головой Садыкова, — так как все мои родственники и знакомые живут в СССР.

— Где вы жили? Проживают ли сейчас на границе эмигранты из России или они перемещены в глубь Китая?

— Жили мы в Синьцзяне, а каково там сейчас положение, я не знаю, так как ни с кем не переписываюсь.

Рассказы собеседников произвели на Кишке большое впечатление, она захотела посетить квартиры некоторых из своих новых знакомых. Побывала она дома у Барановой, прошлась по комнатам и тут же заинтересовалась:

— Сколько вы платите за трехкомнатную квартиру?

— Четырнадцать рублей в месяц.

— А за отопление, освещение, телевизор, горячую воду?

— Все это входит в сумму, которую я вам назвала, то есть четырнадцать рублей.

— Неужели это правда? — удивилась журналистка.— За три комнаты вы платите так мало?!

Баранова рассмеялась и предъявила ей квитанции об уплате за квартиру за два последних месяца. Тут Мартина не удержалась и сообщила, что в Западной Германии такая квартира стоит 350 марок. Она не преминула добавить, что рабочий такую квартиру вряд ли снимет, а обычно ютится с семьей из четырех-пяти человек в одной комнате с кухней.

Кишке охотно осталась поужинать, а потом побывала у соседей — Лебедевой и у пенсионеров Байковых. Журналистка восторгалась простором и обстановкой, удивлялась тому, что они живут богато. Она никак не могла поверить, что в каждой квартире имеются стильная мебель, холодильники, телевизоры, ковры. При встрече с матерью-одиночкой Третьяковой, воспитывающей двоих детей, она восхитилась замечательной, квартирой со всей обстановкой. Кишке не удержалась и сказала:

— Да, в нашей печати пишут только о политике Советского Союза, а о жизни ваших людей ничего не сообщают. Очень хорошо, что я своими глазами увидела, как вы живете. Я бесконечно удивлена, что в Казахстане, в стране азиатов, как ее представляют наши политики и журналисты, меня встретили такие добрые и отзывчивые люди. Никогда я не забуду этого, как не забуду и вашу Алма-Ату.

Побывав в магазине «Сауле», она была удивлена обилием различных товаров, большим их выбором. В детском саду фабрики имени Гагарина заявила:

— У вас здесь просто, замечательно! У нас детских садов нет, дети, предоставлены самим себе, не имеют возможности играть, так как кругом машины и шум. Нередки и несчастные случаи: дети попадают под машины. У вас же им настоящая свобода. У нас только частные садики хороши, но там дети высокопоставленных государственных и военных деятелей.

В разговоре с Александром Масловым Кишке заметила, что она в двух редакциях зарабатывает до 1300 марок в месяц, но 350 из них идут на квартирную плату, а 400 марок высчитывают на социальные нужды. Свою газету «Франкфуртер рундшау» она считает «красной», так как только она-де в ФРГ освещает жизнь советских людей объективно, пытаясь раскрыть немцам глаза на современный мир, чтобы они правильно поняли политическую обстановку в Западной Германии. Она сама всегда пишет только правду. Маслову она рассказала, что однажды, вернувшись из Польши, написала правдивую статью о своей поездке. На следующий день к ней явились якобы из полиции и обвинили ее в шпионаже в пользу поляков. Только друзья смогли спасти ее от неприятностей.

— Западных немцев волнует лишь экономическая сторона жизни,— откровенно заявила она,— а политикой правительства интересуются немногие. Главное для них — иметь машину, виллу, пользоваться современным комфортом. Многие не любят вспоминать о бедах, причиненных фашистами и войной. Характерно, что молодой рабочий на вопрос: «Кто такой Гитлер?»,— ответил, дескать, деятель, создавший автомагистрали.

В беседах с советскими людьми Кишке охотно выдавала себя за прогрессивную журналистку. Резко и непринужденно она критиковала политическую обстановку в Западной Германии, как неофашистскую и реваншистскую. Содружество руководящих кругов США и ФРГ она оценивала, как подготовку к развязыванию новой мировой войны. В то же, время она с симпатией отзывалась о советском народе, политике его правительства, восхищалась условиями жизни и великими достижениями Советского Союза и других социалистических стран.

Мартина неоднократно подчеркивала, что, вернувшись домой, объективно напишет в газете обо всем, что видела и слышала здесь, в замечательной Стране Советов. Забегая вперед, можно сказать, что свое слово она сдержала. В одной из западногерманских газет опубликовала статью о своем путешествии и даже прислала в Алма-Ату фотокопию статьи своим новым знакомым. Но это произошло позднее, а в данный момент Мартину интересовали не будущие статьи и не гонорары за них.

Она использовала каждый день своего пребывания в Алма-Ате, чтобы расширить круг знакомств. Мартина легко, сходилась с людьми, в чем немалую роль сыграли ее внешняя привлекательность и обширная эрудиция. С Кишке можно было вести разговор на любую тему, причем высказывалась она логично и обоснованно. В беседе могла блеснуть знанием трудов классиков марксизма-ленинизма, любила сослаться на работы Гегеля и Фейербаха.

Развивались у нее отношения и с Борисом. За первой встречей последовали и другие. Близости еще не было, события не форсировались, хотя Мартина всем своим поведением ясно давала понять, что симпатизирует ему. Она производила на него впечатление скромной, вполне современной женщины, которой ничто человеческое не чуждо. Из-за боязни афишировать их знакомство она не встречалась с Борисом в людных местах. Прогулки они совершали только с наступлением сумерек, обычно подальше от «шума и толпы». Интимная обстановка их сближала и давала ей возможность более свободно высказывать свои сокровенные мысли. Однажды Мартина доверительно сказала: