Липст стоял и глазел — нет, не таким представлял он себе завод. Смотри ты, на окнах занавески, на подоконниках цветы.

Кто-то подтолкнул Липста. A-а, да это тот самый старичок с козлиной бородкой, которого девушка из отдела кадров специально вызвала из цеха, чтобы проводить новичка. Он мастер или что-то вроде этого. И тоже ничем не похож на заводского человека — типичный аптекарь: на горбинке носа пенсне, макушка лысая.

Липст осторожно шагнул вперед, но уже в следующее мгновение ему пришлось отскочить.

— Берегись! — громыхнул чей-то бас, и мимо Липста проехала тележка, тяжело груженная велосипедными деталями.

Липст озирался по сторонам: нет ли новой угрозы его жизни? Он нагнал «аптекаря» с козлиной бородкой. «Аптекарь», как-то странно поджав губы, посмотрел на Липста (возможно, только на его тарзанью шевелюру), но ничего не сказал. Да и с чего бы ему говорить? Он же не экскурсовод и не лектор общества по распространению знаний.

Липст видел все, что происходило в цехе, и вместе с тем не видел ничего. Чтобы все толком осмотреть, нужны часы и дни. Ну, ничего, еще успеется. А теперь — выше голову, чтобы не выглядеть остолопом, зеленым мальчишкой, который таращится на каждый пустяк. Никто не должен знать, что он на заводе впервые.

Липсту кажется, будто его нарочно выставили напоказ под эти ощупывающие любопытные взгляды. Ну чего «аптекарь» идет так медленно, точно курортник по пляжу! Поскорее добраться бы до своего места, уйти прочь с этих глаз…

— Бриги-ись!

Липст хотел отскочить к стене, но споткнулся о какое-то железо и неловко плюхнулся между двумя девушками. Подняв глаза, он увидел, что они похожи друг на дружку, как две горошинки.

«Неужели у меня в глазах двоится? Наверно, это от вчерашней затрещины».

Девушки переглянулись, посмотрели на Липста и расхохотались. Значит, все-таки две. Слава богу!

— Извините… — буркнул себе под нос красный как помидор Липст.

— Постойте, молодой человек, — «аптекарь» тут же использовал это ерундовское происшествие, чтобы подтрунить над Липстом. — Куда вы так торопитесь? Это место занято. Вы будете работать вот здесь.

Липст отряхивал штаны и глупо улыбался.

— Здесь? — переспросил он.

Здесь! — кивнул «аптекарь». Сняв пенсне, подышал на стекла и принялся тщательно протирать их носовым платком.

Главный конвейер напоминал величаво текущую через весь сборочный реку. Каждые тридцать девять секунд она выплескивала новый велосипед. В начале конвейера здоровенный рыжий парень укреплял на специальном кронштейне велосипедную раму. Она медленно двигалась вперед. Следующий рабочий — одна из девушек-горошинок — устанавливала на раму переднюю вилку. Двойняшка привинчивала зубчатое колесо. В дальнейшем плавании по бесконечной ленте рождающийся велосипед обретал педали, седло, руль. Благополучно проследовав мимо семнадцати рабочих мест, он вполне готов — можно садиться и ехать. «Новорожденный» появляется на свет смазанным, припудренным и завернутым в чистые бумажные пеленки.

— Угис! — мастер остановился позади щуплого парнишки. — Покажи молодому человеку двенадцатую операцию.

Мастер положил руку на плечо Липсту и подтолкнул поближе к конвейеру, как это делают с упрямым ребенком, который не желает подойти поздороваться с незнакомой тетей.

— Ближе, ближе, молодой человек! Смотрите и учитесь. Очень простая операция: взять цепь, наложить на большую зубчатку, на звездочку и соединить замком концы.

То ли оттого, что за спиной Угиса стоял мастер, то ли потому, что ему доверили обучение новичка, но тщедушный паренек даже как-то раздулся изнутри, стал невероятно деятельным и важным. Он поморгал белобрысыми ресницами и несколько раз откашлялся, точно намеревался произнести длинную речь или спеть арию.

— Показать двенадцатую операцию? Слушаюсь! Будет сделано… Познакомимся: Угис Сперлинь.

— Липст Тилцен.

— Гляди, как это делается. Берешь цепь двумя пальцами и тянешь… тянешь… тянешь… Хоп! А теперь прижать… прижать… еще прижать — и… готово!

Угис смотрел только на Липста и на мастера, действуя с ловкостью шпагоглотателя. Наверно, он мог проделать все это с завязанными глазами.

— Чего тут долго толковать, — сказал мастер. — Номер не хитрый.

«Факт, ничего хитрого нет, — молчаливо согласился с «аптекарем» Липст. — В пределах программы политехнизации детских садов… Ну, на велосипедную цепочку его не поймают!..»

— Теперь сам попробуй, — подходил следующий велосипед, и Угис пустил на свое место Липста.

Никакого чуда не произошло. Липст цепь поставил. Однако он ковырялся слишком долго, это ясно. Пока он кончил, велосипед уже передвинулся к следующему рабочему месту. Чтобы проверить защелку замка, Липсту пришлось боком идти за велосипедом. Однако теперь он мешал соседке — вертлявой блондинке, которая привинчивала педали и за работой без умолку что-то тихонько напевала.

— Ты, Угис, помоги немножко молодому человеку, — сказал мастер. — Оставайтесь тут вдвоем до конца смены.

«До конца смены… О таких далеких вещах пусть думают астрономы. Вот уже подходит следующий велосипед. Как там было? Взять цепь двумя пальцами и сразу тянуть… тянуть… тянуть… Хоп! А теперь прижать… еще прижать — и… готово!»

На этот раз у Липста получилось удачнее.

Мастер Крускоп — старикан занозистый, еще из эренгельдовского инвентаря. С ним надо быть начеку! Самый верный признак надвигающейся грозы — подчеркнутая вежливость мастера. Если уж Крускоп к кому-то обращается на «вы», значит, в тучах собирается электричество, жди грома и молний. Рыжеволосый Робис, тот, что в конце конвейера, пользуется правом называть Крускопа по имени — Кришем. Робис освоил все операции по сборке и неофициально считается как бы заместителем мастера. Рыжий влюблен в одну из двойняшек — Ию, но когда они идут в кино или на танцы в заводской клуб, их неизменно сопровождает сестра Ии — Вия. Вертлявую блондинку, которая всегда распевает, молодежь цеха прозвала «ревущим буем». Настоящее имя блондинки — Клара Циекуринь. Прежде она носила фамилию Скрамсте, а еще раньше — Грубе…

Сведения струятся изо рта коротышки Угиса непрерывным булькающим ручейком. Когда Угис говорит, он время от времени облизывает губы, как бы пробуя произносимые слова на вкус. Судя по изменчивому выражению подвижного лица, вкус их бывает весьма различным.

Сам Угис на заводе уже второй год, живет в общежитии, учится в вечерней школе. И если бы ему удалось подрасти еще хоть на несколько сантиметров, он наверняка удивил бы мир великими свершениями. Нынешним летом он начал усердно заниматься учением йогов и спортом.

— Йогов? — удивился Липст. — Для чего?

— Чтобы закалить силу воли, подчинить плоть духу. И вообще… Где сказано, что человек в восемнадцать лет не может больше вытянуться? В особенности, если он занимается гимнастикой по древнеиндийской системе «Хатха-йога».

Сперлинь близорук. Всматриваясь в глубь цеха, он сильно щурится. При этом курносый нос задирается кверху и морщится. Зато когда Угис говорит с Липстом, глаза непомерно расширяются и блестят. Да и как быть этим глазам узкими, если в каждом из них по меньшей мере самосвал доброты и простодушия.

Вздох Угиса понуждает Липста к маленькой лжи:

— Рост не самое главное. Вон Григорий Новак едва выше метра, а был чемпионом мира по тяжелой атлетике… Наполеон тоже не был великаном. Твоего роста.

— Правда?

— Зачем мне врать? Длина ничего не решает.

— Конечно, не решает. А потом ведь я занимаюсь гимнастикой.

— Ну вот, видишь.

— Знаешь, ты только никому не трепись, весной я буду участвовать в велогонках. Потренируюсь и поеду. У Казиса есть гоночная машина на деревянных ободах. Он мне даст.

— С деревянными ободами?

— Ну да, ясеневые или дубовые… Постой, Липст, ты руку держи выше. Больше оттягивай влево!

Работа у Липста шла неплохо. Со стороны могло показаться, что он всю жизнь только и занимался сборкой велосипедов на конвейере. Угис больше не прикасался к цепям и зубчаткам. Он лишь поглядывал да изредка поправлял движения Липста.