— Штраф?
— Нет, молодой человек. Милиция предлагает вам в течение пяти дней уплатить сорок два рубля и семьдесят пять копеек за разбитую витрину. Возьмите повестку. Неужели вы не могли найти развлечение поприличнее? Ну, все! Сейчас я тороплюсь. Поговорим в другой раз.
Чему тут радоваться? Липст ожидал атаку с фронта, а удар пришелся в спину. Какая, по сути дела, разница? Еще одной бедой больше, вот и вся радость. Еще бы! Сейчас он только о том и мечтает, как бы выложить кассиру в банке сорок два рубля из своего толстого кошелька. И именно теперь, когда у него и так петля на шее. Что делать?
Липст помял в руках повестку и пошел обратно в цех.
Навстречу бежит коридор. Вверх бетонным винтом уходит лестница. Снова коридор. Люди. Людей все больше. Липст комкает повестку.
Кто-то остановил его.
— Погоди-ка, Липст. Ты в клуб?
Это Робис. Он сунул Липсту в руки скатанную афишу.
— Приколи на доску объявлений, будь добр. Мне некогда.
— Что ты сказал?
— Приколи на доску объявлений…
— Ах, приколоть? Ладно. Приколю.
Липст даже не взглянул на афишу. Что для него афиша, если в другой руке повестка из милиции. И вообще он эту мазню приколол, оказывается, вверх ногами. Так все же оставить нельзя. Брак надо исправить.
Липст равнодушно взглянул на размалеванный лист бумаги. Однако и этого вскользь брошенного взгляда хватило, чтобы вызвать мгновенный взрыв в душе. Ведь тут изображена она, это ее изображение занимает почти половину афиши!
Юдите улыбается прохладной улыбкой Джоконды. На голове у нее легкомысленная шляпка, тело в облаке воздушного шелка, на ногах — туфельки с остро заточенными каблучками. Это она!
«Рижский Дом моделей устраивает в Центральном доме культуры вечер демонстрации мод, — читает Липст. — Вторник, начало в 8.30 вечера».
Завтра… Старый пижон в куцем пальто испарился из памяти Липста. Исчезла и долго нывшая обида. Юдите нашлась! Завтра в восемь вечера она будет в Доме культуры! Ему стоит только пойти туда, и он опять встретит Юдите, будет видеть ее, будет рядом. Он сделает это! Почему бы ему не пойти туда? Почему?
Тут Липст очнулся. «Идиот несчастный, ну что ты расфантазировался! Разве у тебя есть приличные брюки? Разве у тебя хватит денег на билет? Ты не в состоянии заплатить даже за стекло по требованию милиции. Да, Липст Тилцен, теперь испей до дна чашу возмездия. Подведи черту и подбей итоги вчерашним глупостям. Хороший урок тебе на будущее!»
Липст убит. Он медленно поворачивается спиной к афише и деревянным шагом идет в цех. В коридоре его ждет Угис.
— Ты, Угис, можешь не разговаривать. Это дело твое. Только послушай, что я тебе скажу. Ну, послушай хотя бы!
И Липст выложил все: про брюки, про вчерашнее, про милицию. Все, все. Даже про Юдите. Подробно и не щадя самолюбия. Он говорил о своих невзгодах с таким чувством, будто сбрасывал балласт с теряющего высоту аэростата. Да, так нужно, чтобы вновь обрести равновесие.
Угис слушает, его охватывает оживление, то самое, с которым он в первый день показывал Липсту, как ставят велосипедные цепи. Он с серьезным видом почесывает подбородок и расхаживает взад-вперед.
— Липст, — заговорил Угис. — Ты не вешай носа! Сейчас дела твои плохи, но ты возьмешь руль и повернешь все как надо.
— Это легче сказать, чем сделать.
— Нет! Это просто, как дважды два. Надо только захотеть. Железно! Я помогу тебе. Деньги ты можешь взять хоть сию минуту.
— Спасибо, Угис!
— Все будет в порядке, поверь мне. Вместе-то мы уж что-нибудь придумаем.
Угис произнес это столь убежденно, что не поверить ему невозможно.
— Теперь давай поедим, — добавил он, разворачивая сверток с румяными булочками. — Тебе надо поесть. Ты стал тонкий, как почтовая марка.
— Спасибо, Угис. Не хочется.
— Ешь, ешь. Я тоже буду. Понимаешь, не вышло на этот раз до конца с китайским наказанием. И я нарушил обет молчания. Но ведь были объективные причины, правда?
Они принялись уплетать булочки.
— Да, знаешь, что я хотел тебе сказать, — вспомнил Угис. — Теперь это не подлежит сомнению: в цехе будет свадьба. Робис женится на Ие.
V
Угис снабдил Липста не только деньгами, но и надеждами.
В какой именно момент Липст обрел надежды, сказать трудно. Деньги он получил на следующее утро.
— Условия такие, — предупредил Угис. — Прямо с завода ты идешь платить за стекло, а потом — ко мне в общежитие. Если я еще не приду с работы, ты подождешь. Ясно?
— Хочешь своими глазами видеть квитанцию? — улыбнулся Липст.
Угис поперхнулся, уши его трогательно зарделись.
— Зачем ты так говоришь? — смущенно заморгал он белыми ресницами. — Ты мне друг, и я тебе полностью доверяю. Но есть одно важное дело. Приходи обязательно!
— Ну ладно, — согласился Липст. — Приду.
Общежитие находилось примерно на полпути от завода к центру в тихом, мощенном булыжником переулке. Древнее продолговатое деревянное здание неопределенного цвета. Чтобы попасть в него, надо пересечь небольшой дворик. Осенние дожди превратили зеленую мураву в огромную грязную лужу, и старый дом напоминал неуклюжую баржу на якоре. Это впечатление усиливали дощатые мостки, проложенные дворником от ворот до двери. Рядом катит воды могучая река, плывут гордые, большие корабли, а старая баржа зашла в тихий затон, чтобы дожить свой век, принося, пока возможно, пользу людям.
Длинный коридор с множеством дверей по обе стороны. Красные морковины огнетушителей — единственное украшение унылых стен. Впрочем, нет, вот и картина: довольно сносная репродукция «Кузнецов» Дейнеки. И еще есть черная доска объявлений с пожелтевшими правилами пользования кухней.
Мимо Липста прошмыгнул с кастрюлей и полотенцем знакомый парень из инструментального. В одной из комнат тихонько играли на аккордеоне. Липст внимательно смотрел на номера. Нужная дверь должна быть справа. Ну, как же — даже «визитная карточка» вывешена:
Робис КРАСТКАЛН
Угис СПЕРЛИНЬ
«Шикарно, ничего не скажешь». Липст поскреб ногтем плотный ватман и легонько постучал. В следующий миг косяки двери превратились в большую раму, заключившую портрет Угиса в полный рост.
— Давай, давай, заходи, — крикнул Угис. — Погляди, что за комната у нас с Робисом, — настоящий танцзал. Раньше тут жили шестеро, а когда Робис женится, я останусь здесь один.
Пока Липст дошел до середины комнаты, Угис успел рассказать всю историю общежития, сообщить, кто живет по соседству, сколько приходится платить за койку и когда здесь последний раз ремонтировали.
— Фактически дни этого пристанища уже сочтены, — Угис придвинул стул Липсту. — Общежития — атавизм, вроде хвостовых позвонков у человека. При коммунизме общежитий не будет. Теперь завод строит жилые дома. В прошлом году выстроили два. Скоро будет готов третий. Семейных в общежитии уже нет. Остались только одиночки…
— И такие, кто надеется, — Липст кивнул на Робиса.
— Это ненадолго, — Угис продолжал болтать. — Робис отработал на стройке четыреста часов. Робис, покажи Липсту письмо Мерпелиса, где он пишет, что жилищная комиссия предоставила тебе в новом доме комнату.
Робис счастливо заулыбался.
— Я подарил это письмо Ие.
— И что Ия сказала? — не унимался Угис, сегодня он был особенно говорлив. Глаза у него сияли, точно пуговицы на парадном генеральском мундире.
— Ия сказала, что это не письмо, а поэма. Ничего лучшего она в своей жизни не читала… Теперь, говорит, ее любимым поэтом будет Мерпелис…
Робису хотелось еще поговорить об Ие, однако…
— Угис, ты же спалишь новый костюм!
Сперлинь в ужасе подскочил, хлопнул себя по лбу и кинулся к столу. Перегревшийся утюг на спрыснутых брюках шипел, как локомобиль.
— Робис, займи гостя! Мне тут надо еще немножко повозиться. Прошу прощения.
— Ладно, ладно, — отмахнулся Робис и стал раскладывать бритвенный прибор.