Она открыла большую стеклянную дверь и пропустила вперёд Свету.

Девушки устроились на жестковатых сиденьях у окна во всю стену. Света сняла фуражку и аккуратно пристроила на коленях. Вика свою просто сдвинула на затылок.

— Ну и где она? — спросила чисто риторически, имея в виду тётю Настю. — Так вот наступят на горло песне и исчезают.

Света хихикнула.

— Песнь вагоновожатой. Горная трель соловья, удушенная суровыми руками детсадовской воспитательницы. То есть, каблуками.

— Ладно-ладно, — посулила Вика, — попробуй хоть раз ещё запеть — звонками зазвеняю…зазвоняю…зазвоню, в общем!

— Злая ты, — укорила Света. — Не успели на горло песне наступить, сразу других зазваниваешь…

— И ничего не злая. Не то, что некоторые: увидят красивую картинку и сразу напевать начинают…

— Можно подумать, тебе кто-то не даёт! — возмутилась Света.

— А у меня так хорошо не получается.

— Так давай вместе. — Вика замялась, но Света настаивала: — Давай-давай, звоночек ты наш трамвайный. Я начинаю:

Вечерний звон, вечерний звон…

— Может, лучше «Хлопай ресницами и взлетай»? — предложила Вика неуверенно, но послушно выдала: — Бом-бом!

— Как много дум наводит он…

— Бом. Бом.

— Какие у меня сотрудницы. И думают, и помногу! — Тётя Настя стояла в раздвижных дверях, ведущих из комнаты отдыха в диспетчерскую. — И поют, к тому же. Впору хор организовывать.

— Угу, — откликнулась Вика. — ТТХ такой. Трамвайно-троллейбусный хор, — добавила в ответ на недоумённый взгляд Света. Как запоём — вся контактная сеть на дыбы встанет.

— Я так понимаю, ты уже знаешь, — сказала ей тётя Настя.

— Да нет, слышала краем уха.

Света непонимающе переводила взгляд с одной на другую.

— Вы о чём? — не выдержала она в конце концов.

Тётя Настя прошла в комнату и присела на кожаный диван, утонув сразу чуть не по пояс в мягкости сиденья.

— Мы вчера посидели, поразмыслили, — сказала она устало. — У нас просто катастрофическая нехватка вагонов. Люди годами не могут сесть в трамвай осени. А это совсем не хорошо.

— А разве нельзя их…э-э…собрать или построить? — Света растерянно подумала, что ни разу не задалась вопросом, откуда берутся эти трамваи. Они казались ей само собой разумеющимися.

— Это не так просто, — тётя Настя потёрла глаза. — Наши трамваи — это обычные вагоны, собранные на заводах. Другое дело, что за время эксплуатации они большей частью ходят в безразличии или злости, или ругани. Иной раз человека толкнут случайно, на ногу наступят — всё, кажется, был бы у него пулемёт — всех бы расстрелял. И оседает негатив холодным бездушием в салоне, на колёсных парах, в кабине. Получается кусок железа на колёсах: в обыденности перевозить может, а чуть дальше уже нет. К счастью.

— А?.. — начала Света, но тётя Настя предвосхитила её вопрос:

— Но бывает, несмотря ни на что, пробиваются от людей душевным теплом доброта и отзывчивость, радость, просачиваются в контактную сеть. И та уже тянется туда, куда человеку хочется. Пусть и неосознанно. Но вагонов таких, к сожалению, один на тысячи.

— И как такое возможно? — Света скептически пожала плечами. — Из ругани и злобы в доброту и отзывчивость.

— Возможно-возможно. Ты лучше о людях думай, они, знаешь ли, в большинстве хорошие. Радость ведь тоже много от чего случается: девушка парню улыбнулась, молодой человек место уступил, ребятишки засмеялись.

— Всё! Так вот, — тётя Настя выпрямилась, и строго посмотрел на девушек, — решено пустить на линии троллейбусы. Дополнительно к трамваю.

— А нас и троллейбусы есть? — удивилась Света. — И много?

— Много, — фыркнула Вика. — Целый один. И то — он больше к Диспетчерской Зимних Вьюг ближе, чем к нам.

— Почему?

— Зимой трамвайные пути часто снегом заметает, приходится снегоочиститель гонять. Троллейбусам в этом отношении проще.

— Ну, во-первых, он у нас не один, их пять, — сказала тётя Настя строго. — А во-вторых— и главное на сегодня — водить троллейбус можешь только ты. — Она ткнула пальцем в Вику.

— Это как так? — не поняла девушка. — А Оксана, Яна, Надя — они что, разучились?

— Оксана дочку родила, Яна замуж выходит, Надя уже на линии, работает. А вот ты…

— Наш троллейбусный столп, — ехидно вставила Света.

Вика показала ей кулак. Было смешно.

— Ты не сильно ехидничай, — продолжала тётя Настя. — Пассажиры у вас будут не совсем обычные, и тебе иметь с ними дело. А они довольно привередливы, холод, кстати, любят.

— Это кто ж с нами поедет? — кротко поинтересовалась Света. — Пингвины?

— Да хоть бы и так, — сказала тётя Настя, и встала: — Ладно, идёмте, девочки.

Они выбрались из уютного тепла диспетчерской в бодрящую прохладу огромного полутёмного ангара — депо — и прошли вглубь мимо большой ремонтной бригады из двух десятков человек, сосредоточенно возившихся среди состава из пяти бело-голубых вагончиков.

Света восприняла это как должное, а вот Вика удивилась:

— Метро? И что под землёй смотреть можно?

— Много что, — загадочно ответила тётя Настя. — Сами потом узнаете. Не отвлекайтесь, мне ещё в садик нужно на работу успеть. У нас сегодня праздник мам.

— У моей подружки у дочки был такой, — припомнила Света. — Говорит, здорово было. Зал цветами и лентами украсили, танцевали, пели, потом рисовали и пили чай.

— Это само собой. Но не только. Хочется, чтобы ребятишки радовались, сделав для мамы что-нибудь хорошее. Сами радовались, не по указке, тогда и хорошие дела им будут в охотку. И мамы, чтобы радовались, от души, не дежурно. Они у нас, кстати, тоже будут выступать — и танцевать, и петь. Знаете, какая радость для мамы, видеть, что ребёнок доволен? А, да…ничего, ещё узнаете. И малыш счастлив, когда мама вместе с ним радуется. А такая радость и прорастает душевной теплотой, о которую потом греются многие, те, кому она не досталась в детстве.

— А как же папы? — не удержалась Вика от шпильки. — Или у вас там дифференциация по половому признаку?

Света промолчала, с интересом рассматривая изящные обводы вагончиков, мимо которых шли.

Тётя Настя усмехнулась и подтолкнула Викину фуражку, так что та съехала девушке на нос.

— Не переживай, мы и пап не забываем, и дедушек с бабушками, даже тётей с дядями. Просто мамы — в первую очередь.

— Прямо целое восьмое марта. — Вика поправила фуражку и чуть отодвинулась в сторонку.

— Нет, — не согласилась тётя Настя. — Ты не путай: у нас праздник мам. А восьмое — женский праздник.

— Ага, праздник — посуду мыть, — тихонько пробурчала Света, вспоминая весенний корпоратив в фирме. Да и все последующие.

— А всё-таки, — сказала Вика, — зачем метро? Станции рассматривать?

— И это тоже, — кивнула тётя Настя. — Они, знаешь ли, очень красивые бывают, особенно у нас в Москве. Или в Гонконге, там, правда, своя красота. Но вообще-то специальный маршрут будет. Жеоды в кружении друз. Это, девочки, я вам скажу — что-то!

«Жеоды — это полости в земле, — припомнила Света, — а друзы — сросшиеся кристаллы на одном основании. Например, аметиста. Или изумруда? Наверное, действительно очень красиво. Вот бы поглядеть! Только почему — в кружении?»

Последнюю фразу, оказывается, она произнесла вслух.

— Потому что не поезд идёт по краю жеоды, а жеоды, вращаясь, нанизываются на состав, и соскальзывают, сменяя друзы одних кристаллов на другие. — Тётя Настя улыбнулась.

— Хочу! — звонко объявила Вика. — Хочу в машинисты! Хочу в жеоды! Хочу в кружение друз.

— Вот окончишь институт железнодорожного транспорта, тогда — пожалуйста. Сама должна понимать: машинист и вагоновожатый — разные вещи.

— А я, между прочим, ещё и водитель троллейбуса, — не сдавалась Вика.

— Тем более, — как-то непонятно сказала тётя Настя.

За разговором они подошли к огороженному тяжёлым брезентом боксу в углу у дальней стены депо. Света обратила внимание, что от ворот до бокса был свободный от рельсов проезд, а под потолком тянулись два провода.