И еще:

В конце 60-х годов я, работая на «Станкозаводе», был еще и в правлении городского молодежного клуба (ГМК-62) города Куйбышева. Одной из форм его деятельности была организация встреч с интересными людьми науки и искусства и проведение музыкальных и литературных вечеров. По приглашению клуба к нам в город приезжали авторы самодеятельной (как теперь говорят — авторской) песни — москвичи А. Якушева, Ю. Визбор, ленинградцы Ю. Кукин, Е. Клячкин, А. Тальковский, А. Городницкий, через которых заочно мы и познакомились с Высоцким. По телефону договорились о его приезде в Куйбышев с концертами.

Это было в мае 1967 года. Двадцать четвертого числа мне на работу звонит президент клуба Слава Климов и говорит, что машина из обкома ВЛКСМ уже ждет, нужно поехать в аэропорт и встретить Высоцкого.

— Я же его в глаза не видел, — растерялся я.

— Увидишь человека с гитарой, — значит, он.

В аэропорту пробираюсь прямо к трапу самолета. Выходит молодой человек с гитарой, плотный, коренастый, со спортивной фигурой, в белой рубашке. Спрашиваю:

— Высоцкий?

— Да.

— Здравствуйте! Я вас встречаю. Сева Ханчин.

— Володя Высоцкий.

Протягивая руку, говорит:

— Ну, даешь! Аж к трапу пробрался.

От аэропорта до Куйбышева около часа езды. По дороге, присматриваясь друг к другу, разговорились. Когда проезжали по мосту через реку Сок, в месте ее впадения в Волгу, — там открывается широкая панорама великой русской реки, Жигулевских гор и города, — Высоцкий заметил:

— Смотри, как красиво! Для начала мне нравится.

Приехали в обком ВЛКСМ (там тогда работал Слава Климов), немного поговорили, и Володя попросил, чтобы до филармонии (там должен был состояться его первый концерт, это в двух кварталах от обкома) мы прошлись пешком — ему нужно было сосредоточиться. Шли мимо памятника Чапаеву, который Володе очень понравился. Осматривая работу Манизера, он забрался аж к коню, на котором в окружении своих боевых соратников скачет Чапаев.

Володя расспрашивал о приезжавших к нам ранее авторах-исполнителях:

— А кого лучше приняли?

— Знаешь, трудно сказать. Они уже по нескольку раз были, к ним привыкли, на них «ломятся».

— Да, им легче, а я-то первый раз к вам. Мне труднее. Как думаешь, найду контакт с самарскими?

Идем, разговариваем спокойно, никто на нас не оглядывается, никто Высоцкого не знает. Сейчас-то мне этот эпизод кажется даже неправдоподобным, ведь, будь это несколько лет спустя, не было бы у Володи того беспокойства, да и люди бы останавливались, оглядывались, не проходили мимо.

Концерт в филармонии. Высоцкий вышел на сцену в белой легкой рубашке, начал петь… Реакция зала теплая, но «того» восторга еще нет. Зрители прислушиваются к словам песен, привыкают к ним. Концерт вели мы со Славой Климовым. В зале было около тысячи человек.

Как конфету вез Володя в Куйбышев свою новую песню о конькобежце. Когда он объявил ее, зал зааплодировал. Высоцкий удивленно оглянулся. Спел. Но зал почему-то не очень восторженно принял ее. От нас он узнал, что эту песню в Куйбышеве уже исполнял Ю. Кукин, пел ее быстрее и зал, естественно, привык к тому исполнению. Промолчал. Выступая в апреле 1984 года в Куйбышеве, Ю. Кукин рассказывал, что в Ленинграде, в клубе «Восток», к нему подошел Высоцкий и сказал шутя, но сурово: «Юра, не пой раньше меня мои новые песни. Я считал, что в Куйбышеве песню про конькобежца никто не слышал, а ты опередил, да еще спел намного быстрее». Больше новых песен Высоцкого Кукин не пел.

Володя остался доволен приемом зрителей, был в приподнятом настроении. Без конца донимал вопросом: что нам не понравилось?

Поскольку до следующего концерта оставалось еще около четырех часов, наше знакомство мы продолжали на природе.

Мой постоянный шкотовый Вадим Толмачев, с которым уже не один год сначала на «эмке», а потом на «Летучем голландце» мы делили радости и огорчения различных регат, заранее уехал в яхт-клуб за Волгу и вооружил наш «Летучий голландец», построенный на Ленинградской экспериментальной судоверфи. За нами вернулся на катере.

В яхт-клубе Вадим сразу же стал надевать на себя пояс летучей трапеции. Высоцкий с нескрываемым интересом наблюдал за этим, так и эдак наклоняя голову, прикидывая, к чему же эта штуковина с торчащим крюком? Но не спрашивал, пытаясь, видимо, дойти до ответа своим умом.

Втроем мы легко спустили с кильблока швертбот, оттолкнулись от берега. Я вставил руль. Вадим опустил шверт, подобрали шкоты, пошли бакштагом. Посередине затона увалились до фордевинда, поставили спинакер. Высоцкий сосредоточенно, с огромным интересом наблюдал за каждым нашим движением. Мы меняли галсы, не забывая предупреждать его при переброске гика, Володя постепенно освоился со своей не такой уж простой ролью пассажира легкого гоночного швертбота, инстинктивно стал переносить свое тело на коктркрен. И посыпались вопросы: «Покажите, где у вас ванты? А штаг?..» Названия эти он откуда-то знал. В его лексиконе вскоре появились бегучий и стоячий такелаж, шверт, спинакер-гик, брамсы, бимсы, краспицы, румпель… Но он все так же пристально поглядывал на загадочный крюк у Вадима на поясе, видимо никак не находя ему применения. В конце концов не вытерпел:

— Ну а это-то зачем? Хоть убей — не представляю, к чему этот крючок!

Убрали спинакер, легли на обратный курс. На полном бейдевинде появился ощутимый крен. Я же еще специально сел на подветренный борт. Высоцкий остался наверху. Когда Толмачев вышел на трапецию и крен сразу уменьшился, он заулыбался:

— Вот теперь ясно, как сегодняшний день.

Пошли к берегу, Высоцкий с удовольствием помог нам разоружить лодку, стараясь, как мне показалось, все запомнить. А потом с большим юмором, жестикулируя и копируя руками наши действия, стал тут же рассказывать о походе ожидавшим нас ребятам. Встречей с Волгой, первым знакомством с миром яхт и парусов он остался (его слова) «неимоверно доволен».

В клуб имени Дзержинского на второй концерт шли по набережной Волги. Володя сказал, что примерно в это время в Куйбышев должен зайти следовавший рейсом Москва-Астрахань туристский теплоход «Н. В. Гоголь», на котором плывет его мама Нина Максимовна. Ему очень хотелось увидеть ее. Уточнили время прибытия теплохода.

Подходит «Н. В. Гоголь». Шум, голоса, приветствия. Высоцкий у трапа кричит; «Мама!» Та не слышит, стоит на верхней палубе, разговаривая с кем-то. Она ведь не знала, что сын в Куйбышеве. Он снова басит своим мощным голосом: «Мать! Ррдного сына не признаешь?» Наконец увидела Обнялись, расцеловались. Он тут же стал рассказывать о том, как мы ходили на яхте…

Поздним вечером, после окончания концерта, решено было совершить прогулку по Волге. Владимир Высоцкий и члены клуба сели на большой катер, Высоцкий, отдыхая, рассматривал ночной Куйбышев. Потом поднялся в рубку, долго разговаривал с капитаном. Похвастался и ему, что ходил днем на яхте, попросил «немного порулить». Капитан дал ему штурвал, поясняя по ходу, что значат огни фарватера и встречных судов. Ночью Высоцкий уже не пел. Только слушал в нашем исполнении «Самару-городок»…