Появится он завтра или нет? Хочется верить, что да — классическая мафия за такое вряд ли взялась бы, а если бы и взялась, то запросила бы намного больше, а значит, он одиночка, может, тоже бывший коп, занявшийся серьезными делами, а может, выходец из какой-нибудь молодежной банды, каких тут много, повзрослевший и занимающийся тем же беспределом, наркотиками и прочей хренотой. Но на наркотиках можно сделать кучу денег и риск куда меньший, это не убийство. Кто же он, черт? И не кинет ли меня в итоге, взяв деньги и пропав? А может, это какой-нибудь приятель Ханли и ничего делать он, естественно, не собирается, а двести тысяч они поделят спокойно, и предъявить я ничего не смогу — к тому же сама была готова Ханли заплатить столько же. А так как он у меня ничего не взял — он чистый. А то, что подвели люди — так он же не давал гарантий.

И как только появляются сомнения, действие пирожка заканчивается — и я сдуваюсь, приобретая прежние размеры. Автоматически лезу в карман за портсигаром — красивым футляром из змеиной кожи, специально предназначенным для пяти среднего размера сигар или десяти маленьких. И, нащупав что-то странное, извлекаю помятую сигарету — прихватила-таки презент от черного, даже этого не отметив. Вот он мне и поможет избавиться от мыслей — по крайней мере на эту ночь…

— Я готов выполнить ваш заказ.

Выхожу к машине, улыбаясь своей охране.

— Старею, — деланно жалуюсь, извлекая с заднего сиденья сумку, пусть и не внушительных размеров, но и не крошечную, что может заставить их задуматься, зачем она мне. И возвращаюсь обратно, ругая себя за то, что не придумала ход получше, в дискотеку вообще с сумками не ходят, даже с такими красивыми! Идиотка, могла бы что поумней придумать, они же запомнят, потому что это им покажется странным! Но что теперь? Теперь единственное, что остается, это передать деньги и посидеть часок у стойки, чтобы не выходить сразу, вызывая тем самым еще больше подозрений. Они ж не дураки, могут догадаться что я что-то кому-то отдавала — что в свете последующих событий может оказаться очень печальным для твоей покорной служанки.

— Здесь все, Джо. Снимки людей, адрес мотеля, номера и марки машин — данные двухдневной давности. Снимок и адрес дома, в котором бывает их главный. Те трое, которые нужны мне больше остальных — помечены цифрами по степени важности. И двести тысяч, как мы договаривались.

— Ровно через неделю приезжайте сюда, Олли, в это же время. Если меня не будет, значит, я буду на следующий день или через день — скорее всего, я буду, но вдруг дело чуть затянется. Вы же сказали, что у меня семь — десять дней, так?

— Уже на один меньше, — улыбаюсь ему.

— О’кей. И… Я надеюсь, вы не будете потом со мной шутить, а, Олли?

— Я похожа на человека, который будет шутить? — отвечаю вопросом на вопрос, понимая, что этого вопроса недостаточно, чтобы развеять его сомнения.

— Люди странные, Олли. Джим мне ничего не сказал про вас, кроме того, что вам можно верить и что он за вас ручается, а я не выяснял — но просто хотел бы вам сказать, что если….

— Не надо об этом, Джо, я знаю правила игры, и очень неплохо знаю…

А пять минут спустя, когда сижу у стойки бара, поглощая вторую подряд рюмку текилы — в конце концов, у меня праздник сегодня, имею право отметить, — мне вдруг приходит в голову мысль, несколько омрачающая этот праздник. А точнее, говорящая о том, что праздник этот чересчур многогранен. И что если этот Джо выполнит мой заказ — это будет победа, но Пиррова победа?

Почему? Да потому, что уйдут одни неприятности, очень и очень серьезные, но зато появятся другие, которые могут в любой момент перерасти в нечто большее. Потому что ничто бесследно не проходит, это не кино и книга, это жизнь, а значит… А значит, до конца дней своих я должна помнить о том, что слишком много знает обо мне мистер Ханли, и этот Джо, и другие люди, которых он привлечет к этому делу, и в любую секунду, в любой день все может рухнуть — вся моя карьера, мое будущее, вся моя жизнь. Потому что когда-то мистеру Ханли понадобятся деньги, и он обратится ко мне, зная, что я не откажу, или он ляпнет кому-нибудь, о какой услуге просила эта миллионерша и что она нашла кого-то другого, когда он отказал. Или полиция может арестовать Джо — не сейчас, когда-нибудь, за что-то другое, — и он заодно выложит все про меня.

Да неважно, как это может произойти, — главное, что может и я не застрахована от того, что завтра, или сегодня, или через пять минут, или пять лет в мою дверь не позвонит полиция и не упечет меня за заказ убийства лет на восемьдесят восемь. Здесь любят такие идиотские сроки, и весь остаток жизни — а я надеюсь, что у меня большой остаток, мне двадцать три года всего — я буду жить и оглядываться. Нет, я не сойду с ума, я смогу убрать эту мысль очень глубоко и далеко — но это может произойти, не говоря о том, что после убийства Ленчика могут явиться за мной другие люди, тот же местный мафиози Берлин. Да даже может быть такое, что кто-то из моих охранников прочитает в газете об убийстве группы русских мафиози, и увидит их фото или репортаж по ТВ, и вспомнит, что я ними встречалась трижды и что незадолго до их смерти я поехала в дискотеку, почему-то с сумочкой, которую забыла и за которой возвращалась, словно не зная заранее, понадобится ли мне ее содержимое, и все сопоставит.

А значит, выигрываю я только одно — рассчитываюсь за смерть Яши, плачу, так сказать, по счетам. Выигрываю сегодня — не зная, что будет завтра, то есть все равно мне надо отсюда уезжать, и чем быстрее, тем лучше. Надо бросить все, что было здесь, оставить позади чуть больше года прекрасной и два месяца очень неприятной жизни. Прощай, Америка, прощай, Голливуд, прощай, все хорошее, что было здесь, — и все мои воспоминания, связанные с Лос-Анджелесом.

Грустно становится, и даже очередная рюмка грусть не растворяет. Что ж, такая карма мне выпала — после года счастливой жизни с тобой и года несчастливой вынуждена была уехать из Москвы, а теперь вот должна уезжать отсюда. Оставляя позади очередной этап, кусок прошлого, в который уже не вернусь, с которым расстаюсь навсегда. Только в этот момент понимаю, что я очень люблю Лос-Анджелес и хотела бы жить здесь и жить — только вот поздно уже.

Был ли другой выход? Был, конечно, — отдать Ленчику деньги. Неважно, вышло бы так или нет, — я ведь думала уже, что он, скорее всего, убрал бы меня все же, не сразу, через пару месяцев, или дальше бы рвал из меня бабки, — но предположим, что вышло бы. И я могла бы существовать по-прежнему, существовать спокойно — потеряв при этом лицо. Никто бы об этом не узнал, а кто узнал бы обо всей ситуации, сказал бы, что я поступила правильно, — но я бы всегда помнила, что совершила, и поэтому для меня это был бы не выход. Уж лучше сохранить лицо, и не просто сохранить, но отплатить кровью за кровь близкого человека, а возможно, двух — и бежать, и скрыться, все бросив.

А почему бросив, собственно? Не должна миллионерша ничего бросать, так что прямо с завтрашнего дня надо начать думать, как перевести подальше большую часть денег, трогать или нет Яшино наследство. На все про все у меня неделя или десять дней — хотя во избежание риска я ведь могу уехать, оставив Ханли деньги для Джо, он возьмет, если я ему и его долю отдам. Мне ведь не обязательно дожидаться, пока все произойдет, я ведь все равно этого не увижу, а лос-анджелесскую газету я могу и в другой стране купить.

Так стоит ли ждать? Завтра же скажу Мартену, что все отменяется на время, что я устала и хочу устроить себе отпуск в Европе, и мне жаль, но деньги я вкладывать пока не буду, и что его, то его, а остальное — простите. Он поверит в это “пока”, к тому же я могу соврать, что Юджин хочет купить дом во Франции, к примеру, и мы там поживем где-то с полгода, а потом вернемся. Это и будет официальная версия, а параллельно надо найти специалиста по финансам и проконсультироваться с ним насчет перевода денег — в этом мне мой банк поможет, тем более что полностью закрывать счет я не буду или просто переведу все в европейский филиал их банка, им это удобно и вопросов не вызовет. Дом потом можно продать, но, даже если власти здесь начнут меня искать и я его потеряю в итоге — невелика потеря. Яшино наследство? Виктор мне дал адрес адвоката — свяжусь с ним уже из Европы, такие вопросы и по факсу можно решить, а ему главное — комиссионные получить, и все проблемы. Все деньги Корейца на моем счету — за исключением какой-то мелочи: порядка миллиона.