Даю тебе семь дён на отдых. Когда вернусь, будь здесь, как штык. Прощай!
Опять вернулся я в так полюбившуюся мне Моржанку. И матушка слезами радости умылась. С Егором мы ходили на рыбалку и собирали землянику мы в лесу, ведь лето возвратилось.
Я отдохнул, поправился, а время будто бы остановилось. Я на природе воздухом волшебным наслаждался, его я пил как сладкое вино, и привкус на губах моих остался.
Мне пенье птиц в лесу так радовало слух, что лучше музыки иной оно звучало. Я будто бы воспрял, ведь раньше был я к этим звукам глух.
Но возвращаться мне пора. Я путешествие готов начать сначала.
И вот я вновь в столицу славную попал. Мой Государь вернулся только через день. Тотчас меня призвав к себе, он строго обозначил суровое, серьёзное задание:
— Ну, князь, как там матушка? Здорова ли?
— Да, Государь, и шлёт тебе привет сердечный и поклон нижайший. Варений да солений я домашних тебе привёз и слугам передал.
— Благодарстую. Но к делу.
— Тебя я отправляю в земли Италийские. В волшебную Флоренцию. чтобы прояснил ты для меня то покушение дерзкое на братьев Медичи…
Вновь мы в подвал спустились. И процедуру прежнюю я тут же пережил. А вот и вспышка!
Очнулся я в изысканном палаццо, среди гостей, на праздничном приёме в честь дня рождения понтифика — Святого папы Римского, Сикста IV. Так оказалось, что я член семейства банкиров флорентийских — Пацци.
О сколь сильна и безгранична наша ненависть к правителю — Лоренцо Медичи и к его брату, Джулиано! Приём проходит во дворце правителя. Здесь «сливки» общества — вся знать. Блистают роскошью одежды, украшения: бриллианты и сапфиры, изумруды и рубины! Красавиц сколько здесь, я никогда таких прелестных дам и не мечтал увидеть прежде!
Узнал я, что назавтра, то есть в день апреля двадцать шестой, а год то был 1478, во время мессы мы в святом соборе Эль-Домо кинжалами заколем ненавистных братьев Медичи. Лоренцо, что правителем был в тот момент Флоренции, и брата младшего его, конечно, Джулиано.
Весь план составлен тщательнейше был. О нём я вам поведаю буквально. И все предшествующие той подготовке события я также опишу.
История же ненависти рода Пацци к роду Медичи вполне проста.
Когда дед Лоренцо Великолепного стал правителем Флоренции, то из Тосканы прибыл он сюда, и имя ему Козимо.
Род Пацци — древний род вельмож известных флорентийских, банкиров богатейших, на тот пост претендовал.
Но сильною рукою Козимо Старший эту волю подавил и власть к рукам прибрал.
Стал Папе Римскому финансовые он оказывать услуги, и в милость он к нему входил. Давал ему он ссуды без процентов. Почти за тридцать лет правления (хоть изгонялся он неоднократно, но вновь с триумфом возвращался) род Медичи несказанно он обогатил.
А после смерти Козимо пытались Пацци снова сеять смуту. Из этого не вышло ничего. Двадцатилетний на престол вступил Лоренцо. Он образован был, умён, хитёр. Он меценатом был, художникам, актёрам, ваятелям он помогал. Сам был поэтом он великолепным, и образцы тосканской лирики оставил он потомкам.
В душе у Пацци закипала ненависть крутая, безоглядная. Они считали произволом, что ими правит этот «выскочка». И целых девять лет они его терпели! Но выносить его правление больше не могли… Помог вдруг случай.
Лоренцо, как и дед его, банкиром папским был. В то время правил Папа Сикст IV, который попросил у банка Медичи очередной заём. Хотел купить он город в собственность, что прозывался Имола. Но был, практически, тот город в землях флорентийских, совсем недалеко был расположен от Флоренции самой.
Лоренцо в займе отказал. Был вне себя от злости Папа.
Но не без добрых мир людей. Мы, Пацци хитрые, гонца к престолу ко Святому снарядили, свои услуги в займе предложив.
И Папа Сикст IV деньги принял, тем самым и Лоренцо разозлив.
На тот момент мы подружились очень с герцогом Урбино, что был любимцем Папы, и даже капитаном его войска. Он имя настоящее имел — Федерико де Монтефельтро.
В сражении лишился глаза он правого. Оказывал услуги Папе он бесценные, за это им был в герцоги произведён.
Узнав о ненависти нашей к Медичи, он предложил нам план. Ну, а когда про наш заём для Папы он услышал, то с Папой этот план согласовал. Но Папа не хотел кровопролитья.
Его заверил герцог сам Урбино, что это будет заговор бескровный. Но мы-то знаем, что такое невозможно! Просили герцога Урбино мы, сносясь с ним по секретной переписке, чтоб Папу Сикста он Четвёртого сумел бы убедить, что братьев Медичи нам предстоит убить.
Та долго продолжалась переписка. План созревал не медленно, не быстро.
Но Папу Сикста герцог сам Урбино убедить сумел, что, дескать, видимо, для Медичи таков удел!
Был герцог тот Урбино мастер шифра. Специальные нам шифры переслал. Могли мы ежедневно их менять. И вряд ли кто-то это мог расшифровать или понять! Подобным же набором шифров он переписку с самим Папой вёл.
И вот внезапно день ключевой уж подошёл. План был таков.
Во-первых, герцог сам Урбино со своим войском незаметно к Флоренции он стенам подойдёт. В лесу укрывшись, будет ждать сигнала.
Сигнал мы подадим, когда убьём мы братьев. А войско нам потребуется для того, чтобы предотвратить возможность беспорядков во Флоренции. А мы, Пацци, в это время тихо власть захватим.
Тем более, что Папа нас благословил.
Лишь одного ужасно опасался Папа Сикст IV. Чтоб о его участии бы ни одна душа живая, кроме нас, вовеки не узнала!
Ему священную мы клятву дали в том.
А мы, семейство Пацци со сторонниками нашими, вооружённые кинжалами, войдём в Святой собор Эль-Домо, чтоб в мессе поучаствовать. Ведь это будет воскресенье, день святой Пасхи, 26 апреля.
Надеялись мы, что оба брата непременно ту святую мессу посетят…
Договорились мы, когда архиепископ поднимет хлеб — Христово тело, — прежде чем таинство евхаристии начать. Кинжалы мы достанем и заколем этих Медичи!
Мы одного наёмника хотели привлечь к нам, в наши ряды его ввести. Он звался граф де Монтесекко. Но наотрез вдруг отказался он, дав клятву, что не выдаст нас.
И вот настало воскресенье, день Святой Пасхи. В назначенное время мы отправились в собор. Из Медичи явился первым Джулиано. Он был любимцем общим, и его приветствовала криками толпа.
Его на входе в храм приветствовал Франческо деи Пацци. Его он обнял. То было сделано, чтобы проверить: нет ли на нём оружия или кольчуги. А вскоре прибыл и правитель сам — Лоренцо Медичи, по прозвищу Великолепный.
Собор был полон. Служба началась. А оба Медичи в разных концах Собора оказались.
Когда момент оговорённый наступил, Франческо деи Пацци, сзади к Джулиано подбежав, нанёс ему удар ужасный. А после стал его разить как сумасшедший. Ему нанёс примерно 19–20 он ударов. Но в возбуждении поранился и сам: себе попал он дважды в ногу.
В этот момент другой из Пацци пытался сзади броситься к Лоренцо. Тот обернулся вовремя, плащом удар удачно отразив. Второй удар, легко скользнув по шее, за ухом рану неглубокую оставил.
Охранники Лоренцо подхватили, во внутренний придел его ввели, а за собою бронзовые двери накрепко закрыли. Тут выскочил на улицу Франческо деи Пацци и стал кричать народу:
— Свобода! Больше нет диктатора! Идёмте во дворец!
Народ же это встретил молча.
Мы поняли, что проиграли…
И мы спасаться бегством стали. Сообщники сбежали раньше.
Тут вышел на балкон Лоренцо сам Великолепный. Его приветствовал народ с великим ликованьем, показывая, что поддерживает лишь его!
А в это время в храме в луже крови лежало тело бездыханное его брата — Джулиано.
Спасаться бегством мне, как Пацци, не пришлось.
Мгновенно перенёсся я обратно, в палату к Государю.
Мне Государь сказал:
— Благодарю за службу. Теперь ты многое мне прояснил: кто заговора главный был зачинщик.
— Считалось раньше — это только Пацци. А оказалось всё сложнее и запутанней намного. Да, между прочим, мне конец истории той ведом. Желаешь ли услышать здесь его?