Но если космическія причины — прямо или косвенно — оказываютъ столь могущественное вліяніе на годовое количество противу-общественныхъ поступковъ; если физіологическія причины, коренящіяся въ тайникахъ строенія тѣла, являются также могучимъ факторомъ, ведущимъ къ правонарушеніямъ, — что же останется отъ теорій созидателей уголовнаго права, если мы къ вышеуказаннымъ причинамъ тѣхъ явленій, которыя именуются преступленіями, прибавимъ еще соціальныя причины?
Въ древности былъ обычай, согласно которому всякая коммуна (кланъ, марка, община, вервь) считалась, вся, въ ея цѣломъ, отвѣтственной за каждый противу-общественный поступокъ, совершенный кѣмъ бы то ни было изъ ея членовъ. Этотъ древній обычай теперь исчезъ, подобно многимъ хорошимъ пережиткамъ стараго общиннаго строя. Но мы снова возвращаемся къ нему и, переживъ періодъ ничѣмъ не сдерживаемаго индивидуализма, мы снова начинаемъ чувствовать, что все общество въ значительной мѣрѣ отвѣтственно за противу-общественные поступки, совершенные въ его средѣ. Если на насъ ложатся лучи славы геніевъ нашей эпохи, то мы не свободны и отъ пятенъ позора за дѣянія нашихъ убійцъ.
Изъ года въ годъ сотни тысячъ дѣтей выростаютъ въ грязи — матеріальной и моральной — нашихъ большихъ городовъ, ростутъ заброшенными, среди населенія, деморализованнаго неустойчивой жизнью, неувѣренностью въ завтрашнемъ днѣ и такой нищетой, о какой прежнія эпохи не имѣли и представленія. Предоставленные самимъ себѣ и самымъ сквернымъ вліяніямъ улицы, почти лишенные всякаго присмотра со стороны родителей, пригнетенныхъ страшной борьбой за существованіе, эти дѣти чужды даже представленія о счастливой семьѣ; но зато, съ самаго ранняго дѣтства, они впитываютъ въ себя пороки большихъ городовъ. Они вступаютъ въ жизнь, не обладая даже знаніемъ какого-либо ремесла, которое могло бы дать имъ средства къ существованію. Сынъ дикаря учится у отца искусству охоты; его сестра съ дѣтства пріучается къ веденію несложнаго хозяйства. Но дѣти, которыхъ отецъ и мать должны съ ранняго утра покидать свои грязныя логовища въ поискахъ за какой-нибудь работой, чтобы какъ-нибудь пробиться въ теченіе недѣли, — такія дѣти вступаютъ въ жизнь менѣе приспособленными къ ней, чѣмъ дѣти дикарей. Они не знаютъ ремесла; грязная улица замѣняетъ имъ домъ; обученіе, которое они получаютъ на улицахъ, извѣстно тѣмъ, кто посѣщалъ мѣста, гдѣ расположены кабаки бѣдняковъ и мѣста увеселенія болѣе состоятельныхъ классовъ.
Разражаться негодующими рѣчами по поводу склонности къ пьянству этого класса населенія, — нѣтъ ничего легче. Но если бы господа обличители сами выросли въ тѣхъ же условіяхъ, какъ дѣти рабочаго, которому каждое утро приходится пускать въ ходъ кулаки, чтобы занять мѣсто у воротъ лондонскихъ доковъ, — многіе ли изъ нихъ воздержались бы отъ посѣщенія изукрашенныхъ кабаковъ, — этихъ единственныхъ «дворцовъ», которыми богачи вознаградили дѣйствительныхъ производителей всѣхъ богатствъ.
Глядя на это подростающее населеніе всѣхъ нашихъ крупныхъ мануфактурныхъ центровъ, мы перестаемъ удивляться, что наши большіе города являются главными поставщиками человѣческаго матеріала для тюремъ. Наоборотъ, я всегда удивлялся, что такое сравнительно незначительное количество этихъ уличныхъ дѣтей становится ворами и грабителями. Я никогда не переставалъ удивляться тому, насколько глубоко вкоренены соціальныя чувства въ людяхъ девятнадцатаго вѣка, сколько доброты сердца въ обитателяхъ этихъ грязныхъ улицъ; лишь этимъ можно объяснить, что столь немногіе изъ среды выросшихъ въ совершенной заброшенности объявляютъ открытую войну нашимъ общественнымъ учрежденіямъ. Вовсе не «устрашающее вліяніе тюремъ», а эти добрыя чувства, это отвращеніе къ насилію, эта покорность, позволяющая бѣднякамъ мириться съ горькой судьбой, не выращивая ихъ въ своихъ сердцахъ глубокой ненависти, — лишь они, эти чувства, являются той плотиной, которая предупреждаетъ бѣдняковъ отъ открытаго попранія всѣхъ общественныхъ узъ. Если бы не эти добрыя чувства, давно бы отъ нашихъ современныхъ дворцовъ не оставалось камня на камнѣ.
А въ это же время, на другомъ концѣ общественной лѣстницы деньги, — этотъ овеществленный человѣческій трудъ, — разбрасываются съ неслыханнымъ легкомысліемъ, часто лишь для удовлетворенія глупаго тщеславія. Когда у стариковъ и работящей молодежи часто не хватаетъ хлѣба, и они изнемогаютъ отъ голода у дверей роскошныхъ магазиновъ, — дворцовъ, въ этихъ магазинахъ богачи тратятъ безумныя деньги на покупку безполезныхъ предметовъ роскоши.
Когда все окружающее насъ — магазины и люди, которыхъ мы встрѣчаемъ на улицахъ, литература послѣдняго времени, обоготвореніе денегъ, которое приходится наблюдать каждый день, — когда все это развиваетъ въ людяхъ ненасытную жажду къ пріобрѣтенію безграничнаго богатства, любовь къ крикливой роскоши, тенденцію глупо швырять деньгами для любой явной, или сохраняемой въ тайнѣ цѣли; когда въ наших городахъ имѣются цѣлые кварталы, каждый домъ которыхъ напоминаетъ намъ, какъ человѣкъ можетъ превращаться въ скота, несмотря на внѣшнія причины, которыми онъ прикрываетъ это скотство; когда девизомъ нашего цивилизованнаго міра можно поставить слова: «Обогащайтесь! Сокрушайте все, что вы встрѣтитена вашемъ пути, пуская въ ходъ всѣ средства, за исключеніемъ развѣ тѣхъ, которыя могутъ привести васъ на скамью подсудимыхъ!» — когда, за немногими исключеніями, всѣхъ, отъ землевладѣльца до ремесленника, учатъ каждый день тысячами путей, что идеалъ жизни — такъ устроить свои дѣла, чтобы другіе работали на васъ; когда тѣлесная работа настолько презирается, что люди, которые рискуютъ заболѣть отъ недостаточнаго тѣлеснаго упражненія, предпочитаютъ прибѣгать къ гимнастикѣ, подражая движеніямъ пильщика или дровосѣка, вмѣсто того, чтобы дѣйствительно заняться распиливаніемъ дровъ или копаніемъ земли; когда загрубѣвшія и почернѣвшія отъ работы руки считаются чѣмъ-то унизительнымъ, а обладаніе шелковымъ платьемъ и умѣнье держать прислугу въ «ежевыхъ рукавицахъ» считается признакомъ «хорошаго тона»; когда литература является гимномъ богатству и относится къ «непрактичнымъ идеалистамъ» съ презрѣніемъ, — зачѣмъ толковать о «врожденной преступности»? Вся эта масса факторовъ нашей жизни вліяетъ въ одномъ направленіи: она подготовляетъ существа, неспособныя къ честному существованію, насквозь пропитанныя противу-общественными чувствами!
Если наше общество съорганизуется такъ, что для каждаго будетъ возможность постоянно работать для общеполезныхъ цѣлей, — для чего, конечно, понадобится полная передѣлка теперешнихъ отношеній между капиталомъ и трудомъ; если мы дадимъ каждому ребенку здоровое воспитаніе, обучивъ его не только наукамъ, но и физическому труду, давъ ему возможность въ теченіи первыхъ двадцати лѣтъ его жизни пріобрѣсть знаніе полезнаго ремесла и привычку къ честной трудовой жизни, — намъ не понадобилось больше ни тюремъ, ни судьей, ни палачей. Человѣкъ является результатомъ тѣхъ условій, въ которыхъ онъ выросъ. Дайте ему возможность — вырости съ навыкомъ къ полезной работѣ; воспитайте его такъ, чтобы онъ съ ранняго дѣтства смотрѣлъ на человѣчество, какъ на одну большую семью, ни одному члену которой не можетъ быть причинено вреда безъ того, чтобы это не почувствовалось въ широкомъ кругѣ людей, а въ концѣ концовъ и всѣмъ обществомъ; дайте ему возможность воспитать въ себѣ вкусъ къ высшимъ наслажденіямъ, даваемымъ наукой и искусствомъ, — наслажденіямъ болѣе возвышеннымъ и долговременнымъ, по сравненію съ удовлетвореніемъ страстей низшаго порядка, — и мы увѣрены, что обществу не придется наблюдать такого количества нарушеній тѣхъ принциповъ нравственности, съ которыми мы встрѣчаемся теперь.
Двѣ-трети всѣхъ правонарушеній, а именно всѣ такъ-называемыя «преступленія противъ собственности» или совершенно исчезнутъ, или сведутся къ ничтожному количеству случаевъ, разъ собственность, являющаяся теперь привиллегіей немногихъ, возвратится къ своему дѣйствительному источнику — общинѣ. Что же касается «преступленій, направленныхъ противъ личности», то число ихъ уже теперь быстро уменьшается, вслѣдствіе роста нравственныхъ и соціальныхъ привычекъ, которыя несомнѣнно развиваются въ каждомъ обществѣ и несомнѣнно будутъ возрастать, когда общіе интересы всѣхъ станутъ тѣснѣе.