Но, даже среди этихъ полутруповъ, сколькихъ недоставало изъ числа тѣхъ товарищей, которые судились одновременно съ ними! Сколько изъ нихъ осталось погребенными въ Трубецкомъ равелинѣ? Съ тѣхъ поръ, какъ прямыя сношенія съ крѣпостью прервались, неизвѣстно ничего о происходящемъ въ равелинѣ, и лишь ужасные слухи о позорномъ насиліи ходили по Петербургу, при чемъ на это насиліе указывали, какъ на причину смерти Людмилы Терентьевой.
Мы не исчерпали всѣхъ ужасовъ… Остается разсказать еще объ oubliettes алексѣевскаго равелина. Четыре года тому назадъ, нѣкоему м-ру Лансделлю позволили заглянуть въ два каземата Трубецкого бастіона и онъ вслѣдъ за тѣмъ торжественно отрицалъ въ англійской печати самое существованіе полуподземныхъ казематовъ Трубецкого равелина, которые были описаны въ «Times'ѣ». М-ръ Лансделль задавалъ вопросъ: «Куда же дѣвались всѣ эти „cachots“, „oubliettes“, и темные казематы Петропавловской крѣпости, о которыхъ намъ столько говорили?» Я тогда отвѣтилъ на этотъ вызовъ слѣдующимъ образомъ:
«Я не буду отрицать существованія „oubliettes“ въ крѣпости, хотя бы уже потому, что даже въ настоящее время въ Россіи исчезаютъ люди такъ безслѣдно, что никто не можетъ дознаться мѣста ихъ пребыванія. Въ видѣ примѣра, я укажу на Нечаева. Онъ убилъ въ Москвѣ шпіона, убѣжалъ въ Швейцарію и былъ выданъ федеральнымъ совѣтомъ съ тѣмъ условіемъ, что русское правительство отнесется къ Нечаеву, какъ къ обыкновенному уголовному преступнику, а не какъ къ своему политическому врагу. Судомъ присяжныхъ въ Москвѣ онъ былъ приговоренъ къ каторжнымъ работамъ и послѣ всякаго рода истязаній, о которыхъ я говорю въ другомъ мѣстѣ, — онъ исчезъ. Согласно закону, онъ долженъ бы находиться въ настоящее время на Карѣ, или на Сахалинѣ или въ одной изъ каторжныхъ колоній Сибири. Но мы знаемъ, что въ 1881 г. его не было ни въ одномъ изъ этихъ мѣстъ. Гдѣ же онъ? Въ прошломъ году ходилъ слухъ, что ему удалось убѣжать изъ крѣпости, но слухъ этотъ не подтвердился; и я имѣю нѣкоторыя причины предполагать, что онъ два года тому назадъ находился, — а можетъ быть и теперь находится, — въ одномъ изъ крѣпостныхъ казематовъ. Я не утверждаю, что съ нимъ тамъ плохо обращаются; напротивъ, я предполагаю, что онъ, подобно всѣмъ другимъ политическимъ заключеннымъ, успѣлъ завоевать симпатіи своихъ тюремщиковъ, и я надѣюсь, что онъ помѣщенъ въ удобообитаемой камерѣ. Но вѣдь онъ имѣетъ право быть теперь въ Сибири и пользоваться сравнительной свободой въ карійской вольной командѣ, вблизи рудниковъ. У него имѣются родные и друзья, которымъ хотѣлось-бы узнать, наконецъ: живъ ли онъ и если живъ, то гдѣ находится? И я спрашиваю, въ свою очередь, м-ра Лансделля: достаточно ли онъ увѣренъ въ справедливости того, что ему сказали о крѣпости люди, разрѣшившіе ему осмотръ крѣпости и уполномочиваетъ ли онъ насъ написать друзьямъ Нечаева, что въ крѣпости нѣтъ никакихъ „oubliettes“ и что они должны искать его въ какомъ-либо другомъ мѣстѣ?»[19]
Конечно, какъ и слѣдовало ожидать, вопросъ мой остался безъ отвѣта, но съ тѣхъ поръ само русское правительство признало существованіе «oubliettes» въ крѣпости, предоставляя своимъ англійскимъ восхвалителямъ выпутываться изъ этого противорѣчія, какъ имъ заблагоразсудится. Правительство отдало подъ судъ солдатъ за доставку писемъ именно въ эти «oubliettes» алексѣевскаго равелина!
Въ 1882 восемнадцать человѣкъ солдатъ, состоявшихъ на караулѣ въ алексѣевскомъ равелинѣ, были преданы военному суду, вмѣстѣ съ студентомъ медицины, Дубровинымъ[20]. Солдаты обвинялись въ томъ, что они тайно передавали письма трехъ заключенныхъ въ равелинѣ студенту Дубровину и обратно. Обвинительный актъ, подписанный военнымъ прокуроромъ, полковникомъ Масловымъ, былъ напечатанъ цѣликомъ[21]; приговоръ суда былъ опубликованъ въ петербургскихъ газетахъ. Изъ обвинительнаго акта видно, что въ 1881 г. въ равелинѣ содержались четыре человѣка. Въ текстѣ акта они не поименованы: прокуроръ упоминаетъ о нихъ, какъ объ арестантахъ, занимающихъ камеры № 1, № 5, № 6 и № 13. До ноября 1879 г., — говорится въ актѣ, — въ равелинѣ было лишь два государственныхъ преступника: въ камерахъ № 5 и № 6. Въ ноябрѣ былъ привезенъ третій арестантъ, котораго помѣстили въ камерѣ № 1, а въ слѣдующемъ году (19 ноября 1880 г.) — четвертый, занявшій камеру № 13. Этотъ послѣдній арестантъ, — какъ видно изъ вышеупомянутаго оффиціальнаго документа, — былъ Ширяевъ. Солдаты, между прочимъ, обвинялись въ томъ, что они вели разговоры «преступнаго содержанія» съ арестантомъ № 5; что они передавали письма арестантовъ №№ 1, 5 и 13 другъ къ другу и, что, со времени прибытія послѣдняго (№ 13), они начали носить письма изъ равелина къ студенту Дубровину и приносить въ равелинъ періодическія изданія, письма и деньги, которыя они передавали тремъ изъ находившихся въ равелинѣ арестантовъ.
Разговоры «преступнаго содержанія», которые солдаты вели съ арестантомъ № 5, приведены въ обвинительномъ актѣ, по показаніямъ самихъ солдатъ во время предварительнаго слѣдствія; и, очевидно, что разговоры эти крѣпко засѣли въ памяти солдатъ. «Солдатъ и мужиковъ, — говорилъ № 5 — теперь обижаютъ, но скоро настанетъ другое время…» и т. д.
№ 5, — какъ мы знаемъ теперь, — былъ никто иной, какъ Нечаевъ. Печатая глубоко интересный оффиціальный документъ, отрывки изъ котораго мы привели выше, «Вѣстникъ Народной Воли» привелъ также нѣсколько писемъ, полученныхъ Исполнительнымъ Комитетомъ отъ Нечаева. Теперь, значитъ, можно съ увѣренностью сказать, что русское правительство, давшее швейцарской республикѣ при выдачѣ Нечаева торжественное обѣщаніе въ томъ, что послѣдній будетъ разсматриваемъ лишь въ качествѣ уголовнаго преступника, — сознательно и преднамѣренно лгало. Къ Нечаеву никогда не относились какъ къ простому уголовному преступнику. Московскимъ судомъ онъ былъ приговоренъ къ каторжнымъ работамъ, а не къ заключенію въ крѣпости. Но онъ не былъ посланъ ни въ Сибирь, ни въ одну изъ каторжныхъ тюремъ. Немедленно послѣ осужденія онъ былъ замурованъ въ Алексѣевскомъ равелинѣ и оставался тамъ съ 1874 г. Оффиціальный документъ — обвинительный актъ — прямо именуетъ его «государственнымъ преступникомъ».
Какова была судьба Нечаева въ равелинѣ? Теперь извѣстно, что правительство дважды дѣлало Нечаеву предложенія — «дать откровенныя показанія»; первый разъ — черезъ графа Левашова и второй — черезъ генерала Потапова. Нечаевъ съ негодованіемъ отказался. Предложеніе, сдѣланное генераломъ Потаповымъ, было настолько возмутительно и по формѣ и по содержанію, что Нечаевъ отвѣтилъ на него полновѣсной пощечиной могущественному сатрапу Александра II. Нечаева за это страшно избили, надѣли оковы на руки и ноги, и приковали цѣпями къ стѣнѣ каземата. Въ концѣ 1881 г. онъ написалъ, употребляя вмѣсто пера свой ноготь и вмѣсто чернилъ — собственную кровь, письмо къ Александру III, — замѣтимъ, кстати — очень скромное письмо, въ которомъ онъ указывалъ на его незаконное заключеніе въ крѣпости… Это письмо, копія котораго была сообщена Нечаевымъ Исполнительному Комитету и которое было позднѣе напечатано въ «Вѣстникѣ Народной Воли», было отдано Нечаевымъ лицу, случайно проходившему подъ окнами его каземата, во время какихъ-то починокъ въ равелинѣ; комендантъ крѣпости никогда не заходилъ въ камеру Нечаева, а смотритель равелина, конечно, не передалъ-бы подобнаго письма по назначенію.
Начиная съ лѣта 1882 г. нѣтъ прямыхъ свѣдѣній отъ самого Нечаева. Въ декабрѣ 1882 г. ходили слухи, что онъ, не выдержавъ постоянныхъ придирокъ, сдѣлалъ какую-то сцену смотрителю и былъ за это страшно избитъ, а, можетъ быть, даже и высѣченъ; опять-таки по слухамъ, спустя нѣсколько дней онъ покончилъ съ собой. Единственнымъ достовѣрнымъ извѣстіемъ является лишь то, что 5 или 8 декабря одинъ изъ заключенныхъ въ равелинѣ — умеръ. Исполнительный Комитетъ счелъ Нечаева умершимъ и въ концѣ 1883 г. опубликовалъ выдержки изъ его писемъ. Но, можетъ быть, онъ и до сихъ поръ живъ.