Лиза тоже безмерно удивилась, прочитав эти строки. Ведь на письмо с известием о венчании своей воспитанницы графиня не ответила. И впредь общения не поддерживала, а принимать визиты Дмитриевских во время их редких наездов в Москву всячески уклонялась, ссылаясь на слабое здоровье. Но при встрече все же снисходила до едва уловимого намека на кивок, окидывая обоих цепким взглядом через лорнет. При таком прохладном отношении Лиза и не ждала от графини поддержки. Поэтому с чувством глубокой признательности попыталась в очередной раз наладить отношения и написала Щербатской благодарственное письмо. Но письмо ее осталось без ответа, равно как и Лизавета Юрьевна осталась верна принятым когда-то решениям.
Впрочем, дело было не только в слухах. Нрав Александра особо не переменился. Люди по-прежнему шептались за его спиной, он открыто насмешничал и даже в обществе не пытался нацепить маску учтивости, что вызывало очередную волну обсуждений.
— Зачем ты делаешь это? — пеняла ему всякий раз после выхода в свет Лиза. — Ты даже не пытаешься быть любезным, Саша. Так нельзя! Я понимаю, что тебе неприятно всеобщее внимание к твоей персоне…
— Лицемерие и фальшь, — поправил жену Александр, осторожно отводя в сторону ее локоны, чтобы коснуться губами шеи. — Мне неприятны лицемерие и фальшь.
— D’accord, лицемерие и фальшь, — покорно повторяла за ним Лиза, стараясь держаться темы разговора и не обращать внимания на предательство собственного тела. — И все же. Ты не можешь переделать людей вокруг себя. И ты должен подумать о Наташе. Настанет время ей выезжать в свет. Кто же посватается к девице при таком отце?..
— Тот и будет хорош, кто смелости наберется, — усмехался в ответ Александр, расшнуровывая сорочку на ее груди и запуская руку под тонкое полотно. — А кто не осмелится, и даром не нужен Наташе, верно?
И Лиза не могла не согласиться с его доводами. Особенно когда он стягивал сорочку до талии и начинал целовать плечи и грудь. Кто мог бы и далее продолжать спор при таких обстоятельствах?
— …Помилуй нас, Боже по велицей милости Твоей, молим Ти ся, услыши и помилуй…
Голос диакона вновь возвратил Лизу под своды храма, и она залилась румянцем стыда за свои грешные мысли во время литургии. Даже вздохнула глубоко пару раз, что не осталось незамеченным для Александра. Не страдая молитвенным рвением, он, как обычно, откровенно скучал во время службы. И теперь бросил на нее встревоженный взгляд, безмолвно вопрошая, все ли в порядке. Лиза поспешила ответить легким кивком.
Жаль, что за молитвой никто не увидит сейчас, как внимателен и заботлив может быть граф Дмитриевский. Как не видели и его отношения к Наташе, совсем уж диковинное для человека его положения. Лизу до сих пор удивляла трепетная любовь мужа к их первенцу, темноволосой и голубоглазой дочери, появившейся на свет весной 1831 года.
Правда, такая сильная любовь пришла не сразу. Пока Наташа не встала крепко на ножки, Александр редко бывал в детской, боясь ненароком повредить младенчику, как признался однажды жене. Но когда дочь подросла, он очень к ней привязался, и порой Лизе казалось, что Наташа любит отца более матери, давшей ей жизнь. Справедливости ради стоит отметить, что девочка была с ней очень ласкова, но времени больше проводила с отцом. Особенно сейчас, когда Лиза носила второго ребенка и часто не могла сопровождать их на прогулках.
Словно в подтверждение ее мыслям Наташа посмотрела на Александра и расплылась в широкой озорной улыбке, когда он подмигнул ей в ответ.
«Ох, как же они похожи», — подумала Лиза, снова отвлекаясь от службы. Ей было по сердцу, что муж и дочь стали так близки, но порой все же возникали опасения, что Александр чересчур снисходителен к ребенку. Беспокоила и Пульхерия Александровна, уже успевшая раздать Наташе все свои драгоценности. Разве ж должно так воспитывать? Но Лиза уже по привычке одергивала себя за эти мысли, вспоминая строгое воспитание в доме графини Щербатской. Такого своей девочке она определенно не желала. Пусть лучше растет в любви и ласке.
За последние годы Пульхерия Александровна заметно сдала. Она все меньше передвигалась самостоятельно, сетуя на боли в коленях, и по дому перемещалась исключительно на кресле с колесами, которое толкал лакей. Для прогулок в парке Александр выписал из Англии «бат-коляску». Впрочем, в коляске, запряженной пони, чаще ездила по парку Наташа.
— Лишь бы дитя было весело, — приговаривала старушка. — А мне долго ли осталось? Досижу и на месте свой век.
А полгода назад Пульхерия Александровна почти оглохла, и теперь всегда носила при себе серебряный рожок. Вот и сейчас она сидела в кресле подле Александра и, приложив к уху рожок, внимательно слушала литургию. Старушка редко выезжала за пределы имения, но на воскресную службу силы находила. Правда, быстро утомлялась и иногда до самого причастия дремала, уронив рожок на колени. И всякий раз глядя на это, Лиза чувствовала, как у нее сжимается сердце от понимания, насколько постарела их добрая тетушка…
— …Еще молимся о милости, жизни, мире, здравии, спасении, посещении, прощении и оставлении грехов рабов Божиих, братии святаго храма сего, — разливался звучный голос, заполняя все пространство большой каменной церкви.
Несмотря на то, что строительство завершили три года назад, выписанные из столицы мастера еще не докончили роспись купола и стен, и у колонн кое-где еще стояли леса. До беременности, пока не стала чувствительна к запахам, Лиза частенько бывала здесь, наблюдая, как под кистью художника рождается святой образ. Особенно ей нравился лик Николая Чудотворца и его мудрые светлые глаза. Глядя на него, Лиза касалась кончиками пальцев медальона, приколотого к корсажу платья, и под холодным металлом ей чудилась мягкость оставшегося от Николеньки локона.
Именно у иконы святого Николая Лиза попросила послать им наследника мужского пола. Первая же ее горячая просьба исполнилась — на Ильин день Лиза поняла, что в тягости. Что касается второй… Лиза незаметно приложила под шалью ладонь к животу и тут же ощутила под рукой легкое шевеление. Коли Господь даст, будет наконец у Александра прямой наследник.
Под сводами храма раздался голос отца Феодора. Лиза посмотрела сперва на скучающего супруга, потом на дочь, которая, широко распахнув глаза, рассматривала роспись на ближней к ней колонне, а после перевела взгляд на стоявшее чуть поодаль многочисленное семейство Василя. После истории с Борисом Александр переменил завещание, понимая собственную недальновидность. Отныне в случае отсутствия у графа Дмитриевского сыновей наследником родовых земель становился его кузен, пусть это решение и не нравилось самому Александру.
За прошедшие годы в отношениях братьев ровным счетом ничего не переменилось. Василь все также жил милостями своего богатого родственника и не стремился менять свой легкомысленный образ жизни, несмотря на наличие супруги и четверых детей. Он поселился с семейством в Москве, где снимал целый этаж в одном из домов на Тверском бульваре. На великие же праздники, именины и на время летнего зноя приезжал в Заозерное.
Пульхерия Александровна и подросшая Наташа радовались визитам Василя, очарованные его обаянием и веселым нравом. Александр же совсем не разделял их восторгов, ведь помимо жены и детей кузен каждый раз привозил с собой многочисленные счета и долговые расписки. Расставались братья неизменно недовольные друг другом. Василь злился из-за «le sermon[421]», Александр же негодовал из-за неблагоразумия и взбалмошности кузена.
— Дело ли, имея четверых отпрысков, жить исключительно на мое содержание? — высказывал он порой в сердцах Лизе. — Я ему трижды место находил. Так нет же! Мыслимо ли дело Дмитриевскому на службе чиновничьей состоять? Не та кровь! А картами жить, то, вестимо, по крови! Все у него по недоразумению, все! Думал, женится — за ум возьмется, так нет! Приданое ничтожное промотал, имение разорил, в Совет[422] дважды уж заложил. А не дать денег — к тетушке побежит на жизнь жаловаться. Или все-таки не дать как-нибудь?