— Поверь, ему тоже больно, что он предал тебя. — Лиза уже сама не понимала, чего хочет больше сейчас — защитить Бориса или хоть как-то утешить Александра.

— Он написал мне о том, — бесстрастно проговорил Александр. — А также написал, что будет ждать моего вызова, что имеет намерение ответить за нанесенные мне обиды и всегда к моим услугам.

— Он ведь уехал, — прошептала в испуге Лиза. Случилось то, чего она страшилась более всего на свете. Словно прошлое все-таки настигло их и закружило своей волной.

— Он будет ждать моего письма до начала зимы в Вильно. Потом едет дальше. Но всегда готов вернуться в Заозерное, чтобы дать мне ответ, — пояснил Александр.

Лиза тщетно пыталась прочитать в полумраке галереи по его лицу, как он намерен поступить.

— За кого ты тревожишься больше? — спросил он, заметив ее волнение, и она вспыхнула из-за обвинения, звучавшего в его голосе. Вскочила на ноги, но Александр вовремя поймал за руку и удержал. — Ты ведь когда-то любила его.

— А ты любил Нинель! — сорвалось с губ Лизы прежде, чем она успела хорошо обдумать ответ.

Он приподнял брови и вдруг рассмеялся довольно, распознав нотки ревности в резком ответе, а потом потянул Лизу на себя и усадил на колени, невзирая на слабое сопротивление.

— Touché, ma chatte! — прошептал Александр, дергая ее игриво за локон. Но тут же, отбросив веселость, перевел взгляд на семейный портрет. Лиза даже забыла дышать, пока ждала, когда он снова заговорит. И едва не заплакала от облегчения, услышав тихое, но твердое:

— Бог ему судья. — Александр заметил ее взгляд и слегка нахмурился: — Слаб кажусь?

— Напротив, — улыбнулась Лиза, чувствуя, как любовь к этому мужчине снова переполняет ее сердце. Она знала, что он именно таков.

— И так уже отсыпано сполна. Смерть матери, болезнь… Грешно требовать ответа от того, кто одной ногой в могиле стоит. Ты так побледнела. Ты не знала?

Лиза догадывалась, что Борис смертельно болен, но все же не хотела верить. Разве не сказал он, что италийское побережье исцелит его? Довольно смертей в ее жизни! Внезапно она почувствовала приступ дурноты: показалось, что полумрак портретной уж слишком схож с могильной темнотой. Разгадав ее состояние, Александр легко поставил Лизу на ноги и, приобняв за талию, вывел из галереи через распахнутые французские окна в залитый солнечным светом цветущий сад. «Будто Аид вывел свою Персефону из подземного мира», — невольно подумалось Лизе. На свежем воздухе ей сразу же стало лучше. Или присутствие встревоженного Александра, растирающего ей запястья, так благотворно на нее повлияло?

— Прости, я не должен был говорить тебе. Полагал, ты знаешь, — проговорил он. — Позабыл, что не следует говорить всего, что нужно беречь…

— Напротив, — поспешила возразить Лиза. — Я в полном здравии. Не нужно хранить меня будто мейсенский фарфор! Я другая!

— Определенно, — шутливо согласился Александр, делая вид, что не распознал в ее словах намека на его первый брак. А потом проложил уже серьезнее, видя ее решительный взгляд: — D’accord, изволь, правду так правду. Я не хочу, чтобы ты заблуждалась на мой счет. Я не простил и, думаю, никогда не прощу. И в чем-то, быть может, мой отец был прав, ограждая семью от угрозы извне.

Лиза изо всех сил сдержала возражения, понимая его правоту. Для Дмитриевских подобное родство всегда будет угрозой. Для Александра и его детей. Их детей. И она догадывалась, что отныне за Борисом будут пристально следить люди Александра. Береженого бог бережет…

— Впрочем, худого для него не желаю, — продолжил Александр. — Не представлял никогда, что скажу такое, но — Бог ему судья. Истинно так. Пусть едет, куда желает.

Лиза обеими руками схватила ладонь мужа и порывисто сжала, чем явно его смутила.

— Ну, полно-полно! Что ты право! — Александр неловко высвободил руку из ее захвата. А потом ласково провел кончиками пальцев по лицу жены и прошептал с лукавой усмешкой: — Видишь, каким ты делаешь меня? Эдак скоро с руки есть буду.

Лиза недоверчиво взглянула исподлобья, и он от души рассмеялся. А она почувствовала, как отпускает ее напряжение последних дней, тихо радуясь, что внутренние демоны более не терзают Александра. Таким безмятежным и расслабленным он заставлял ее влюбляться в себя еще сильнее. Хотя куда уж сильнее?

От приятных мыслей Лизу отвлек холодок металла, когда на палец скользнуло знакомое кольцо с голубым топазом в обрамлении жемчужин. Фамильное обручальное кольцо Дмитриевских.

— Tantine тревожится, что ты без кольца венчального осталась. — В темных глазах Александра плясали смешинки. Но в тот же миг взгляд его посерьезнел и наполнился мягким светом: — Ты мое воздаяние, ma Elise. Когда-то в этом самом саду я говорил тебе, что ни во что не верю. И когда-то я сказал, что ты перевернула мою жизнь. Ты — мое воздаяние за все годы потерь и черноты, в которую я сам себя загонял. Я люблю тебя, моя Персефона…

Александр никогда прежде так прямо не признавался ей в своих чувствах. И Лиза на мгновение замерла, наслаждаясь новыми ощущениями. Это было так непривычно и так благостно, что она счастливо улыбнулась в ответ, заражая и его своим счастьем. Обхватила руками его шею и, приподнявшись на цыпочки, почти коснулась губами его губ.

— Скажи еще раз, — шепнула прямо у его рта, с трудом сдерживаясь, чтобы не поцеловать.

— Что сказать, моя Персефона? — Александр изобразил на своем лице притворное недоумение и засмеялся, когда Лиза издала протестующий возглас. И тогда он уступил ей, прежде чем прижаться к ее губам в нежном и страстном поцелуе: — Я люблю тебя, ma Elise…

Эпилог

Декабрь 1836 года,

Заозерное

— Рцем вси от всея души, и от всего помышления нашего рцем… — разносился по храму зычный голос диакона, отражаясь от каменных сводов.

— Господи помилуй, — отозвался мелодично хор, и десятки рук взметнулись ко лбам, чтобы сотворить крестное знамение.

Лиза краем глаза заметила, как поправила нянька пальчики Наташе, как направила ее руку, чтобы получился святой крест. А еще заметила, как на резкий жест няньки недовольно поморщился Александр. Оставалось надеяться, что никто более не обратил внимания на выражение лица хозяина Заозерного, потому что Лизе очень не хотелось снова слышать худые толки о супруге. Всякий раз ее жестоко ранили слова, не имеющие под собой ни толики истины.

Прошло столько времени. Еще в 1831 году Александр получил высочайшее прощение за связи с участниками мятежа на Сенатской. Запрет на свободное перемещение по империи и проживание в столице был снят. Все чаще двери дома в Заозерном открывались для многочисленных визитеров, а сама Лиза прослыла радушной хозяйкой. Но несмотря на перемены в судьбе графа, люди по-прежнему судачили на его счет, то и дело подкрепляя толки очередной красочной ложью.

В первые полгода после венчания Лизы и Александра особенно преуспела во лжи Варвара Алексеевна Зубова. Пожилая женщина была глубоко задета способом, который избрал Александр, чтобы узнать у ее внучки истинное имя Лизы. Из писем Натали, Лизе стало известно, что Зубовы поселились в Москве, а из рассказов общих знакомых — о том, как неприятно удивила Варвару Алексеевну новость о женитьбе графа. Видимо, это и подтолкнуло ее написать анонимное письмо о нарушениях условий ссылки соседа. Но и на том мадам Зубова не успокоилась: туманными намеками о тайном и спешном венчании Дмитриевского она дала большую почву для сплетен в московском обществе. Правда, продолжалось сие недолго — всего несколько недель, пока слухи не достигли ушей графини Щербатской.

«Вообрази мое безграничное удивление, ma chérie, — писала к Лизе Натали. — Я не успела даже толком обдумать stratégie и обсудить ее с La tête bien, как все пересуды разом прекратились. Говорят, сама mamaп накинула платок на грязный рот известной нам особы. Что именно было сказано — никому неведомо, но ce sera fait…^[420] А вскоре Зубовы вообще должны покинуть Москву. Говорят, руки mademoiselle Lydie попросил какой-то молодой помещик из Калужской губернии, и она ответила ему согласием»